Страница 8 из 23
Авиаторам было чем гордиться: трудности развернувшейся операции они преодолели успешно. Несмотря на крайне неблагоприятную погоду — низкую облачность, туманы и снегопады, летчики нанесли врагу большой урон. В воздушных схватках противник потерял 61 самолет, и наши летчики — всего пять машин. Константин Андреевич с удовлетворением отмечал возросшее боевое мастерство истребителей.
Среди авиачастей, отличившихся в контрнаступлении под Ростовом-на-Дону, справедливо называли 4-й штурмовой авиационный полк. Незадолго до операции Вершинин поздравил личный состав полка с награждением орденом Ленина, а командира С. Г. Гетьмана — с присвоением ему звания Героя Советского Союза. В телеграмме командующему назывались имена еще тридцати двух авиаторов, награжденных орденами и медалями. Подписывая ее, Константин Андреевич с удовлетворением увидел и имя Николая Смурыгова — того летчика с обгоревшими руками, который петел тогда с ним на Ли-2 на Южный фронт.
Высоко оценил Вершинин и боевую инициативу летчике-истребителя Вадима Фадеева. Во время схватки в воздухе в его самолет угодил снаряд. Летчик сумел дотянуть машину до передовой. Вылез из кабины и видит: противник идет в атаку. Спрыгнув с крыла, летчик повел бойцов в контратаку. Тактически важная высота осталась в руках нашего подразделения.
Пока его «ястребок» доставляли с передовой на аэродром, Фадеев в паре с командиром звена А. Я. Новиковым вылетел на другой машине в разведку. После пролета сквозь огненную завесу Фадеев увидел всадника. «Связной, скачет с донесением», — решил он и с разрешения ведущего снизился до столь малой высоты, что зарубил гитлеровца винтом самолета. После возвращения разведчиков Вершинин спросил летчика:
— Почему действовал именно винтом?
— Патроны берег для воздушного боя... И Николай Смурыгов, и Вадим Фадеев впоследствии стали Героями Советского Союза.
Новый, 1942 год Вершинин встретил в напряженной работе по подготовке еще одного наступления.
На южном крыле огромного советско-германского фронта боевые действия обеих сторон отличались большой активностью, и авиаторы под руководством Вершинина приобретали ценнейшие навыки борьбы за господство в воздухе.
И вновь Константин Андреевич задумчиво склонялся над оперативной картой. Стрелками на ней обозначены предполагаемые удары наших войск. Теперь у командующего авиацией фронта силы возросли — в его распоряжении 344 самолета. Поскольку главные события назревали на правом фланге, Константин Андреевич решил нацелить туда добрых две трети сил — 23 из имевшихся трех десятков полков. Но как обеспечить их действия? В первую очередь нужны аэродромы. А уже началась суровая зима, со снегопадами и морозами.
К командующему вошел генерал П. В. Каратаев, начальник тыла авиации фронта.
— Как со строительством аэродромов?
— К 12 января будут готовы. Но метели все заносят...
Очищать взлетно-посадочные полосы, — категорически потребовал Вершинин.
— Сил не хватит.
— Гражданское население привлеките. Люди ведь Нанимают, для чего мы летаем...
Действительно, взлетно-посадочные полосы заносило Пургой так, что не только солдаты, но и женщины, и деды из местного населения, пришедшие на помощь авиаторам, не спали сутками, чтобы убрать снег.
Операция началась 18 января. Наши летчики бомбили объекты врага непосредственно в 200–300 метрах от своей пехоты. Это резко повысило эффективность авиационных Ударов при прорыве вражеской обороны.
На столе Вершинина — телеграммы, телеграммы, телеграммы. Иные, с резолюциями, он тут же отправлял в штаб. Некоторые складывал отдельно. Это — отклики из войск.
«Во время атаки 24 января вашими истребителями был сбит вражеский самолет, который корректировал артогонь. Жму руку и обнимаю летчиков, выполнивших эту боевую задачу», — говорилось в депеше командира артиллеристов. «На всю жизнь остался доволен действиями авиации в районе Андреевки. После ее налета вражеская пехота отошла на юг», — сообщал начальник штаба 5-го кавкорпуса.
«Работа авиации за 25 января 1942 года прекрасна», — резюмировал штаб 2-го кавкорпуса.
Читая эти депеши, Вершинин и не думал обольщаться достигнутым. Его волновало, что гитлеровцы ввели в действие новую модификацию своего истребителя — Ме-109ф, превосходившую по летным качествам прежние вражеские самолеты.
Вошел Алексеев, только что прибывший из поездки к истребителям.
— Надо бы накоротке собрать опытных воздушных бойцов, чтобы они рассказали, как лучше бить гитлеровскую новинку, — предложил Вершинин.
— Совершенно неотложное дело, — поддержал политработник, — я уже говорил об этом с командиром полка Давидковым. Его летчики уже открыли боевой счет по этим 109-ф.
Такое совещание летчиков-истребителей вскоре состоялось. На нем были выработаны рекомендации, как лучше действовать против модернизированных «мессеров». И это хорошо помогло нашим летчикам в последующих боях.
Наступление войск фронта по ряду причин приостановилось. За неполные две недели авиаторы выполнили днем 1523 вылета, ночью — 304. Это число — 304 — Вершинин обвел в сводке красным карандашом. Во всемерном увеличении ночных действий с воздуха он усматривал новые возможности активнее громить врага.
В первомайские дни сорок второго года, необычно для южных мест ветреные и холодные, К. А. Вершинин вместе, с В. И. Алексеевым прилетел на полевую посадочную площадку полка, которым командовал С. Г. Гетьман, — теперь полк получил наименование 7-го гвардейского. Неподалеку от земляных капониров, в которых стояли «ильюшины», поэскадрильно выстроились летчики, техники, оружейники, все авиаспециалисты. Из штабной землянки вынесли гвардейское знамя. В знаменосце, шагавшем вдоль строя, Вершинин узнал Николая Смурыгова. Летчик высоко поднимал алое полотнище, развеваемое порывистым ветром. Рядом — ассистенты у знамени: Константин Дремлюк и Иван Радецкий.
Впервые довелось Константину Андреевичу вручать гвардейское знамя. Вершинин провел среди летчиков-штурмовиков весь день, и долго не покидало его приподнятое настроение. Растрогал торжественный ритуал, с которым полк принимал гвардейское знамя. Каждый воин вслед за командиром подходил к алому стягу и, сняв пилотку и преклонив колено, целовал край полотнища. А потом звучала клятва — всегда быть достойным звания советского гвардейца.
На этом аэродроме командующий познакомился и обстоятельно побеседовал с Василием Емельяненко, Ильей Мосьпановым, Николаем Зубом — впоследствии Героями Советского Союза, со многими другими летчиками и техниками. О чем беседовали? Конечно же прежде всего как дальше бить врага, как лучше использовать в боях оружие, которым народ щедро снабжает своих авиаторов. Разговор шел профессиональный: высоты полета, маневр при ударе по целям, боевые порядки, сопровождение истребителями. По всему чувствовалось — и это было созвучно мыслям Вершинина: гвардейцы настойчиво ищут пути совершенствования боевого мастерства, стараются внести в повседневную практику все новое, что рождается в ходе боев, острое тактическое мышление летчиков.
Во второй половине дня, перед торжественным обедом, устроенным в уцелевшем совхозном здании, гвардейцам вручали боевые награды. Вершинину вновь было приятно дважды назвать имя летчика-знаменщика Николая Смурыгина и положить в его широкую, со следами ожогов ладонь ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Часом позднее, прикрепив их к гимнастерке, авиатор бережно принял из рук политработника В. И. Алексеева красную книжечку партийного билета. И как же тепло стало на душе Константина Андреевича, когда он увидел вспыхнувшее радостью лицо летчика!
В дни относительного затишья Вершинин многое переосмыслил из практики управления авиацией фронта. Ему представлялось ненормальным положение, когда значительная ее часть оказывалась подчиненной командующим общевойсковыми армиями. Все силы должны находиться и одних руках, считал Константин Андреевич, чтобы оперативно перенацеливать их с одних участков на другие.