Ричард Львиное Сердце

…О многом сегодня заставляет задуматься нас величественный образ храма Святой Софии Константинопольской с его темными, мрачными стенами. Среди многочисленных туристов, посещающих этот музей, мало кому достает любопытства проследить за длинным уклоном, той косой плоскостью, которая уходит под купол; а ведь там, где она заканчивается, ошеломленному взору вдруг является святой Михаил, точнее, выложенный мозаикой образ архангела: единственное или одно из немногих изображений, которое не только уцелело в храме, но и осталось нетронутым. Оттоманские захватчики отнеслись к этой мозаичной иконе с уважением: архангел упоминается в Коране, посему его образ имеет право на существование. Эта мозаика представляет собой игру столь ярких и светоносных цветов, что, увидев однажды, забыть ее просто невозможно. Так и в опускающемся на всю высоту стены высеченном из мрамора кресте (от него осталась лишь вертикаль, обе боковые стороны горизонтальной перекладины полностью уничтожены) нельзя не увидеть напоминание о том, что Святая София до 1453 года была сплошь украшена такой же и столь же ослепительной мозаикой, как и та, что сверкает в иконе святого Михаила Архангела. Архитектурный ансамбль все еще вызывает восхищение больше или по крайней мере никак не меньше, чем соборы Святого Аполлинария в Равенне и Монреале или Святого Марка в Венеции. Только представьте себе эти тонны смальты из золота и эмали, эти бесчисленные мозаичные фрагменты, которые сначала кропотливо чеканились, а затем, с не меньшим тщанием, сбивались и соскребались со стен, чтобы в конце концов оказаться бог весть где! Лишние два с половиной столетия для существования такого чуда — это уже немало в истории человечества…

Деяния Ричарда Львиное Сердце способствовали продлению того срока, что был отпущен историей на существование и многих иных чудес. В самом деле, ни сам Ричард, ни крестоносцы, шагавшие за ним, нимало не виновны в тех треволнениях, которые на протяжении XIII века подтачивали и временами даже заливали кровью хрупкое королевство франков. Раздоры творили купцы, соперничавшие из-за торговых выгод и потому становившиеся подстрекателями свар и поджигателями войн в том самом городе Святого Иоанна Акрского, который был отвоеван у неприятеля с таким трудом и в котором рыцари ордена госпитальеров воздвигли столь великолепный замок, что ему суждено было прослужить вплоть до нашего времени. «Война, торговля и разбой неразлучимы в троице единой», — говаривал Гёте. И как раз эта злосчастная троица опустошала и ослабляла остатки королевства, которое потому и было захвачено с такой легкостью в конце XIII века мамелюками. Деятельность же Ричарда, плоды которой умножил и упрочил Людовик Святой, подарила драгоценную отсрочку арабам-христианам, ливанцам, армянам, да и самим грекам, пусть те же латиняне и захватили Константинополь в 1204 году.

Глава седьмая

ВЕНЦЕНОСНЫЙ УЗНИК

Письма и послания, настойчиво побуждавшие короля Англии как можно скорее вернуться в свое королевство, имели под собой серьезные основания. Вспомним, что Ричард вручил королевство заботам своей матери Алиеноры, а административные полномочия возложил на епископа Илийского Уильяма Лонгчампа, который занимал пост канцлера и одновременно выполнял обязанности юстициария.

По общему мнению, он показал себя сильной личностью. «Второй Иаков, пусть ему и не довелось бороться с ангелом[50], облика примечательного и духом своим возмещавший тщедушность тела своего», — писал Ришар де Девиз, судивший о нем снисходительнее, чем большая часть прочих хронистов. Вильгельм из Нойбурга высказывался о том же человеке гораздо резче: «В силу особенной дерзости и особенного лукавства, доведя ловкость умелого использования сразу и своей светской власти, и своего духовного авторитета до того, что стали говорить, что у него обе руки — правые, он был способен служить обеим властям, светской и церковной, подменяя одну другой». Уильям Лонгчамп решил созвать собор в Лондоне в октябре 1190 года, чтобы предстать пред всеми в звании папского легата и заставить всех признать за ним этот титул. Тем самым он получил бы власть более обширную, чем та, которой располагали епископы и архиепископы, отправившиеся за королем в Святую землю: ведь последние оставили свои кафедры и престолы свободными и, стало быть, беззащитными перед произволом человека, который мог хвалиться полномочиями, полученными от понтифика, в то же время обладая властью канцлера королевства. Хронист упрекает его в чрезмерной и выставляемой напоказ роскоши, обвиняя, к примеру, в том, что он никогда не передвигался без тысячи лошадей, а «иногда и больше» — и вряд ли хронист слишком преувеличивает. Ссылаясь на то, что он — папский легат, Уильям Лонгчамп требовал от монастырей права на кров: обитель должна была принять и разместить не только его, но и ту свиту, которая сопровождала его во время поездок по королевству; если же монастырь был невелик и не мог принять их, то братия обители должна была уплатить гостям «помощь» в размере пяти марок серебром. Для аббатств же покрупнее визит канцлера королевства и сопровождающих его особ превращался в сущее нашествие тучи жадной саранчи! Тот же Вильгельм Нойбургский добавляет, что епископ перетащил в Англию свою мночисленную родню из Нормандии и выдал своих племянниц замуж в знатнейшие английские роды. Одна из его сестер, Риченда, стала женой кастеляна Матью Клерского, владевшего замком в Дувре, другая вошла в семью Девере.

Из всего этого складывается представление о высокомерном и малоприятном типе, каковым Уильям, несомненно, и был. Добавим еще, что он боялся лишь одного человека в Англии — брата короля Джона, что заставляет думать о неблаговидной роли, сыгранной Лонгчампом в то время, когда король отсутствовал в стране.

Вскоре начались трения между канцлером и обоими братьями Ричарда — Иоанном и Джеффри. Пока король зимовал на Сицилии, до него дошли слухи о нападках на правление назначенного им канцлера, и тогда Ричард поспешил отправить в Англию Готье, архиепископа Руанского, поручив ему улаживать разногласия, появившиеся в его отсутствие, а заодно назначил Хью Бардулфа управляющим в провинцию Йорк, где шерифом был брат Уильяма Лонгчампа. Однако, по словам Вильгельма из Нойбурга, канцлер и не подумал уступать кому-то хоть малую часть своих полномочий — похоже на то, что за распоряжениями короля следовали более или менее противоречащие им указания канцлера.

Столкновение между Иоанном и братом епископа не заставило себя ждать. Оно произошло из-за замка Линкольн, заботы по охране которого достались Джерарду Камвиллу, действовавшему от лица супруги. Уильям Лонгчамп же хотел, чтобы твердыня была передана ему или признала его власть; поэтому кастеляну пришлось обратиться к Иоанну с мольбой о помощи. Уильям собрал вооруженных людей и вошел в город Линкольн, чтобы осадить замок. Иоанн незамедлительно велел канцлеру убираться, а сам занял два замка, в Ноттингеме и Тикхилле, обещая вернуть их, если будет снята осада с замка в Линкольне. В это время пришла весть о смерти папы Климента III, случившейся в Риме 10 апреля 1191 года; это означало, среди прочего, что Уильям Лонгчамп перестал быть легатом папы и у него не осталось иного оружия, кроме светских полномочий. Он поторопился заключить с Иоанном Безземельным перемирие, которое превратилось в настоящий мирный договор в июле того же года, когда Уильям торжественно обещал поддержать возведение на престол Иоанна в случае смерти Ричарда за морем. Кроме того, канцлер отвел из Линкольна свои войска, состоявшие из наемников с материка и Уэльса.

Но вскоре возник новый конфликт. Речь идет о ссоре Уильяма с братом Ричарда Джеффри, возведенным, после треволнений и не без сопротивления, на архиепископскую кафедру в Йорке. Перед рукоположением в сан в Туре 18 августа 1191 года Джеффри принял паллиум из рук папы Целестина III, занявшего святейший престол после покойного Климента. Причина конфликта состояла в том, что Ричард взял с обоих братьев клятву не предпринимать попыток вернуться в Англию до тех пор, пока не возвратится он сам. Эта присяга была снята с Иоанна по настоянию его матери Алиеноры; что же касается Джеффри, то канцлер старался препятствовать его высадке на английский берег. Тем не менее Джеффри прибыл 14 сентября. Уильям Лонгчамп направил в Дувр вооруженных людей, которые поспешили заключить архиепископа в крепость вместе с прочими духовными лицами, его сопровождавшими, а все их добро было расхищено. Толки об этом не замедлили распространиться, и многие бароны и епископы, умело подстрекаемые Иоанном Безземельным, втом числе Батский и Честерский, поспешили выразить свое возмущение. Обеспокоенный поднимающейся смутой, канцлер отпустил Джеффри, но по возвращении в Лондон тот ничуть не унялся и продолжал расточать сетования и жалобы в адрес Уильяма. Канцлер удалился в Виндзор, а потом, не будучи уверен в устойчивости своего положения, укрылся в лондонском Тауэре вместе с немногими людьми, которые остались ему верны.

50

В Библии рассказывается, как ночью некто боролся с Иаковом, после чего Бог дал Иакову имя Израиль, то есть «боровшийся с Богом» или «князь Божий; с Богом» (Быт. 32: 24–32). (Прим. пер.)