Страница 33 из 150
Адмирал, однако, не смог в течение дня дойти до этого мыса, так как ветер совершенно стих.
За день было пройдено 32 мили, или 8 лиг. По пути адмирал отметил девять новых и очень значительных бухт, причем все моряки признавали их великолепными, и пять больших рек. Шел он вблизи берега, чтобы лучше все рассмотреть.
Эта земля состояла из одних только гор огромной высоты и очень красивых, и не была она ни пустынной, ни скалистой, потому что много было среди гор прелестнейших долин, да и сами горы были доступны и проходимы. И в долинах, и на горных скалах во множестве росли высокие и могучие деревья, своей красотой радующие взор. И, как кажется, среди них было много сосен. За мысом Клюва, к юго-востоку от него, расположены были два островка, протяженностью по две лиги каждый, а за этими островками скрывались три прекрасные бухты и две больших реки. Нигде на берегу не видно было человеческого жилья. Но должно быть, люди обитали в этих местах, и признаки их пребывания имелись, ибо везде, где бы ни выходили [моряки] на берег, они видели следы людей и погасшие костры. Адмирал полагал, что земля, которая сегодня показалась к юго-востоку от Колокольного мыса, была островом, что у индейцев зовется Бохио. Так думал он, потому что Колокольный мыс был отделен морем от виднеющейся вдали земли.
Все индейцы, которых доныне встречал на своем пути адмирал, говорили ему, что они испытывают величайший страх перед каннибалами, или канибами. Люди эти, по словам индейцев, живут на острове Бохио, очень большом, как им кажется, и, нападая на индейцев, увозят их в плен и разоряют их дома и земли; индейцы же народ робкий и не знающий оружия.
Адмирал считает, что именно по этой причине индейцы на Гуанахани не селятся на побережье, чтобы не оказаться по соседству с землей каннибалов. Индейцы, которых он вез с собой, видя, что адмирал направляется к этой земле, потеряли дар речи, опасаясь, что их съедят, и этот страх никак нельзя было рассеять. Они говорят, что у каннибалов собачьи морды и что люди эти одноглазы.
Адмирал полагает, что индейцы лгут, и подозревает, что, должно быть, каннибалы, уводящие в плен индейцев, люди из владений великого хана.
Вторник, 27 ноября. Вчера, на закате, адмирал подошел к мысу, который он назвал Колокольным, и хотя небо было ясное и ветер слабый и под ветром лежали пять или шесть превосходных гаваней, он не пожелал приблизиться к берегу и стать на якорь. И так поступил он потому, что хотел задержаться в открытом море и продлить наслаждение и восторг, которые он получал и испытывал, когда созерцал красоты и прелести этих земель, – а случалось это везде, куда бы ни попадал он, – и чтобы не замедлить [высадкой] выполнение всего, что он намерен был совершить.
Поэтому всю ночь, до рассвета, корабли лежали в дрейфе. За ночь течения отнесли корабли более чем на 5 или 6 лиг к юго-востоку от того места, где они находились, когда стемнело. Между тем адмирал [вчера] видел у Колокольного мыса большую бухту с островом посередине, которая, казалось, надвое разрывала линию берега. По этой причине он решил возвратиться обратно, воспользовавшись юго-западным ветром. Он направился к тому месту, где накануне приметил бухту, и установил, что бухта эта была не чем иным, как большим заливом, а у одной оконечности этого залива и расположен был в юго-восточной части его мыс, на котором имелась высокая квадратная гора, казавшаяся островом. Ветер отклонился к северу, и адмирал направился на юго-восток, чтобы проследовать вдоль берега и осмотреть все, что там имелось.
У самого Колокольного мыса он увидел чудесную бухту и большую реку, и в четверти лиги от нее – вторую реку, и в полулиге от этой реки – третью, и на расстоянии лиги от третьей – четвертую, и в лиге от четвертой – пятую, и в четверти от пятой – шестую, и, наконец, на расстоянии одной лиги от последней, открыл он большую реку, от которой до Колокольного мыса было 20 миль, и от нее мыс оставался к юго-востоку.
Устья большинства этих рек были широкие и свободные от мелей, с гаванями, великолепно приспособленными для входа самых больших кораблей и лишенными песчаных банок и подводных камней.
Приблизившись и следуя вдоль морского побережья к южному берегу самой последней из только что открытых рек, адмирал обнаружил там большое селение, самое крупное из всех, которые доводилось ему встречать до сих пор, и увидел, как бесчисленные толпы людей вышли на берег, испуская крики, и все были голые и держали в руках дротики.
Адмирал пожелал переговорить с ними и, отдав приказ спустить паруса и бросить якорь, отправил к берегу людей с корабля и с каравеллы, внушив им, как это обычно делалось, чтобы индейцам никто не причинял зла и чтобы от них ничего не смели принимать в дар. За приобретаемые же у индейцев вещи он велел давать в обмен различные безделушки.
Индейцы жестами дали понять, что они никому не позволят высадиться на берег и будут оказывать сопротивление. Но они отступили подальше, когда увидели, что лодки приближаются к берегу и те, кто были в них, не испытывают никакой робости. Люди в лодках полагали, что индейцы не испугаются, если на берег высадятся лишь два-три человека. Поэтому из лодок вышли только трое христиан. Они обратились к толпе на языке этих земель (испанцы уже знали его немного из бесед с своими пленниками), убеждая индейцев не страшиться [пришельцев]. Но те обратились в бегство, и ни стар ни млад не остались на месте. Христиане зашли в их дома, которые делаются из соломы и сооружены так же, как и все прочие, что им встречались ранее, и не нашли там ни людей, ни утвари. Когда все возвратились, адмирал в полдень приказал поднять паруса и направился к одному красивому мысу, который расположен был в 8 лигах к востоку от места стоянки.
Пройдя по заливу с пол-лиги, адмирал заметил на юге превосходную бухту, а на юго-востоке – на диво прелестные земли и долину в горах. Казалось, что над этой долиной поднималось множество дымков и что там были большие селения и возделанные земли. Поэтому адмирал решил высадиться в этой бухте и попытаться завязать переговоры или сношения с жителями этих мест. Что же касается бухты, то адмирал говорит, что если восхвалял он ранее другие гавани и бухты, то эту со всеми ее землями, населением и климатом готов восхвалять еще больше.
Он рассказывает чудеса о прелести этой земли и о ее деревьях, среди которых есть пальмы и сосны, и о большой холмистой равнине, уходящей к юго-западу, прекраснейшей из всех равнин на земле. В лоне ее текут реки и ручьи, сбегающие с окрестных гор.
После того как корабли стали на якорь, адмирал отправился на лодке измерить глубину бухты, которая была подобна чаше: у входа в бухту, на ее южном берегу, адмирал увидел горловину – устье реки, – такую широкую, что в нее могла бы войти галера, причем эта горловина открылась взору только на самом близком расстоянии. У самого входа ширина ее была такой же, как длина лодки, – 5 локтей, а глубина – 8 локтей.
Продвигаясь вверх по течению, адмирал наслаждался видом лесов, зелени, светлых вод, птиц и приятным ощущением прохлады и свежести. И он испытывал такое восхищение, что говорит, будто ему не хотелось покидать эти места.
Он говорил своим спутникам, что не хватит и тысячи языков, чтобы дать отчет королям обо всем, что они здесь видели, ни рук, чтобы подобное описать, и что, кажется ему, будто бродит он здесь словно зачарованный.
Он пожелал, чтобы все это повидали многие другие люди, разумные и заслуживающие доверия, потому что, вне всякого сомнения, они не меньше его будут восхвалять эту землю.
И далее адмирал говорит: «Я не говорю о том, какую прибыль можно будет извлечь отсюда. Безусловно, государи-повелители, здесь есть земли, которые дадут бесчисленные статьи дохода. Но я не задерживаюсь ни в одной гавани, желая повидать возможно больше земель, чтобы дать о них отчет вашим высочествам. Я также не знаю [местного] языка, и меня не понимают люди этих земель, а я и мои спутники не можем понять их. И много раз, беседуя с индейцами, которых я везу с собой, я понимал совершенно превратно их слова, да к тому же я не слишком доверяю им, так как неоднократно они делали попытки сбежать от нас.