Страница 16 из 99
Пора, товарищи, энергично взяться за дело.
Ваш простой патриархальный народ заслуживает большего внимания, чем уделялось ему до сих пор.
Из отчета в газетах я узнал, что Рыскулов, помимо помощи от казны, предполагает обратиться непосредственно к обществу за поддержкой. От всего сердца, идя навстречу такому призыву, я от скудных средств своих жертвую на великое дело непосредственной помощи измученному народу 500 рублей и думаю, что общество откликнется на Ваш, т. Рыскулов, призыв и даст Вам эту помощь, кто деньгами, кто силами».[72]
Через несколько дней, в № 276 той же газеты, Тур ар Рыскулов отвечал Г. Агаревокому:
«К ВОПРОСУ О ГОЛОДЕ»
…Много не распространяясь, в ответах по существу прежде всего скажу, что пр. Агаревский опоздал с этим письмом. Обращение это надо было сделать два года тому назад, когда только-только намечались отдаленные признаки голода в степи, а не тогда, когда это стихийное бедствие приняло самые широкие размеры.
Если автор письма считает себя вправе обвинять киргизскую интеллигенцию и указывает на прошлые ее ошибки, на то, что она своевременно «не гремела» в газетах и не призывала общество и правительство к помощи, то, прежде чем дать ответ, я бы спросил: а где были Вы, гр. Агаревский, и вся ваша «высшая интеллигенция»? Почему вы тогда не гремели в газетах и не упомянули, по крайней мере хоть раз, о надвигающемся бедствии? Вы были свидетелями ужасов голода в прошлом году, но вы брезгливо отстранялись от голодных, боясь заразиться.
Правда, были отдельные случаи проявления сочувствия, но эта кажущаяся «филантропия» вместо спасения голодных скорее свела их в могилу…
Обвинять киргизскую интеллигенцию нет основания потому лишь, что она была слишком ничтожна количеством, чтобы повлиять на многомиллионную массу, где этих интеллигентов называли «полумусульманами» и вовсе не доверяли. Правда, отношение это в корне изменилось, но в то же время можно было дать толчок туземцам не словами, а чем-то другим. Нет основания обвинять киргизскую интеллигенцию также в том, что она, забыв народные нужды, «занималась по канцеляриям в виде ходатаев». Разве вы (русская интеллигенция) в Туркестане не занимались тем же? Почему вы не постарались за полстолетие поднять умственный уровень туземцев? Ваша была святая обязанность обратить внимание на ту нищету и угнетение, которые царствовали среди мусульманского мира, а не распевать «поэзию Востока», где ее не было.
В письме гр. Агаревского иногда высказывается полнейшее непонимание некоторых явлений в быте кочевников; например, он, оправдывая старое правительство и удивляясь, почему киргизы не перешли в оседлость, пишет: «ссылаться на царский режим вы не можете, ибо закон прямо поощрял к оседлости жизни». Разве гр. Агаревскому не известно, как этот закон давал полную возможность разным волостным старшинам и баям угнетать киргизскую бедноту и поощрял баев, которым вовсе нежелательно было «сесть на землю», бросить свой кумыс и горный «джайляу». А если бы тот же старый режим защитил бы бедноту от баев, наделил бы ее хорошей землей, отняв у богатых, забравших всю землю, и снабдил бы орудиями, то давно бы мы видели киргиз оседлыми.
Другое характерное место в письме, где автор спрашивает: «Почему же, когда ТурЦИК предоставил средства и утвердил организацию, вы сидите и ничего не делаете?»
Так говорят сейчас все те, которые мало думали о голоде и которые благодаря непониманию всей трудности этого дела думают: создали органы помощи голодающим – и уже голоду нет. А я бы сказал: не забывайтесь, не брезгуйте голодающими, не смотрите на них как на последние человеческие отбросы, тогда, может быть, справимся с голодом. Молить теперь имущих не приходится, они сами должны и обязаны пойти навстречу.
Не предаваясь дальнейшей критике, как лицо, стоящее во главе дела борьбы с голодом, в заключение все же не могу не приветствовать гр. Агаревшого за высказанное им сочувствие делу помощи голодающим и пожертвование 500 рублей, и обращение к туземной интеллигенции, хотя и запоздалое, но «лучше поздно, чем никогда», и надеюсь, все, в ком есть чувство человечности, последуют его примеру. В особенности это должна сделать имущая часть населения Туркестана, отказавшись, наконец, от преступного безразличного отношения к гибнущей бедноте».[73]
Ну, общественность во все времена была самонадеянна и слепа. А что же партийно-советские руководители Туркреспублики?
Как свидетельствует Рыскулов, виднейшие из «европейских» работников тогда продолжали еще недооценивать роль и значение коренного населения в революции. «Например, тов. Тоболин… на одном из заседаний ТурЦИКа заявил прямо, что, например, киргизы, как экономически слабые с точки зрения марксистов, все равно должны будут вымереть; поэтому, говорил он, для революции важнее средства тратить не на борьбу с голодом (что все равно не достигнет цели), а на поддержку лучше фронтов».[74] Как видим, местные марксисты, «заслуженные руководители Октябрьского переворота в Туркестане», не слишком пеклись о беднейших массах, ради которых они якобы совершали переворот и которых всего лишь год назад как наставили «на великий путь социалистического строительства». В том же 1918 году в Ашхабаде восстали железнодорожники, чьими лозунгами были: «За советскую власть, но против отдельных негодных комиссаров», «За советскую власть, но против большевиков», – и тот же Тоболин, председательствующий на I съезде совдепов Туркестана, кричал: «Не делегацию, а побольше артиллерии нужно послать, чтобы от контрреволюционеров ни одной щепки не осталось».[75]
12 февраля 1919 года «Наша газета» в заметке «О голодающих» привела слова Рыскулова: положение создается критическое, голодающих зарегистрированных один миллион, а не зарегистрированных еще больше, «…т. Рыскулов отмечает несочувственное отношение к делу борьбы с голодом… со стороны местных исполкомов…» Он предложил декретом обложить имущие классы независимо от национальностей, но «т. Казаков категорически высказался против обложения… дабы не нажить лишнего врага. Верховный революционный совет и ЦИК согласились с Казаковым».[76]
В марте 1919 года Т. Рыскулов выступил на 7-м Чрезвычайном съезде Советов с докладом Центральной комиссии по борьбе с голодом в Туркестане. Он сказал, что среди 970 000 учтенных голодающих три четверти составляют киргизы-кочевники и одну четверть – оседлые жители, а всего страдают от истощения около двух миллионов людей. Перерезав скот до последней головы, «несчастные кочевники бросились в населенные пункты, надеясь здесь подаянием или случайной возможной работой как-нибудь влачить существование, а другая часть продолжала бродить по кочевьям, питаясь всяческими суррогатами, как, например, зелеными листьями кустарниковых растений, черепахами, зеленой травой, клевером, горькими кореньями растения, так называемого «алгы», и другими, безусловно неудобоваримыми и вредными для человеческого организма (хлопковые жмыхи).
Трагизм в состоянии этих бедняков достиг, наконец, крайности после того, как были удостоверены случаи буквального поедания человеческого мяса, причем голодные, потерявшие человеческий облик люди рвали друг у друга мешки, наполненные мертвечиной, и утоляли ею звериный голод. Случаи же продажи голодными родителями своих малых детей в полную собственность, то есть в рабство баям, стали обычным ужасным злом, получавшим уже широкое распространение».[77]
«Власть пролетарская» предоставила обездоленным кредит в 5 миллионов рублей – вспомним, что еще в конце 1918 года Рыскулов просил «хотя бы 40 миллионов».
Помощи не хватило. Вымерла, по данным комиссии, треть голодающего населения.
72
Цит. по: Рыскулов Т. Цит. пр. С. 39-40.
73
Там же. С. 41–42.
74
Там же. С. XIII предисловия.
75
Там же. С. 9.
76
Там же. С. 58.
77
Там же. С. 72.