Страница 15 из 57
Князю Александру суждено было обрести вторую, посмертную жизнь. Его имя стало символом боевой доблести. Окружавший князя ореол святости, созданный митрополитом Кириллом, позволял ждать от Невского и небесного заступничества. Там, где люди истово просили чуда, — оно непременно случалось. Князь-святой вставал из гробницы и ободрял соотечественников накануне Куликовской битвы и во время страшного набега крымских татар в 1571 г. В 1547 г. он был включен в число святых, память которых отмечалась во всех без исключения храмах русской церкви.
Особенно часто вспоминали об Александре Невском тогда, когда шла война со шведами или немцами. Петр Великий, более 20 лет воевавший со Швецией, посвятил Александру Невскому главный монастырь новой столицы России и в 1724 г. перенес туда его святые мощи. В XIX в. три русских царя носили имя Александр и считали Невского своим небесным покровителем. Образ князя стал своего рода сакральным знаком Российской империи. Ему посвящали храмы, строившиеся там, где поднимался русский флаг и торжествовало русское оружие. В XX столетии две великие войны с Германией вновь вызвали грозную тень Александра Невского.
Почти утратив реальные черты, Александр превратился в своего рода историко-патриотическую икону. Историков, робко пытавшихся напомнить о здравом смысле, никто не желал слушать. Однако любая крайность с неизбежностью порождает другую, противоположную крайность. Создавая кумиров, люди со временем испытывают острую потребность их разрушать. По мере преодоления доверчивого идолопоклонства как формы усвоения исторических знаний все чаще будут появляться желающие „развенчать“ Александра Невского. Что ж, каждый волен по-своему понимать то, о чем умалчивают источники…
И все же не следует забывать, что в истории нашей страны существуют как бы два Александра Невских: умерший поздней осенью 1263 г. в Городце-на-Волге усталый, измученный болезнью человек — и отброшенная им в будущее огромная тень. Человек этот был, конечно, не безгрешным, но при этом и отнюдь не худшим сыном своего жестокого века. Завершая рассказ о нем, нам хотелось бы предложить читателю три положения, в истинности которых едва ли можно усомниться:
— это был полководец, успехи которого стали результатом соединения богатого военного опыта, накопленного его предками, с выдающимися личными бойцовскими качествами;
— это был далекий от сентиментальности политический деятель средневекового типа;
— это был правитель, в тяжелейшее время обеспечивший своей стране десять лет мирной жизни.
Даниил Галицкий
Дивно ли, если муж пал на войне?
Умирали так лучшие из предков наших.
Владимир Мономах
"Велику мятежу воставшю в земле Руской…" Такими словами безымянный южнорусский летописец XIII столетия начал рассказ о жизни и подвигах князя Даниила Галицкого. И хотя "мятеж", о котором он говорит, вспыхнул в 1206 г., когда Даниил имел лишь четыре года отроду и был пока лишь игрушкой в чужих руках, но до седых волос, до самой своей кончины в 1264 г. этот человек оставался вечным мятежником, не желавшим покоряться обстоятельствам, склонять голову перед чужой силой.
Будущий король Галиции родился в 1202 г. в семье знаменитого князя Романа Мстиславича — правнука Владимира Мономаха по отцовской линии и внука объединителя Польши князя Болеслава Кривоустого по линии матери. Сам Роман был женат на дочери одного из волынских бояр Анне.
Стольный Владимир — древний город, основанный еще крестителем Руси князем Владимиром Святославичем на берегу тихой речки Луги, притока Западного Буга, — стал цитаделью Романа. Здесь он обосновался в 1170 г. после недолгого княжения в Новгороде. Отсюда отправлялся в походы за славой и золотом.
Далекое прошлое взывает к будущему не только со страниц летописей. Его свидетели — древние здания и сооружения — полны желания поделиться своими воспоминаниями. Нужно только уметь слушать и понимать их глухую, невнятную речь. Память о временах Романа и Даниила и доныне хранит величавый Успенский собор во Владимире-Волынском. Здесь в сумрачной нише, вырубленной в толще стены, лег на вечный покой строитель храма князь Мстислав — отец Романа; здесь, у могилы деда, так часто стоял в раздумье доблестный Даниил.
Поставленный на широкой ладони взгорья, собор, словно корабль, плывет над зелеными равнинами Волыни. И чудится, будто океан времени шумит и пенится около его тяжелых холодных стен. А рядом, чуть поодаль — могучий венец земляного города. Заросший бурьяном и кустарником, исхоженный и засиженный скучающими обывателями, он подобен свернувшемуся кольцом огромному дремлющему зверю. И, может быть, снятся ему черные толпы идущих на приступ литовцев и татар, всполохи пожаров, тревожное гуденье колоколов…
Славен и богат был в древности Владимир. Но нет предела человеческим страстям: "Того добыв, другого желаем!" — сокрушался еще в XIII в. епископ Серапион. Неуемен был в своих желаниях и князь Роман. Тесен стал ему стольный град Волыни. В 1199 г. он перебрался на княжение в Галич — столицу Юго-Западной Руси. Жестоко расправившись с богатым и властным галицким боярством — казнив одних и выслав других, он стал правителем обширной и многолюдной области.
Стремясь объединить под своей рукой всю Южную Русь, Роман в 1202 г. согнал с киевского "стола" представителя смоленской династии князя Рюрика Ростиславича и заменил его своим ставленником — князем Ингваром Луцким. Политический кругозор Романа был очень широк. Не ограничиваясь победами над внутренними врагами, он предпринял успешную войну с половцами, завязал дружеские отношения с Византией. С ним вынуждены были считаться правители Венгрии, Польши и Литвы. В 1205 г. Роман втянулся в польско-немецкие конфликты и задумал далекий поход на запад: через Малую Польшу он хотел пробиться в Саксонию. Однако в битве у Завихоста с войском своих двоюродных братьев Лешко Краковского и Конрада Мазовецкого Роман был убит.
Военные успехи Романа, его впечатляющие замыслы и неистощимая энергия поражали современников. Сообщая о его кончине, летописец восклицает: "Он победил все языческие народы мудростью своего ума, следуя заповедям Божиим: устремлялся на поганых, как лев, свиреп был, как рысь, истреблял их, как крокодил, проходил их землю, как орел, храбр был, как тур, следовал деду своему Мономаху, который погубил поганых измаильтян, называемых половцами…" (8, 237).
Достоинства Романа признавали и его враги. Яркое и лаконичное описание жизни и гибели этого князя дал средневековый польский хронист Матвей Стрыйковский: "Сей Роман галицкий храбростию и свирепостию многие грады руские себе покори, ятвяж и литву колико крат победи, киевского великого князя за непокорность сверже и постриже, многое имение собра и всем окрестным был страшен; он себя королем руским именовал. В 1204 году иде в Польшу и около Люблина повоева, в Сандомирской земле многое разорение учинил и неколико городов, взявше, укрепил; в 1205-м иде второе за Вислу и, разоряя, стоял при Завихосте. Тогда приидоша Лешек, король польский, и Конрад, князь мазовецкий, с войски немалыми на неустроившагося Романа и, внезапно нападше, первое под ним лошадь убили, потом он сел на другую, мужественно наступал, и тут от гоняющих убит в день Гервасия и Протасия (14 октября)" (перевод В. Н. Татищева).
Как это часто бывало в ту эпоху, с кончиной правителя рухнула и вся созданная им держава. Стремясь сохранить Галич за своими малолетними сыновьями, вдова Романа княгиня Анна обратилась за помощью к венгерскому королю Андрею II. Однако это не помогло. Галицкие бояре хорошо помнили тяжелую руку Романа и не хотели видеть у себя его сыновей. Княгиня с детьми вынуждена была бежать из Галича к себе на Волынь. Но и там она не обрела покоя. Узнав о намерении местной знати выдать ее галицким боярам, Анна тайно уехала из Владимира. Маленького Даниила вывез из города его воспитатель ("дядька") Мирослав, посадив его перед собой на коне и укрыв плащом. Городской страже не велено было выпускать семью Романа. Младшего брата Даниила, Василька, спасла кормилица и некий "поп Юрий": они вынесли младенца через дыру в городской стене.