Королева Марго

Между тем важная новость подоспела в Амбуаз в начале 1564 года: Маргарита, которой исполнилось одиннадцать, вместе со старшим братом, герцогом Анжуйским, призвана в Париж, чтобы принять участие в большом путешествии по Франции — Екатерина Медичи решила показать Карлу IX его королевство. Пятый сын Екатерины, ее последний ребенок, «душечка», герцог Алансонский, которому всего десять лет, останется в Амбуазе.

Легко представить, в какое возбуждение пришла малышка Марго: предстояло долгое, медленное путешествие, подобного которому даже не припомнят при дворе! В нем примут участие от десяти до пятнадцати тысяч человек, одних лошадей понадобится тысяч пятнадцать — двадцать. И вся эта кавалькада должна объехать Францию за два года, три месяца и одну неделю.

Разумеется, правительство и все первые лица королевства, вместе с челядью, будут сопровождать молодого короля. Править страной придется «с дороги», поэтому дворы королевы-матери и всех королевских отпрысков также отправятся в путь. В ходе путешествия Маргарита и Анжу повидают свою тетю Маргариту, ставшую герцогиней Савойской, и сестру Елизавету, ставшую королевой Испании; их свадьбы когда-то были так омрачены смертельным ударом копья графа Монтгомери. В путешествие взят и Генрих Наваррский, которому всего двенадцать лет, — будущий король Генрих IV.

Две сотни дворян в «вороньих» — загнутых наподобие вороньего клюва — шлемах, по двое в ряд, с боевыми молотами на плечах церемониальным шагом открыли кортеж. Тут же и вся королевская рать: герольды, лучники, пешие и конные швейцарские гвардейцы с алебардами, двадцать четыре телохранителя, которые своими серебристыми одеждами с золотыми блестками привлекали всеобщее внимание.

А во главе этого пышного выезда гарцевали герольды Франции со своим командиром Монтжуа. Следом шли духовники, капелланы, наставники, приближенные Его Величества, затем «службы Двора», как в ту пору величали интендантов: кондитеры, кравчие, булочники, мясники. Наконец, собственно двор: слуги, привратники, пажи, придворные музыканты.

Карл IX, которому вот-вот должно было исполниться четырнадцать лет — а к концу путешествия и все шестнадцать, — конечно, намеревался повсюду в новых местах заняться ружейной, соколиной и псовой охотой. Поэтому с ним ехали многочисленные загонщики, сокольничие и ловчие. Не позабыта была и амуниция для опасных рыцарских турниров: увенчанные перьями шлемы, копья, щиты, доспехи для всадников и их боевых коней. Екатерина взяла с собой двадцать четыре статс-дамы и свой знаменитый «летучий эскадрон» юных фрейлин (которых было все же маловато): это благодаря им королеве становились известны все государственные тайны, которые выбалтывались в постелях, через них она влияла на решения их знатных любовников. Очаровательные девицы, восседавшие на смирных кобылах, веселой стайкой трусили позади своей госпожи.

Иногда Екатерина покидала свою повозку, чтобы проехаться верхом. Всем известно было, что королева-мать очень любила верховую езду. Это она придумала садиться в седло по-амазонски, переделав его так, чтобы ноги свисали только с одной стороны, — и, надо сказать, красота ее ножек обращала на себя внимание. Придет время, и дочь Маргарита станет ей подражать… Но пока что девочка была увлечена поэзией — она продолжала читать даже во время путешествия, — и штудировала латынь, на которой в один прекрасный день бегло заговорила.

Встречные зеваки с изумлением рассматривали влачимые мулами дорожные и парадные королевские повозки, «сплошь разрисованные прекрасными девизами» и подбитые зеленым бархатом, сундуки с «комнатными» собачками — все то, что сегодня мы видим на многочисленных гобеленах той эпохи. Несколько повозок нагружены были карнавальными одеждами, мавританскими, греческими, албанскими костюмами для маскарадных балов… Взяли с собой в путешествие даже медведей в намордниках, с кольцами в носу, и зеленых попугаев, без умолку болтавших в клетках.

Детям на потеху и для забав взята была целая когорта карликов и карлиц. Среди последних особенно бросалась в глаза Ля Жарни, по кличке Почетная Безумица, фаворитка Екатерины, которая никогда не разлучалась с королевой. А начальствовал над всеми этими шутами и шутихами благороднейший месье де Безон, к которому пристало прозвище Скукот и которому подражал какой-то монах, тоже шут. У шутов имелся не только свой наставник, но также свой аптекарь и множество слуг.

Королевское семейство сопровождали также иностранные послы со своими свитами. А замыкал процессию, следуя по пятам за кортежем, целый отряд публичных девиц, предназначенных «для услад» путешественников… Но услады эти, бывало, заканчивались для них довольно грустно: девицы награждали их печально известной «неаполитанской болезнью», которую, впрочем, итальянцы в свою очередь прозвали «французской».

Впереди кортежа шествовал квартирмейстер со своими каптенармусами. Он помечал мелком, кому и где остановиться. От Макиавелли нам известно: члены свиты путешествовавших королей обычно платили за постой и за комнату с постелью скромную сумму — одно су в день.

24 января 1564 года двор покинул Париж и направился в Сен-Мор. Не было предела радости королевских детей, когда в Фонтенбло они присутствовали на первом турнире — молодой король сразился на копьях с герцогом де Гизом и принцем де Конде. В замке их ожидало множество развлечений, но больше всего запомнилась постановка «Прекрасной Геньевры» Ариосто. Звучали стихи Ронсара, на сцене шла осада построенных из дерева и картона крепостей. Закончился спектакль восхитительным фейерверком и балом, на котором католики танцевали с гугенотами — между ними только что был заключен мир, разумеется, временный, как всегда.

Из Фонтенбло странствующий двор направился в Сане, где двумя годами раньше произошла страшная резня безбожников. Кортеж передвигался короткими переходами. Прибыв 23 марта в Труа, королевские дети пришли в ужас: целая толпа дикарей и сатиров на невиданных скакунах — единорогах, козах и козлах — окружила прибывших, испуская крики радости.

В Труа двор провел добрых три недели, все католики города участвовали в пасхальной мессе в кафедральном соборе. Мелькали новые и новые города, раз за разом повторялись торжественные встречи. Но все эти триумфальные арки, речи мэров, поединки, театральные представления и балы везде были, в сущности, одинаковые. Из авторов чаще всего играли Пьера Ронсара.

В Бар-ле-Дюке произошла история, наделавшая много шума: Изабелла де Лимель, одна из фрейлин королевы-матери, родила, чуть не на площади. Ее вынудили назвать имя отца ребенка: принц Конде. Разгорелся скандал, молодую мать заставили отослать младенца принцу — в корзине, как кошку… Сколько Екатерина повидала на своем веку подобных историй! В гневе она приказала отправить провинившуюся фрейлину в монастырь, вначале Оксонн, а затем Турнон.

В Дижоне всеобщий восторг вызвала речь правителя Бургундии, престарелого сира Тавана… из-за ее краткости. Сначала он поднес руку к сердцу и воскликнул: «Оно принадлежит вам!» Затем, схватившись за эфес сабли, воинственно добавил: «А этим мы вам служим!».

И на том замолк.

Следующие города — Шалон и Макон, там принцесса Маргарита отметила свои двенадцать лет. 9 июня 1564 года Карл IX со своей свитой прибыл в Лион, где его встретил общий кортеж детей католиков и гугенотов, что воспринималось как символ их единения. Королевское семейство расположилось в просторном доме богатого горожанина, протестанта Пьера Теста. Но в городе все же было неспокойно: кортеж детей никого не умирил, и на улицах продолжали происходить стычки между протестантами и католиками. Карл IX проявил к протестантам излишнюю благосклонность, так что ему даже пришлось успокаивать раздосадованного испанского посла. Представитель Филиппа II был убежден, что король обязан ограничить дарованные протестантам свободы, тем более здесь, в Лионе, где они представляли существенную силу, да к тому же находились совсем близко от Женевы, рассадницы реформаторской заразы.