Кир Великий

Объединение Мидии в составе империи Кира с персами, хоть и выглядело эффектным зрелищем, не вызвало глубокого потрясения в регионе. Ведь и мидийцы, и персы вышли из одного народа, и изменение строя походило на простую смену династии. Захват Лидии, капитуляция Креза, захватническая война на побережье Средиземного моря против греческих колоний вытекали из другой логики. Чуждые народы должны были подчиняться, неизвестные ранее религии и культуры надо было ассимилировать.

В частности, в отношении греков Кир соблюдал большую осторожность. Разве боги Афин, Спарты и особенно Дельф не стремились к поражению персов? Будущий великий царь попытался сделать жест примирения: он приказал Гарпагу, руководившему операциями по умиротворению в Лидии, восстановить в Магнесии, на берегу Меандра, храм в честь Аполлона, затем освободил от всяких налогов жрецов этого храма. Эта привилегия тем замечательна, что через несколько лет, когда строительство империи было окончательно завершено, от Египта до берегов Инда знали только два храма, освобожденных Киром от уплаты налогов: храм иудеев в Иерусалиме и алтарь Аполлона в Магнесии. Но этот жест вовсе не означал, что Кир собирался почитать греческого бога, он просто свидетельствовал о политической воле к примирению.

И когда Кир готовился завоевать Вавилонию, он постоянно оказывал уважение различным богам, которых встречал на своем пути.

Но, вступив в древнюю страну Шумера и Аккада, Кир сбросил пелену, которая до тех пор скрывала от него саму сущность царствования. Тут же перс провозгласил себя великим царем и взял бога Мардука «за руку». Он тут же поручил совместное царствование сыну Камбису, воспринял вавилонские формы культуры, нравов, образа мыслей. А особенно он освоил новое мировоззрение и новую концепцию собственной власти над «всем миром».

Изменилась ли вера, которая двигала им до тех пор? Похоже, что Мардук мало чем отличался от Митры. И тот и другой были верховными божествами, объединяющими все космические силы, и обеспечивали монархам небесную легитимность. Однако между двумя великими богами существовала разница, подобная той, что разделяла Мидию и ассиро-вавилонский мир, небольшое царство осевших кочевников в рамках империи с тысячелетней историей. А главное, Киром постепенно овладевала идея, что его власть как царя более не связана ни с патриархальном родством, ни с одобрением избравших его людей, ни с природными божествами, конечно, благожелательными, но ограниченными определенным горизонтом. В Вавилоне Кир был определен как орудие единой воли для создания всемирной монархии. А тот факт, что люди, сосланные из Иудеи, видели в нем посланца Божия, освободителя народов во имя божественного предначертания, возможно, внушал персидскому царю, что назначение его шло дальше, чем построение империи.

За несколько лет Кир перешел от харизматической концепции царства к более динамическому его пониманию, а то и к видению великой монархии по Промыслу Божию. Тем не менее Кир, должно быть, чувствовал себя движимым древней силой, в которую верили его предки и которая называлась «фарнах», то есть та харизма, которая дает силу и мощь царям. На ней-то и зиждется моральный долг, обязывающий царей вершить правосудие и применять власть.

Оказавшись в стране массагетов, вооруженный высоким пониманием роли царя, с душой, открытой всемирной религии, Кир познал учение пророка Заратуштры, который именно там, на востоке великой империи, за несколько лет до него выработал идею примата духа и мудрости под эгидой единого божества. То же понимание справедливости и истины, то же понимание империи, то же понимание морального и духовного божества…

Конечно, Кир, основываясь на принципах, которые вдохновляли Заратуштру, освободил народы, чего пророк не мог предвидеть. Однако идея справедливости, проповедуемая Заратуштрой, явно нашла свое политическое продолжение в деятельности великого царя. Конечно, для достижения немедленного результата Киру приходилось порой отделять политику от религии. Но от ассиро-вавилонян он узнал, что великий царь всегда убежден: власть ниспослана ему сверхъестественной силой. По Заратуштре, великую битву между светом и мраком, между силами добра и силами зла судит сам человек, человек, наделенный доброй волей и мудростью. Политическая и религиозная деятельность Кира была близка такому миросозерцанию, не так ли? Разве гуманизм великого монарха не соответствует этому основополагающему учению пророка?

От Анахиты — к Митре, от Митры — к Мардуку, признав обязательное господство Ахурамазды, Ахеменид открыл путь к монотеизму.

На берегах Окса уже работали строители мостов. Персидская армия вот-вот должна была переправиться через реку и захватить страну массагетов. Несколько понтонов были уже готовы, и никто не сомневался, что, подобно многим правителям, гордая царица Томирис скоро будет побеждена этими всадниками и пехотинцами, покорившими мир.

А она, отказавшись выйти замуж за Кира и видя неминуемое нашествие, послала великому царю гонца с посланием, содержание которого донес до нас Геродот: «Кончай свою затею, ты ведь не знаешь, чем она для тебя обернется. Кончай, командуй своими подданными, а нам дай править теми, кем мы командуем. Но ведь ты не захочешь прислушаться к моим советам и ни за что не согласишься оставить нас в покое. Так что, если уж тебе так хочется помериться силой с массагетами, заканчивай работу над понтонами и переправляйся в нашу страну, дав нам три дня, чтобы удалиться от реки. Или же, если предпочитаешь принять нас в своей стране, сделай сам, что я сказала».

Первая реакция Кира и его соратников была согласиться с предложением царицы массагетов и завлечь армию противника на свою территорию. Персы готовы были отправить ответ в этом смысле, когда Крез высказал противоположное мнение и сказал Киру: «Вот чем ты рискуешь, если мы согласимся принять противника на нашей территории. В случае поражения ты проиграешь не только битву, но и всю империю, так как ясно, что массагеты, обрадованные победой, не отступят, а станут наступать на твои провинции. Если победишь, то победа будет полной только в случае, если, перебравшись на территорию противника, ты, победитель массагетов, будешь преследовать их по пятам, ибо в этом случае я переверну то, что говорил только что: победив армию, ты будешь преследовать ее вплоть до середины империи Томирис. Независимо от этих соображений, было бы стыдно и недопустимо, если бы Кир, сын Камбиса, отступил перед женщиной и оставил бы ей территорию. Так что теперь мое мнение: переправиться через реку и преследовать отступающих массагетов»[133].

Кир, редко менявший мнение, согласился с мудрыми словами бывшего царя Лидии. Итак, царице Томирис предложили отступить, чтобы битва произошла в чистом поле. И армия персов переправилась через Оке без боя.

В первую ночь, проведенную Киром в стране массагетов, ему приснилось тревожное сновидение. Он видел во сне сына Гистаспа, юного Дария, с крыльями за плечами, причем одно крыло покрывало Азию, а другое — Европу. Из этого Кир сделал вывод, что принц замышлял заговор против него, и приказал Гистаспу вернуться в Персию и держать Дария в своем распоряжении. Прежде чем покинуть лагерь, отец юноши, якобы плетущего заговор против великого царя, торжественно заявил: «О царь! Пусть никто из персов не пожелает устраивать заговор против тебя, а если такой найдется, пусть погибнет он немедленно; ибо ты сделал персов свободными, тогда как до этого они были рабами, и благодаря тебе они командуют всеми, а не гнут спину перед чужаками. Если сновидение говорит тебе, что сын мой замышляет недоброе против тебя, я выдам его тебе, чтобы ты сделал с ним все, что пожелаешь»[134].

И Кир вернулся к делам, более близким: к войне с массагетами. После трехдневной погони по враждебной стране, опять же по совету Креза, он решил поймать в ловушку Томирис. Он велел приготовить большой пир и много вина для горстки своих солдат, которых оставил на месте, а сам и большая часть армии отступили на большое расстояние.

133

Геродот. I. 206.

134

Там же. I. 207.