Высший пилотаж

Маша доела орешки и осторожно упаковала шкатулочку в сумку, предварительно обернув в мягкий платочек. Вещи уложены, пора идти на электричку. Маша последний раз оглядела дом. Почему такое ощущение, что она что-то забыла? Среди густой зелени уже все чаще попадаются желтые листья, они шуршат в траве под ногами, медленно кружась, падают с поредевших кленов. Уже поутру возвращаются из леса удачливые грибники с полными корзинами белых и подберезовиков. Осень... Маше почему-то всегда становилось грустно в это время года. Предчувствие неотвратимой зимы, холодов, морозов... Наверное, так же грустила мифическая Персефона-Прозерпина, понимая, что скоро уже покидать ей матушку-землю. И Маше скоро придется прощаться до весны со своим милым уголком. Без живительных токов, исходящих от теплой земли, она чахла и угасала в закованном в бетон и асфальт городе.

Она повторяла себе, что через неделю, в следующие выходные обязательно вернется, но тоска не отпускала. Маша почему-то вдруг остро стала ощущать бессмысленность и никчемность своего существования.

Через пару дней ей стукнет двадцать семь. Мама всегда старалась устроить Маше в день рождения маленький праздник, насколько позволяли средства. Но с каждым прожитым годом все меньше радости доставляло ожидание праздника, все горше было отсчитывать еще один прожитый год. В двадцать семь Лермонтова уже убили на дуэли. А он успел оставить после себя много томов бесподобных стихов и поэм. А Маша лишь протирает пыль с корешков его произведений, стоящих на библиотечных полках... На Востоке говорят, что за свою жизнь человек должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Дом для нее построил отец, несколько чахлых яблонек и кусты малины и облепихи посажены тоже его руками... а сын... появляется только в смутных мечтах, и вряд ли эти мечты станут реальностью...

Вот теперь вспомнила! Свисток... Он совершенно не нужен ей в городе, но Маше почему-то просто необходимо, чтобы он лежал в кармане и она всегда могла дотронуться до него рукой. Тогда в памяти отчетливо всплывает голоногий сорванец со щербатым ртом, несущийся по улице с заливистой озорной трелью... Чужой мальчишка, так похожий на Иону... Девушка нашла свисток и сунула его в карман.

Серебристый спортивный самолет кружил над дачным поселком. Он опускался все ниже и ниже, так, что сверху уже можно было различить каждую дощечку в штакетнике, каждую шапочку из сплошного ковра разноцветных астр на клумбах вокруг резного деревянного терема...

Вот дверь приоткрылась, маленькая фигурка остановилась на крыльце, запирая замок. Золотистая коса убрана наверх, на плечи наброшена шерстяная кофточка... Маша подхватила тяжелую сумку и медленно пошла к калитке.

Что у нее там, в этом огромном бауле? Камни, что ли? Ах да, наверное, банки... соленья-варенья... Хозяюшка... Ну что ты смотришь под ноги, что так низко голову нагнула? Подними глаза к небу, посмотри, я здесь... Неужели не слышишь стрекота мотора?

И Маша подняла голову. Остановилась, приложила ладонь к глазам козырьком и посмотрела в прозрачное осеннее небо. Прямо над ней низко-низко кружил маленький спортивный самолет... И ей на секунду показалось, что пилот за стеклянным куполом кабины приветственно поднял руку. Нет, показалось... Самолет качнул крыльями и резко взмыл вверх, набирая высоту. И скрылся вдали, за лесным частоколом.

Глава 4

У ВАС ТОВАР — У НАС КУПЕЦ

— Хеппи бездэй ту ю! Хеппи бездэй ту ю! — нестройными голосами затянули девчонки, неся на вытянутых руках тортик с семью зажженными свечами.

— Дуй, Мария, — велела Вера Петровна. — Чтоб одним махом, на счастье.

— А почему семь? — улыбнулась Маша.

— А десятки мы отбрасываем! — хихикнула Сашенька. — Какая разница, семь, семнадцать или сорок семь? В женщине что главное? Внутренний тонус! А вы вечно математикой занимаетесь!

Маша набрала воздух и дунула. Пламя свечей сбилось набок, заколебалось... и загорелось с новой силой.

— Не считается, — быстро сказала Лариса. — Еще свет не погасили. Еще раз.

Она щелкнула выключателем, и тесная библиотечная каморка наполнилась зыбкими серыми сумерками. Свечи погасли наконец, и все преувеличенно бурно захлопали. Лариса ловко откупорила шампанское и наполнила шипучей пеной чайные чашки.

— За твое счастье, Машуня, — прочувствованно сказала она. — За нормальное бабское счастье!

Маша выпила и махнула рукой.

— Да уж какое там счастье! Оно нашу улицу обходит, в переулочек сворачивает...

— Ерунда! — бодро тряхнула головой Сашенька. — Главное, хвост пистолетом держать. И не позволять этим козлам себе голову заморочить. А то останешься, как Ларка, лавка с товаром...

— Дуреха, — беззлобно фыркнула Лариса. — Вот пустозвонка, сил моих нет! Сама же моего Илюшку тискаешь, аж слюнки текут. И бутузик он, и карапузик... Рожать тебе пора, а не по мальчикам скакать.

— Ага! — вскинулась Сашенька. — И сидеть потом одной, куковать? Я на тебя насмотрелась, как ты хвостом крутишь, своим хахалям о сыне сказать боишься... Вон Пашка так и слинял, как узнал...

— Туда ему и дорога! — прищурилась Лариса. — Мне такой нужен, чтоб Илюшку как родного полюбил. И я найду, рано или поздно!

— Ищи, ищи... Мечтать не вредно.

— Девочки, ну что вы как с цепи сорвались? — всплеснула руками Вера Петровна. — Мы же Машу поздравить собрались. А вы о своих глупостях...

— А что? — вдруг сказала Маша. — У меня смелости не хватает. А я, если честно, Ларисе завидую. Правда, Ларочка, ты правильно сделала, что Илюшку родила. Это же и есть счастье...

— Тебе шампусик в башку ударил? — изумилась Сашенька. — Думаешь, большое удовольствие, когда тебе вслед все бабки плюются, гулящей называют, а сына выродком? Большое счастье по ночам в подушку сопли мотать, что опять не сложилось? Ты не смотри, что Ларка хорохорится, ей до чертиков тошно...

— А вот и нет! — гордо заявила Лариса. — Лучше один раз влюбиться до потери пульса, и чтоб ребенок от любимого остался, а не скакать каждую неделю по новым... Это знаешь как называется?

— Как? — прищурилась Сашенька.

— Сама догадайся.

— Нет, ты уж договаривай! Не виляй по кустам! И не свисти тут про единственную любовь. Твой единственный и неповторимый сразу слинял, как узнал, что у тебя в пузике крупная проблема назревает.

— А это не твое дело! — прищурилась Лариса.

— Правда, Саша, перестань, — вступилась Маша. — Я не хочу кого-то судить, но ты ведешь себя... легкомысленно...

— Значит, у меня мысли легкие! А у тебя тяжелые. Ты своим видом всех мужиков распугиваешь. Думаешь, явится принц на белом коне и увезет в тридевятое царство? Глаза раскрой и лапшу с ушей стряхни. Вилку дать?

— Явится, — тихо сказала Маша. — Надо только верить и ждать.

— Тю... — тихонько присвистнула Саша. — Ты в отпуске не перегрелась на солнышке? Запомни: мы их выбираем. Кого окрутим, того и заполучим. А ждать будешь, так и прождешь всю жизнь.

— Ой, девочки, — вступила в разговор Вера Петровна. — Даже моя Леопольдина и та хвостом крутит! Я тут как-то наблюдала: сидит под лавкой, а вокруг пять котов. Такие красивые, такие пушистые... А она фырчит, шерсть дыбом. Одному по морде лапой, другому... Меня увидела, сразу на руки прыг — и домой. Ночью сплю, слышу: в кухне кто-то возится. Встала, свет включила. И что вы думаете? Сидит под столом рыжий кот помоечный. Облезлый, ухо разодрано. И из Диночкиной миски «Вискас» жрет. А Леопольдина вокруг него трется, мурчит вся...

— Закон природы, — задумчиво сказала Лариса. — Выбирает самого сильного.

— А моя Пуся... — начала было Маша и осеклась. Вот, две старые девы с мужчин разговор на кошечек сворачивают... Она покашляла и продолжила, подняв чашку с шампанским: — Пусть все будет хорошо, девочки! У всех, кому как нравится...

— Я бы помоечного в жизни не выбрала, — хмыкнула Сашенька.