Страница 9 из 12
Вероятно, на этом все и кончилось бы: ведь родословная графа была безупречной. Всякие толки о дурной крови затихли к тому времени, как Джон женился на Элизабет и на свет появилась Сабрина.
Но родители девочки имели несчастье съесть за ужином что-то не то. Возможно, им подали несвежее мясо или ядовитые грибы… Так или иначе, оба скончались еще до приезда доктора. Даже собака, съевшая остатки ужина, сдохла, а две судомойки, только попробовавшие блюдо, свалились с болью в желудке. Сам доктор во всеуслышание утверждал, что несчастные отравились случайно, но уже через несколько дней поползли слухи, что супруги решили уйти из жизни, приняв яд.
Хилари и Элис лучше других знали, насколько несправедлива молва. Их брат и его жена были очень счастливы, любили друг друга, и их гибель была страшной случайностью. Но этому никто не желал верить.
Неудивительно, что они были потрясены, когда слухи о злом роке, тяготевшем над их семьей, разгорелись с новой силой. И это после стольких лет! Они так мечтали о достойном муже для племянницы, и теперь все рухнуло!
Как они ни старались, все же не могли представить, кто именно оказался столь злобным и подлым, чтобы вновь раздуть огонь из тлеющих угольков, не пожалев ни в чем не повинную девушку. Но какая теперь разница, кто это был? Удар уже нанесен. И больше не было смысла оставаться в Лондоне.
Только Сабрина радовалась, что едет домой. Она уже успела понять, что блеск и мишура столичного сезона ей чужды и никак не подходят ее натуре, а городская суета попросту раздражает. Повсюду слишком много народу, улицы грязны, а в горле першит от сажи и дыма. Ей донельзя не хватало уединенных прогулок на свежем, чистом воздухе, запаха влажной земли, аромата сена и цветов. Сабрине до смерти надоели толпы людей и заваленные мусором сточные канавы.
Хорошо, конечно, что ей удалось побывать хотя бы на одном балу, поскольку в их глуши таких развлечений не предвидится, и, кроме того, попасть на несколько приемов, прежде чем окружающие начали с подозрением на нее поглядывать. Теперь она поняла, что такое жизнь в большом городе. Лучше знать, чем гадать, так что эта поездка, по ее мнению, вовсе не была напрасной тратой времени.
В отличие от теток Сабрина не тревожилась, что останется старой девой. Наоборот, была уверена, что когда-нибудь найдет хорошего человека, настоящего мужчину, достаточно умного, чтобы не обращать внимания на злословие. Да, кто-то из ее предков покончил с собой, но это вряд ли означает, что всем Ламбертам грозит такая же участь. А если она не встретит суженого… Что ж, невелика беда — ее тетушки тому отличное доказательство.
К неудовольствию Сабрины, Риды напросились им в попутчики, потому что ко времени отъезда получили письмо с просьбой приехать в Саммерс-Глейд и познакомиться с внуком Невилла Теккерея, который вскоре должен был прибыть в Йоркшир. Леди Мэри, естественно, предложила отправиться в путь вместе. Офелия, со своей стороны, просто из себя выходила, умоляя Ламбертов вместе с ними погостить в Саммерс-Глейд.
Элис и Хилари, вне всякого сомнения, отказались бы, не будь они столь огорчены, покидая Лондон, но в эту минуту они просто были не в силах рассуждать здраво. Обе сестры не слишком любили маркиза, но Офелия объявила, что уже пригласила в Саммерс-Глейд немало друзей и что они превесело проведут время в деревне.
Родственницы Сабрины ухватились за это предложение, как за последнюю возможность поймать для племянницы завидного жениха, поэтому в итоге согласились. Стоило подумать также и о балах, которые будет давать Офелия, став супругой будущего маркиза. На них, разумеется, пригласят и Сабрину. Эти соображения немного подняли настроение обеим мисс Ламберт, а у Сабрины не хватило духу возразить, хотя она ясно представляла, насколько неприлично появляться в доме маркиза Бирминдейла без приглашения.
Помимо всего прочего, девушка отлично понимала, какие мотивы руководят Офелией. Та ужасно злилась, что ее тащат в сельское захолустье в самый разгар сезона, и решила, что это наилучший способ перенести сезон в провинцию. Более того, она, по ее мнению, нуждалась в дружеской поддержке, ибо никак не могла набраться отваги, чтобы встретиться лицом к лицу с шотландским дикарем, за которого ее принуждали выйти замуж.
И хотя Сабрине по-прежнему не слишком нравился способ, с помощью которого Офелия пыталась избавиться от нежеланного жениха, она все же сочувствовала подруге. Разве можно кого-то выдавать замуж насильно, тем более за человека, которого невеста в глаза не видела! Можно подумать, средние века так и не миновали!
Сабрина отнеслась бы к Офелии с большим участием, если бы знала, что та готова на все ради любви. Но, очевидно, подобные пустяки Офелию не волновали. Она была слишком нетерпелива, чтобы подождать и узнать, понравится ли ей внук маркиза, а кроме того, охотилась за более знатным женихом. То, что на свете не так уж много молодых герцогов, жаждущих разделить с Офелией все преимущества своего положения, ей в голову не приходило. Она придерживалась настолько высокого мнения о себе, что пребывала в полной уверенности: если она пожелает, то найдет принца или даже короля.
Сабрина едва не сгорела от унижения при встрече с величественным дворецким, не ожидавшим такого нашествия гостей. В дороге к Ридам и Ламбертам присоединились двое наиболее настойчивых обожателей Офелии, и ожидался приезд еще целой компании. Офелия, однако, со своим обычным высокомерием просто скользнула взглядом по верному стражу маркиза и скривила губы.
— Без своих друзей я не собираюсь здесь оставаться, — объявила она. — У меня будет много визитеров, и вам придется к этому привыкнуть.
К счастью для Офелии, родители еще не успели войти в холл и не слышали ее спесивых речей, иначе она, вполне вероятно, получила бы строгий выговор. Судя по взгляду дворецкого, маркизу предстояло услышать о дерзком поведении гостьи. Офелия от души на это надеялась. Ей не нужно было нравиться маркизу. И не важно, кто разорвет эту помолвку, он или его внук! Главное — поскорее покончить с этим неприятным обязательством.
Сабрина втайне благословляла судьбу за то, что после того как маркиз выкинет их из своего роскошного дома, им не придется далеко ехать. Их дом находится рядом с маленьким городком Оксбоу, всего в получасе езды отсюда, так что можно будет выехать и ночью. Интересно, намерен ли лорд Невилл потакать своей будущей названой внучке?
Глава 10
Не подозревая о появлении лондонских гостей, Дункан с дедом сидели наверху и впервые в жизни смотрели в глаза друг другу. Дункан хотел подождать Невилла в гостиной, пока тот проснется, поскольку камердинер отказался будить хозяина раньше обычного. Дункану пришлось промаяться почти два часа, прежде чем старик открыл глаза и соизволил встать.
Но всему бывает конец, и вскоре камердинер пулей вылетел из спальни, красный от стыда: очевидно, маркиз как следует отчитал его за отказ повиноваться молодому господину. Правда, Дункан не жалел о проволочке: у него осталось достаточно времени, чтобы изучить гостиную Невилла. В ней было множество занятных вещиц, с которыми у того, очевидно, были связаны драгоценные воспоминания.
Странные африканские маски на стене свидетельствовали о том, что Невилл когда-то посетил этот континент или по крайней мере хотел это сделать. Другой угол был заполнен шедеврами китайского искусства. На каминной доске теснились египетские безделушки. Невилл любил путешествовать либо был собирателем редкостей.
Обстановка, однако, была выдержана в том же французском стиле, что и в остальных комнатах. Письменный стол отличался таким изяществом, что Дункан боялся к нему подойти, опасаясь, что, стоит надавить на столешницу, его ножки подломятся. На столе стояло два небольших портрета. На одном была изображена мать Дункана в молодости, на другом — ребенок с ярко-рыжими волосами. Присмотревшись ко второй миниатюре, Дункан замер. Это вполне мог быть он сам, хотя… хотя не понятно, когда его успели нарисовать. Правда, заметно, что мальчик не позировал… значит, вероятнее всего он просто играл в саду, не обращая внимания на окружающих. Кроме того, волосы Дункана в детстве действительно были огненными и только с годами потемнели. Впрочем, особого сходства с собой, если не считать цвета волос, Дункан не заметил, но тут мог быть виноват не слишком искусный художник. Несмотря на все попытки убедить себя в том, что это портрет какого-то неизвестного малыша, в глубине души Дункан чувствовал, что его первое впечатление было верным.