Высший пилотаж

Маша же опять терзалась: «Вот еще, надумал! Вместо одного старенького томика Шекспира — роскошное собрание сочинений! Это же целое состояние! Небось влез в долги. А утеряна-то книга по моей вине... Вера Петровна, конечно, завизжит от восторга, увидев такое «поступление», но это нечестно. Надо вернуть! Сейчас скажу ему: пусть забирает обратно!»

Она обогнала мать:

— Я сама открою!

Но на площадке стоял вовсе не Иона Соколов.

Это был их почтальон Левочка, дебильного вида паренек, подрабатывавший разноской корреспонденции.

— Мне Наталью Петровну! — потребовал он.

Маша, понурившись, пошла к себе. Мама тоже казалась заметно разочарованной.

Левочку приняли на почту из жалости да еще потому, что катастрофически не хватало рабочих рук. Платили ему копейки и доверяли разносить заказные письма и извещения на переводы и бандероли: его соображения хватало на то, чтобы прийти по точно указанному адресу. Сами же деньги и посылки всегда разносила другая почтальонша, разбитная Алевтина. Она же занималась и пенсиями, и пособиями.

— Наталья Петровна, вам столько денюжек, столько денюжек! Левочка принес. Сам Левочка.

— Каких денежек? До пенсионного дня еще далеко. И что с Алевтиной? Заболела?

— Левочка здоров. Левочка принес.

— Наверное, какая-нибудь надбавка, — задумчиво проговорила Наталья Петровна. — Или индексация. А может, ты вообще, Левочка, ошибся?

Писем им было получать не от кого, бандеролей тоже.

— Ошибся? Ошибся. Нет, не ошибся. Вот тут у меня написано: Колосова Наталья Петровна. Вы Колосова Наталья Петровна? Да, вы Колосова Наталья Петровна.

— Как с тобой трудно, Левочка. Дай-ка я сама взгляну.

Парень протянул ей бланк денежного перевода. Все правильно: адресовано ей. Но сумма...

Наталья Петровна протерла глаза и схватилась за косяк, чтобы не потерять равновесия. Такие суммы фигурировали разве что в отчетности их предприятия в целом. Как частному лицу они ей и не снились.

Она перевернула бланк. В графе, отведенной под письменное сообщение, коротко значилось: «Выходное пособие».

— Ничего себе пособие, — прошептала она. — Да на это — жить да жить...

Левочка монотонно пробубнил:

— Пересчитайте и распишитесь. Распишитесь и пересчитайте.

Он протянул ей толстенную пачку купюр, заклеенную банковской бумажной лентой. Потом еще одну. И еще, и еще...

— Как же тебе все это доверили, Левочка? — всплеснула руками Наталья Петровна?

— Меня привезли на машине. На машине привезли. Покатали Левочку.

— Да что они, с ума сошли! Тебя! С такими деньгами! Тебя могли ограбить и убить!

— Левочку катали. Левочку не били. — И заученно повторил: — Пересчитайте и распишитесь.

Пересчитать Наталья Петровна смогла только целые упаковки, а не отдельные купюры: опытным бухгалтерским взглядом она сразу определила, что обмана нет и все банковские пачки — полновесные.

Дрожащей рукой расписалась. Хотела дать почтальону монетку на чай, но он по-бычьи затряс головой:

— У Левочки есть. Левочке дали.

Он зашагал вниз по лестнице, выполнив свою ответственную миссию, а бедная пенсионерка, которой вдруг привалило нежданное богатство, истерично закричала:

— Маша! Я преступница! Меня повесить мало!

— Что, мамочка? Что такое? — выскочила из комнаты перепуганная дочка.

— Я неблагодарная! Я плохо думала об Иване Ивановиче, нашем благодетеле!

— Будьте любезны Ивана Ивановича!

Маша решила связаться со строительным управлением из библиотеки, чтобы мама, выглядевшая совершенно сумасшедшей, не мешала ей во всем разобраться.

— Ивана Ивановича нет, — был короткий ответ.

— А когда он будет, простите?

Следующий ответ был еще короче:

— Ни-ког-да.

Короткие гудки. Маша набрала номер снова:

— Это СУ?

— СУ.

— Ну попросите же Ивана Ивановича, почему вы вешаете трубку?

— Сказано же — нет его.

Маша вся сжалась — вспомнила про свое короткое и недвусмысленное пожелание этому человеку:

— Неужели... умер?

— Не знаю, — равнодушно ответил голос. — Может, уже и умер.

— Что значит «не знаю»?

— Он уволен.

— Давно?

— Недели две.

Так-так-так... значит, сразу следом за Натальей Петровной! Выходное пособие не могло идти так долго... И потом, решив выдать такую сумму, предварительно позвонили бы, предупредили.

Да деньги вообще пришли не по почте, там никогда бы их не доверили больному младенцу Левочке!

Да и невозможно в наше время ждать от предприятия такой благотворительности! Кто нынче думает о пенсионерах?

Вот именно: кто? Что за добрый преступник Деточкин из старого фильма «Берегись автомобиля»? Что за современный Робин Гуд?

— Алло, это почтовое отделение? Скажите, Левочка уже вернулся?

— У Левочки отгул. Я нынче работаю, Алевтина. Что у вас, газет недоложили? «Комсомолки» сегодня не было.

— Да нет, ничего, извините.

Кто же взял на себя роль Санта-Клауса? Откуда свалилось на маму богатство?

Свалилось...

С неба?!

С того же самого неба, с которого падают, разбиваясь, самолеты!

— Мамочка, умоляю тебя, не трать эти деньги, они нам не принадлежат!

— Почему «нам»? Они принадлежат лично мне. Не лезь.

— Это не Иван Иванович. Он уже не работает в стройуправлении!

— Ну и что же? Значит, там есть другой директор, более порядочный. Который рассудил по справедливости, кто чего заслуживает.

— Я справлялась в вашем СУ. Не веришь — позвони сама, проверь.

— Я уже звонила, пока ты была на работе.

— Ну?

— Молодой директор очень скромен. Он и слушать не захотел моих слов благодарности.

— Естественно. Потому что он тут ни при чем.

— Скромность украшает человека! — упрямо вскинула подбородок Наталья Петровна. — Даже в Евангелии что-то такое сказано, вроде «Подавайте милостыню и никому не говорите об этом, не хвастайтесь своим благородством!».

— Но, мама... неужели ты могла бы взять милостыню?

— А это и не милостыня! Это то, что мне причитается.

— Чужие, чужие деньги! — Маша чуть не плакала.

— Мои! Я за них расписалась!

Ночью Маша не могла уснуть. Думала.

Иоанн сорил деньгами. Пытался всучить ей дорогущие шахматы. Купил Шекспира.

Но все это мизер по сравнению с маминым «пособием». Такие суммы честным путем не приходят.

Он совершил преступление? В это не верилось.

Может, благодетелем был и не Иона вовсе? В это верить не хотелось.

Во всяком случае, она обязана его отыскать и узнать наверняка.

Решение было принято, а сон все равно не шел. Что там говорила мама о Евангелии? Маша зажгла ночник, взяла Книгу книг. Почему-то захотелось прочесть непременно вслух.

«Смотрите не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди».

Кем бы ни был этот неведомый благодетель, он ведь поступил именно так, как заповедано.

Но для Колосовых это оскорбительно. Как мама этого не понимает?

Они не нищие!

Ан нет. Вот именно — нищие.

Потому и оскорбительно.

Глава 12

СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТ МИСС МАРПЛ

На следующий день Маша отпросилась с работы. Вера Петровна, обложившаяся многочисленными томиками Шекспира и с обожанием поглаживая одинаковые глянцевые суперобложки, не возражала. Ей казалось, что Маша, благодаря которой библиотека заполучила такое сокровище, достойна не только отгула, но и полноценного отпуска, да не в окрестностях Москвы, а, скажем, где-нибудь на Гавайях.

— Только скажи, деточка, — спросила она, не отрываясь от нового поступления, — как лучше оформить: В. Шекспир или У. Шекспир? Вильям или Уильям?