Будь моей

– Все это лишь досужие рассуждения!

– Но они более разумны, чем твои.

– Все станет ясно, когда они встретятся, – упрямо возразил Константин.

– Но если я окажусь права?

– Если станет очевидно, что они друг другу не подходят, я, разумеется, освобожу их от всяких обязательств и возмещу графу все затраты на поездку.

– Слава Богу, ты хоть не собираешься упорствовать в своем самодурстве, – саркастически сказала Анна, и Русинов, стараясь взять реванш, возразил:

– Сказать по правде, после того как я успешно отвел твои возражения, которые, кстати, приходили мне в голову и самому, я чувствую себя гораздо увереннее!

Анна уже собиралась сказать в ответ что-нибудь язвительное, как хлопнула входная дверь, минутой позже появилась Александра, на ходу отряхивая рукава такой же насквозь пропыленной меховой шапкой. Пыль мягким облачком оседала на пол, а любимец Александры, пес по кличке Терзай, разбрасывал ее своим длинным лохматым хвостом. Из прически девушки выбился длинный пепельный локон, упал на плечо и, наконец, спустился до самой талии. Ни отца, ни Анну Александра не замечала.

В мешковатых штанах, заправленных в высокие сапоги, Александра смахивала на молодого казака. Свою тонкую талию она туго перетянула красным кушаком, а под камзол надела белую рубаху с синей вышивкой на груди. Это был ее обычный костюм для верховой езды, как всегда, мятый и грязный.

– Гораздо, гораздо увереннее, – тихо прошептал Константин, так, чтобы не услышала дочь. – И я надеюсь, что новобрачный с первых дней семейной жизни установит определенные правила и будет следить за Тем, чтобы они неукоснительно соблюдались.

Стиснув зубы, Анна, не смея достойным образом возразить в присутствии воспитанницы, не долго думая, вырвала из рук Константина недопитую рюмку и без малейших колебаний опрокинула ему на голову.

Обернувшись на шум, Александра увидела яростно отфыркивающегося отца с мокрой головой и залилась радостным смехом:

– Анна? И ты не выдержала? Я ведь предупреждала, что окажу на тебя скверное влияние, разве не так?

– Так, так, дорогая! Ты ведь знаешь, где найти ведро и швабру, да?

Поглядев на оставленный ею пыльный след, который потянулся за ней в холл, Александра спросила, все еще улыбаясь:

– До или после того, как мы с Терзаем вымоемся?

Предвидя неизбежный разгром, который учинит в ванной южнорусская овчарка, Анна вздохнула:

– Не думаю, что это имеет значение. Лицо Александры озарилось улыбкой, которая с легкостью могла бы превратить любого мужчину в кисель, если бы она только знала, как это делается, и девушка отправилась на кухню, а собака, как обычно, потрусила за ней по пятам. О ведре и швабре можно было бы и не упоминать: Алин всегда убирала за собой и своим огромным любимцем, и будь рядом хоть дюжина слуг, готовых по первому ее знаку броситься ей на помощь, Александра редко прибегала к их услугам.

– Анна?

Голос барона был тих, но похож на рычание. О, если бы она могла навсегда забыть этого разъяренного мужчину, стоящего у нее за спиной и источающего запах водки! Анна содрогнулась от отвращения к самой себе. Никогда, никогда еще она не унижалась до такого.

– Налить тебе еще рюмку? – предложила она, не оглядываясь.

За спиной послышалось фырканье:

– И мне удастся ее выпить?

После минутного раздумья Анна ответила:

– Может быть, и нет. – И вышла из комнаты.

Глава 2

Штефан Барони, правящий король Кардинии, не мог удержаться от смеха. Здесь, в цыганском таборе, он нашел наконец того, кого искал: своего двоюродного брата – тот лежал под деревом в обществе очаровательной девушки. Собственно говоря, девушек было три, чего Штефан не ожидал, но и это не вызвало у него удивления. Обеими руками Василий облапил двоих, а третья пристроилась у него за спиной, подставив ему под золотистую голову свою роскошную грудь в качестве подушки.

Ночной табор представлял собой шумное и пестрое зрелище: голые детишки играли и боролись, а их матери отплясывали дикие танцы; у каждого костра пели и рассказывали байки, а в котлах дымилось варево из украденных днем кроликов и кур. Эти цыгане были весьма искусны в краже и торговле лошадьми, но среди них попадались и другие – мастера кузнечного дела, специалисты по всякого рода починке. Многие из них занимались дрессировкой карпатских медведей или заклинали змей, но все без исключения были отличными музыкантами и танцорами.

Однако в большинстве своем кардинские цыгане занимались скотоводством: они кочевали по стране, перегоняя с пастбища на пастбище обширные стада водяных буйволов и просто коров. Кроме того, для них было обычным делом сдавать своих женщин напрокат, заниматься знахарством, вызывая возмущение городских лекарей, а также предсказывать судьбу и торговать приворотным зельем.

– Ну, что я тебе говорил? – победно спросил Лазарь, стоявший по правую руку короля. – Он все еще жаждет вольности.

Симон, стоявший слева, насмешливо фыркнул:

– Он жаждет женщин и чем больше, тем лучше, а цыгане всегда готовы поставлять их в любом количестве.

Штефану было нечего возразить, ибо он, будучи еще наследным принцем, сам провел немало времени в цыганских таборах и хорошо знал их обычаи. Но теперь гарцевать перед юными цыганками и танцевать при свете костра было недостойно его королевского сана. Да это его больше и не прельщало: сейчас Штефан гарцевал только перед своей королевой. Но вид табора вызвал у него приятные воспоминания.

– Думаю, вы, двое, захотите остаться с ним здесь, – шутливым тоном сказал Штефан: несмотря на свои презрительные отзывы, его друзья тоже хранили нежные воспоминания о таборе.

– Ты хочешь сказать, что нам не удастся заманить твоего кузена в город? – спросил Лазарь.

– Тетка просила всего лишь найти Василия. Когда бы он ни появился, она всегда будет рада. Теперь уже ухмыльнулся Симон;

– Хорошо, что старый Макс не требует, чтобы мы, все трое тебя охраняли, а то бы пришлось тащиться с тобой в город.

Старый Макс, Максимилиан Данев, был премьер-министром Кардинии, а для Штефана вторым отцом. Обе свои обязанности он выполнял крайне ревностно и, если Штефану случалось покидать дворец, всегда настаивал на том, чтобы короля повсюду сопровождал соответствующий эскорт.

Свою охрану Штефан оставил неподалеку от табора, чтобы не возникло ненужных недоразумений, и все же его появление вызвало некоторое волнение, потому что цыгане узнали короля. Хотя в последний раз, когда табор кочевал по землям Кардинии, Штефан еще не принял сан, цыгане, перейдя границу, немедленно навели справки обо всех переменах в королевстве: необходимая предосторожность, чтобы не подвергнуться внезапным гонениям на этой земле.

"Бульбаши» уже топтался с нерешительным видом перед своим шатром в окружении старейшин. Но Штефану не хотелось тратить время на бесконечные приветствия и изъявления почестей, потому что эта процедура грозила затянуться на несколько часов, а Таня, ждавшая его во дворце, подзадорила короля обещанием исполнить для него нынче вечером свой танец. Поэтому Штефан повернулся к Симону и сказал:

– Передай предводителю, что это не официальный визит, а всего лишь семейное дело. – И, почтительно поклонившись «бульбаши» в знак своих добрых намерений, поспешно направился к своему кузену.

Его поклон успокоил весь табор, и пение и пляски сразу же возобновились, а вокруг Штефана мгновенно образовалась целая толпа женщин, молодых и старых, готовых выцарапать друг другу глаза за честь услужить королю, ибо щедрость его была хорошо известна и столь велика, что семья из десяти человек могла не работать и не воровать целый год за счет его даров.

Краем глаза Штефан заметил, что Лазарь бросает женщинам пригоршни монет и отмахивается от них, чтобы оградить своего короля от их назойливого внимания. Сам же он был целиком поглощен Василием и, как зачарованный, наблюдал за доблестными усилиями кузена оделить своими милостями сразу троих дам и уже готов был расхохотаться, видя, как тот ухитрялся справиться с этой задачей: своих бабенок он целовал по очереди, а руки его ласкали всех троих одновременно. Правда, против ожидания, женщины и не пытались соперничать друг с другом; вероятно, они уже сообразили, что даже если их кавалер и не сумеет ублажить всех троих за раз, то до исхода ночи все, равно уделит достаточно внимания каждой из них по очереди.