Страница 3 из 12
— Ты ведь знаешь, Марта, что это не в счет. Он не вправе использовать против меня свою силу, так что никакого сравнения с воином здесь быть не может.
— Пожалуй, это так, — согласилась Марта. — Может быть, поэтому мать не стала учить тебя своему стилю борьбы, посчитав, что из этого ничего хорошего не выйдет. Но тем не менее ты стала изучать собственный способ, не так ли?
— Да.
— И она смотрела на это сквозь пальцы. Шанель скривилась, откинувшись в кресле.
— Никакой стиль не поможет против друга жизни, которому я не посмею причинить ни малейшего вреда. В моем распоряжении лишь слова.
— Тедра не могла предположить, что ты будешь так думать о воинах, когда в свое время решила научить тебя воинскому искусству. Она хотела, чтобы ты могла сама себя защитить, особенно после того набега, когда тебя похитили. Тогда тебе было всего десять лет. Отец отнесся к этому спокойно — набеги на Ша-Каан происходят нередко, и он знал, что сможет тебя выкупить. А вот мать сходила с ума, пока все не кончилось.
Шанель не любила вспоминать об этом ужасном событии. Вначале ей ничего не угрожало. Набег был самым обычным. Вождь по имени Кеедан просто хотел в обмен на ее возвращение получить груз камней гнали и был уверен, что он их получит. Но у одного из воинов Кеедана, которого звали Хогар, было не в порядке с головой. Он обожал мучить людей и получал от этого удовольствие.
Целый день Шанель везли куда-то. Во рту у нее был кляп, и никто не слышал ее стонов, когда Хогар выкручивал девочке руки и ноги и старался побольнее ущипнуть. Кроме синяков, никаких повреждений мучитель ей не нанес, но от ужаса и боли она четырежды теряла сознание. И, что самое главное, с тех пор она испытывала непреодолимый страх перед физической болью.
Шанель никогда никому не рассказывала о том, что Хогар делал с нею, даже матери. Она стыдилась собственной трусости, а синяки к моменту ее возвращения домой успели побледнеть.
Марта, однако, не подозревала об этих неприятных воспоминаниях и продолжала развивать свою мысль.
— Тедра не может допустить, чтобы ты оказалась беспомощной перед каким-нибудь садистом, который будет претендовать на тебя, несмотря на присутствие Корта. Корт не сможет защитить тебя от воина с мечом. Его разрубят на куски.
Шанель ладонью прикрыла глаза, но Марту это не остановило. Спорить тут не о чем. Она действительно во многом похожа на мать, но в одном они абсолютно разные. Мать — прирожденный боец, причем в буквальном смысле слова. Она очень любит брать верх над мужчинами, особенно над своим другом жизни, хотя знает, что не имеет никаких шансов физически победить их. А Шанель не желает ни с кем вести бой — ни в буквальном, ни даже в переносном смысле. В первом случае часто приходится испытывать физическую боль, а во втором — горькое разочарование, потому что с воинами невозможно спорить. Они очень редко идут даже на малейшие уступки.
Однако Тедра считала, что она знает, как надо вести борьбу. Она не стала учить дочь своему стилю рукопашного боя, который вполне годился для других миров, но был неприемлем против варваров. Тедра решила, что Шанель должна научиться владеть мечом. Для Ша-Каана это было неслыханным, так как все еще действующий закон Кап-ис-Тра запрещал женщинам пользоваться оружием. Но Тедру ничто не могло остановить, хотя, чтобы вырвать согласие у Чаллена, потребовалось целых два года. Тедра просто спросила у мужа:
— Неужели ты хочешь, чтобы судьба твоей дочери зависела от милости какого-нибудь Фалдера Ла-Мар-Теля?
Фалдером звали одного из тех воинов, которых Чаллен недолюбливал, и вопрос об обучении Шанель сразу был решен.
Шанель терпеть не могла эти уроки. И хотя ей удавалось преодолевать страх перед ушибами, но никакого желания заниматься у нее не было. При столкновении она скорее убежала бы, чем взялась за меч. Шанель ненавидела и словесные стычки. Например, ту, которую она сейчас вела с Нартой. С компьютером Мок II можно спорить с таким же успехом, что и с воином Ша-Каана: оба чрезвычайно упрямы, и победить их очень трудно.
— Возможно, что-то из того, чему ты научилась в даунинге, когда-нибудь пригодится…
— Как же! — огрызнулась Шанель. — Могло бы пригодиться в другом мире, но не в моем.
— Что ж, ты это, очевидно, понимала, — рассудительно промолвила Марта. — Потому у тебя и появилось желание учиться, что ты не собираешься оставаться в своем мире.
Шанель вновь прикрыла глаза рукой, но на этот раз Марта печально вздохнула.
— Тедра не раз говорила, что она сослужила тебе плохую службу, научив смотреть на вещи своими глазами. Ты когда-нибудь слышала, чтобы женщина Ша-Каана была недовольна существующими порядками?
— Она воспитывала меня по-другому. Ты знаешь, что есть планеты, где к женщинам относятся не так, как у нас. Даже на Кистране, если возникает конфликт у пары, живущей в двойных апартаментах, его разбирают, и тот, кто неправ, принимает на себя всю вину. Насколько я понимаю, так и должно быть.
— Ты нашла там мужчину, с которым пожелала бы разделить секс? Тебе уже двадцать лет, и мать предоставила тебе возможность составить о сексе собственное мнение. Ты можешь заниматься этим когда захочешь, без одобрения отца. Так ты нашла то, что тебе нужно?
— Ты знаешь ответы на все вопросы, — проворчала Шанель. — Вот и скажи сама.
— Ладно, детка, но тебе скорее всего не понравится то, что я скажу. Мужчины Ша-Каана пугают тебя не своим ростом. Ты среди них выросла и к другим просто не привыкла. Наоборот, если мужчина не достигает ста восьмидесяти сантиметров и не шире тебя вдвое, ты на него и внимания не обратишь.
— Я могу побывать на сотнях планет, Марта. Ты хочешь сказать, что во всех других мирах не найдется мужчины чуть повыше и помускулистее?
— Конечно, найдется. Но давай вернемся к тому, что тебе не нравится в своем собственном мире, а именно то, как воины обращаются с провинившимися женщинами.
— Это унизительно, оскорбительно…
— Но абсолютно безболезненно, — отрезала Марта. — Есть миры, где нарушителей законов все еще лишают жизни. Есть миры, где за провинность со спины сдирают кожу. Есть и такие, где передовая техника позволяет причинять нестерпимую боль, не оставляя на теле ни малейших следов. И это только цветочки по сравнению с тем, что ты там обнаружишь в поисках идеального спутника жизни. Так что обычай Ша-Каана следует признать безвредным и даже гуманным.
— Но есть миры, где нет такого насилия, нет стольких нелепых законов, как у нас.
— Ты воспитана в уважении к закону, Чаллен об этом позаботился. Я не понимаю, о чем тебе беспокоиться.
— Да, конечно, но я больше не хочу об этом говорить. Как обычно, Марта услышала лишь то, что хотела услышать.
— Ты не задумывалась, почему твоя мать мирится с этими наказаниями, которые тебя приводят в ужас?
— Потому что любит отца.
— Да, верно. Но дело еще и в другом. Когда она увидела его впервые, у нее все внутри оборвалось. И так происходит всякий раз, когда она ложится с ним в постель. Если ты каждый день получаешь что-то, чего ждешь с нетерпением, то примиришься и с немногим другим, что тебе не по вкусу. Кстати, возможно, и то, что тебе не нравится, не так уж плохо, как тебе кажется.
— Это не все, — пробормотала Шанель.
— А что еще? Неужели мы потратили столько времени, чтобы обсудить только одну сторону проблемы?
— Погоди, Марта. Если ты знаешь так много, то должна понимать, в чем суть дела. Твой совершенный мозг должен признать, что воины не способны любить. Они испытывают вожделение и определенную привязанность к своим подругам жизни, но не любят их так, как женщины. Мой отец — исключение. Таких воинов, как он, больше нет. Даже мой брат говорит, что не понимает чувств отца к маме. Сам он ничего подобного не испытывал, хотя и шакаанец только наполовину.
Молчание. Удручающее молчание. С чего она взяла, что Марта станет опровергать столь очевидную вещь? Марта изучала воинов двадцать лет, и, если она молчит, значит, ей нечего сказать в утешение. А Шанель не собирается связывать свою жизнь с мужчиной, который может дать ей много секса и очень мало нежности. Она хочет большего — того, что нашла ее мать. Но этого на Ша-Каане она не найдет.