Страница 13 из 91
Слух о таком поведении партизан быстро распространился в армейской среде. Вернувшиеся из плена солдаты рассказывали товарищам о человечности людей Фиделя, о том, что они не только не грабят и не насилуют, как это изображает командование, а за все получаемое от крестьян платят и даже их лечат.
Однажды один из бойцов сказал Че, что может с его согласия достать оружие, имеющееся у окрестных крестьян. Тот выдал ему письмо следующего содержания:
«Сеньоры, я узнал, что вы располагаете некоторым оружием, которое могло бы послужить делу Революции. Я приглашаю вас к сотрудничеству посредством передачи нам оружия.
Это письмо не дает право на реквизицию, а только, чтобы обратиться к вам с соответствующей просьбой. Че, командир 4-й революционной колонны»[65].
Или другой пример. Увидев, как трое его бойцов рубят и лакомятся початками сахарного тростника, Гевара поинтересовался, спросили ли они позволения у хозяина делянки. После отрицательного ответа каждый из провинившихся получил от командира по два ночных дежурства вне очереди. «Вы хорошо знаете наше правило — ничего не брать без согласия хозяев», — добавил он.
Крестьяне по достоинству оценили такое поведение повстанцев. Однако нельзя сказать, что сближение крестьян с партизанами проходило быстро или гладко. Это был противоречивый и сложный процесс. Много внимания и сил уделял этому и Че Гевара. Приходилось считаться с неграмотностью и политическим невежеством крестьян (гуахиро). Например, учитывая работу батистовских пропагандистов, представляющих партизан коммунистами, а также искаженные представления в народе о последних, Че ненавязчиво и деликатно противостоит антикоммунизму, особенно среди своих бойцов.
Однажды на привале один из партизан сказал, что война будет продолжаться и после свержения Батисты, ибо тогда настанет черед воевать против коммунистов(!). Присутствовавший при этом Че заметил бойцу: «Знаешь, с коммунистами очень трудно расправиться». «Почему?» — спросил тот. «Потому, — ответил командир, — что они находятся повсюду, и ты не знаешь, кто они и где они. Их невозможно схватить. Иногда ты говоришь с человеком, а он коммунист, но ты этого не знаешь»[66].
Более определенно он высказывался по этому вопросу в своих фельетонах, которые под псевдонимом Снайпер публиковал в печатном органе повстанцев «Эль Кубано либре» («Свободный кубинец»). В одном из них он писал:
«К вершинам нашей Сьерра-Маэстры события доходят из дальних стран через радио и газеты... Итак, мы читаем и слышим о волнениях и убийствах, происходящих на Кипре, в Алжире и Малайзии. Все эти события имеют общие черты... Все революционеры, независимо от страны или региона, в котором они действуют, получают тайную «помощь» от коммунистов.
Как весь мир похож на Кубу! Всюду происходит одно и то же. Группу патриотов, вооруженных или нет, восставших или нет, убивают, каратели еще раз одерживают «победу после длительной перестрелки». Всех свидетелей убивают, поэтому нет пленных.
Правительственные силы никогда не терпят потерь... Но часто это сплошная ложь. Сьерра-Маэстра — неопровержимое доказательство тому. И наконец, старое обычное обвинение в «коммунизме».
«Коммунистами, — иронизирует Гевара, — являются все те, кто берет в руки оружие, ибо они устали от нищеты, в какой бы это стране ни происходило... Демократами называют себя все те, кто убивает простых людей: мужчин, женщин, детей. Как весь мир похож на Кубу!»[67].
О внимании Че к политико-просветительской работе рассказывал участник партизанской войны Жоэль Иглесиас (о его приходе в отряд читатель прочтет позже):
«Поначалу, когда мы только обосновались в этом районе, круг наших собеседников был ограничен... Но понемногу вокруг нас собиралось все больше крестьян, которым мы могли доверять. И все это главным образом благодаря Че, его постоянному общению с людьми, его беседам. Так мы завоевывали симпатии этих людей. Всем было известно, кто мы, однако никто не донес на нас. Так вот, по вечерам мы вели беседы и говорили на разные темы: сколько будет людей у Фиделя, когда мы снова с ним соединимся, что будет после окончания войны. Но одна тема выплывала в наших разговорах чуть ли не каждый вечер — легенда о птице-ведьме, миф очень древний и крайне почитаемый в тех краях.
Рассказывали, что еще один испанец как-то выстрелил в эту птицу, но не убил ее, а сам чуть не поплатился жизнью: шляпа у него была пробита в нескольких местах. Был и один несчастный, который не верил, что есть такая птица, но однажды ночью она явилась ему, и с тех пор он калека.
Во время одной из таких бесед я заявил, что пусть только эта птица появится — я уложу ее из винтовки наповал. Крестьяне предупредили, что тот, кто говорит так, обязательно встретится с птицей и последствия будут самые печальные.
На следующий день все только и говорили о моей выходке, а некоторые даже отказывались выходить со мной ночью на улицу. Че, когда мы остались с ним наедине, спросил, что я думаю о птице и зачем я пообещал пристрелить ее. Я ему объяснил, что не верю в эту чертовщину. Че укоризненно посмотрел на меня и ничего не сказал.
Несколько дней спустя, когда мы опять вернулись с крестьянами к этой теме, я разъяснил гуахиро, что хотя сам не верю в птицу, тем не менее, уважаю мнение тех, кто верит»[68].
В результате спокойной, разъяснительной работы участились случаи прихода в отряд крестьян-добровольцев и солдат-дезертиров. Конечно, это таило в себе и определенный риск. По этому поводу Гевара сделал такую запись в своем дневнике:
«Батистовские солдаты уже знали о направлении нашего движения, потому что наш проводник (из местных крестьян. — Ю.Г.), как стало нам известно много лет спустя, был главным предателем и навел их на след нашего отряда. Отпустив этого проводника накануне ночью, мы допустили ошибку, которую не раз повторяли в ходе последующей борьбы, пока не поняли, что ненадежных людей из местного населения нельзя оставлять без надзора, когда находишься в опасном районе»[69].
Так постепенно накапливался, в том числе и у Че, партизанский опыт. Об этом повествует он и в своем дневнике:
«Наконец мне удалось заполучить брезентовый гамак. Этот гамак был драгоценным сокровищем, но по суровым партизанским законам его мог получить только тот, кто, победив лень, соорудил себе гамак из мешковины. Владельцы гамаков из мешковины имели право на получение брезентовых гамаков по мере их поступления. Однако я не мог из-за своей аллергии пользоваться гамаком из мешковины. Ворс из мешковины меня очень раздражал, и я вынужден был спать на земле. А без гамака из мешковины не мог рассчитывать на брезентовый. Фидель узнал об этом и сделал исключение, приказав, чтобы мне выдали брезентовый гамак. Я навсегда запомнил, что это было ...на следующий день после того, как мы впервые отведали конины. Конина была не только роскошной пищей, она стала как бы боевой проверкой приспособляемости людей. Крестьяне из нашего отряда с возмущением отказались от своей порции конского мяса, а некоторые считали Мануэля Фахардо чуть ли не убийцей. В мирное время он работал мясником, и вот мы воспользовались его профессией, чтобы поручить ему заколоть лошадь.
Эта первая лошадь принадлежала крестьянину, который жил на другом берегу реки. Партизаны перепутали его с одним доносчиком и конфисковали старую лошадь... Через несколько часов лошадь стала нашей пищей... Крестьяне-бойцы считали за это себя чуть ли не людоедами, пережевывая мясо старого друга человека»[70].
По-своему обретали «опыт» и батистовцы. Прибыв в какое-либо фермерское хозяйство и не застав там мужчин, они крушили все подряд, а порою и расстреливали остальных попавшихся под руку, полагая, что мужчины ушли в отряд Фиделя.
65
F. Escobar у F. Guerra. Che: Sierra adentro. Habana, 1982, p. 191.
66
M. Orosco. El Che inolvidable. Habana, 1967, p. 13.
67
El Cubano Libre, Sierra-Maestra, 1958, feb.
68
Granma, 1967, 27 oct.
69
Э. Че Гевара. Указ. соч., с. 20.
70
Там же, с. 25.