Высший пилотаж

Ее подвели к красному бархатному креслу, и мальчик с необычайно серьезным лицом, ужасно важный от возложенной на него миссии, поставил перед ней серебряный поднос с крохотными атласными туфельками, шитыми жемчугом и стразами.

Он аккуратно, сопя от волнения, натянул Маше на ногу одну туфельку, потом другую и отошел в сторонку, взявшись за край пышной фаты, которую девушки поднесли к Маше и укрепили на ее голове такими же жемчужными заколками, какие были в косах. Митрофановна с удовлетворением оглядела Машу с ног до головы.

— Ну, смотри теперь. Какова?

...Нет, это не она отражается в глубине большого зеркала. Она не может быть такой красавицей...

Тонкий шелковый сарафан весь покрыт белоснежным узором плотного ручного кружева, а руки и грудь закрывает тончайшее плетение атласных нитей, усыпанное крохотными жемчужинками. Широкий рукав сужается у локтя, плотно обхватывая руку. Сплетенные хитрым узором косы обхватывают голову, точно золотая корона, которую сверху покрывает кипенно-белая фата. Она спадает с плеч широкими волнами до самых носочков атласных башмачков и тянется дальше пышным шлейфом, который на вытянутых дрожащих руках держит серьезный мальчик-паж. Это царевна Лебедь из пушкинской сказки... «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит...»

Сейчас Маша шевельнет рукой, повернет голову — и исчезнет эта незнакомая девушка-невеста, словно призрак, привидевшийся в матовой глубине зеркал...

Глава 8

ПТИЦА-ТРОЙКА

Иона в парадном черном костюме с белой хризантемой в кармашке нетерпеливо вертел головой, пока Костя с Серегой запихивали ему в башмак золотую монету и пытались пригладить опять вставший дыбом вихор.

Оба дружки были крест-накрест перепоясаны длинными вышитыми полотенцами. Они мешали, то и дело соскальзывали с плеча...

— Ну, выдумщик! Сам от счастья совсем сбрендил, а мы-то за что страдаем?

Вчерашняя гулянка требовала немедленного опохмела. У Кости с Серегой во рту было сухо и шершаво, а этот жених все тянул с поднесением положенной чарки.

— Готово, — заглянула к ним Прасковья Митрофановна. — Садись на квашню, милок. А ты благословляй, дружок.

Иона сел на накрытую новой шубой квашню с подходящим, пыхтящим внутри тестом. А Митрофановна внесла в комнату икону Космы и Дамиана, и под ее строгим взглядом Костя неловко перекрестился и послушно произнес:

Дом священный, мир крещеный,

Тихая беседа, веселое игранье,

Утишитесь на этот час,

Уймитесь на это время,

Благословите Кузьму заиграть,

Благословите князю свадьбу начать.

Иона встал, приложился к иконе святых — покровителей молодоженов, и они пошли вслед за Митрофановной на «невестину половину».

Крепкие деревенские тетки преградили им путь:

— Кто такие?

— Купцы, торгующие красным товаром, — зачастил Серега. — Заблудились, пустите ночевать.

— А задаром дверь не откроется, за просто так девка головы не повернет! — выдвинулась вперед бойкая тетушка. — Выкуп давай!

Дружки принялись одаривать теток деньгами и платками.

— Мало! — хихикали те. — Дешево ценишь! На такую красу пощедрее охотники найдутся!

Костя с Серегой вошли в роль и отчаянно торговались, делая вид, что поворачивают назад.

— Так мы нашего жениха уведем. Пусть холостым еще погуляет.

Маша слушала из-за закрытой двери громкие шутливые пререкания и не верила, что все это действительно происходит с ней. И даже по-настоящему испугалась, что Иона и вправду повернет назад, не допущенный к ней ее требовательными стражами.

— Хватит! — вдруг крикнула она. — Пустите его!

Женщины расступились, дверь распахнулась... И Иона чуть не ослеп от белого сияния.

Солнечный свет пронизывал легкое облако фаты, зажигал мерцающие искорки в россыпи жемчужин, ласково скользил по тяжелому золоту волос... И там, внутри этого белоснежного свечения, угадывалось бледное взволнованное лицо с огромными карими глазами...

Иона замер, не решаясь шагнуть к ней, не веря, что это и есть она, его невеста, его Маша... Неужели его она ждет и он тот, кто поведет к алтарю это неземное волшебное создание? Даже Костя с Серегой затаили дыхание, не в силах оторвать глаз от Иониной невесты. Потом Костя восхищенно повертел головой и изрек:

— Понял... Я пас...

— Настоящая русская красавица, — поддержал его Серега.

Маша протянула руку, и Иона осторожно взял ее дрожащую ладошку, провел по широкому коридору мимо выстроившихся вдоль стен гостей, и они вошли в высокий зал с огромными, до самого потолка, окнами, где их с иконами в руках поджидали родители. Прасковья Митрофановна подвела молодых под благословение, шепотом подсказывая каждой из матерей полагающиеся слова. А у тех горло перехватывало от волнения, они бормотали и путались, пока наконец не сказали синхронно, не сговариваясь:

— Будьте счастливы, дети...

Тетушки в сарафанах опять затянули красивую протяжную песню, под нее соединенные руки Маши и Ионы обвили полотенцем, крепко связали концы и троекратно обвели их вокруг стола. Этот старинный ритуал назывался «своды» — он должен был скрепить новоявленный союз, прежде чем молодые принесут церковные обеты.

Приехали автобусы с гостями, которые Иона послал за Машиными подругами и своими знакомыми. Многие друзья решили ехать на свадебный пир без машин, чтобы вволю мед-пиво хлебнуть, не опасаясь за последующие разборки с ГАИ.

— Ой, это Машка? — ахнула Лариса.

— Ущипни меня! — потребовала Сашенька. — Я не сплю?

А Маша вышла на крыльцо и остолбенела. Прямо у парадного подъезда, фыркая и прядая ушами, нетерпеливо перебирали тонкими ногами три белоснежных коня с вплетенными в длинные гривы пестрыми ленточками. Золоченая сбруя, высокая расписная дуга, а на ней настоящий валдайский колокольчик... И впряжена была чудо-тройка в открытую легкую коляску... или карету... с откидным верхом, белыми лаковыми боками, украшенными гербом с вензелями.

Белая полотняная дорожка, по которой Маша входила в дом, теперь тянулась прямо к распахнутой дверце кареты. Маша ступила на нее, и тут сверху неожиданно посыпались душистые цветы хмеля и крупные янтарные зерна овса. Словно дождь пролился на головы молодых... Дождь, предвещающий плодородие, достаток и терпкую хмельную любовь. А Серега с Костей дождались наконец желанного мига и припали к расписным ковшам с крепким, забористым домашним пивом, сладким и холодным до ломоты в зубах, враз снимающим все похмелье и прочищающим буйны головы...

Женщины в сарафанах обнесли всех собравшихся питьем. Маша двинулась вперед и вдруг испуганно вскрикнула. Прямо у них под ногами вспыхнул пучок соломы. Иона крепко сжал ее руки и первым переступил через огонь. Маша подобрала длинную юбку, опасаясь, что тонкий шелк и кружево сейчас вспыхнут, и осторожно последовала его примеру. Дружки тут же затоптали огонь, легкие рессоры дрогнули, хлопнула дверца кареты... Маша прижалась к плечу Ионы, закрыла глаза. И птица-тройка резво рванулась со двора, унося ее навстречу счастью...

Неслась тройка по буковой аллее, по широкому шоссе, по тихой лесной дороге... Звенел под дугой колокольчик, веселил душу... Летела по ветру пышная длинная фата, развевалась позади кареты. Маша приникла к Ионе, он обхватил ее худенькие плечи. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Маше вдруг захотелось рассмеяться громко, крикнуть на весь лес, чтобы выплеснуть переполнявший ее восторг. Но тут Иона привстал в коляске и зычно проорал прямо в осеннее белесое небо:

— Эге-гей!

«Гей...» — отозвалось гулкое эхо...

— Тебе нравится? — спросил Иона, склонившись к Маше.

— Как в сказке... — тихонько ответила она.