Караджале

Караджале был хорошим чтецом — курсы дяди Костаке не прошли для него даром. Имея перед собой таких слушателей, как Михаил Эминеску и Титу Майореску, Караджале превзошел самого себя. Его хрипловатый голос великолепно передавал специфический язык героев, их трескучий жаргон, их смешную патетику. Слушатели согласно позднейшему свидетельству Негруцци хохотали до слез, они буквально «катались по полу со смеху». Потом, когда чтение кончилось и Караджале принялся вытирать пот со лба, его слушатели, перебивая друг друга, единодушно заговорили о том, что наконец-то в румынской драматургии появился оригинальный талант.

— Эта пьеса настоящее искусство, — сказал Титу Майореску. — Она совершенна по форме, что и определяет ее значение.

И он начал развивать свои любимые идеи о том, что в искусстве важнее всего форма, а не содержание.

Караджале слушал и думал о своем. Важнее всего для него было то, что он не ошибся. После шести лет поисков и ученичества он открыл свое призвание. Коллеги по редакциям юмористических журналов считали его газетным юмористом. Но вот литературные авторитеты из «Жунимя» признают в нем художника. Посредственные литераторы и те, кого он уже успел сделать своими врагами, говорили ему, что он самоуверенный молодой человек, к тому же еще и циник, у которого нет ничего святого и который ничего не смыслит в искусстве. А Титу Майореску, Михаил Эминеску, Якоб Негруцци утверждают, что его первая комедия открывает новую эпоху в румынской драматургии. Широкий круг знакомых и друзей, с которыми он встречался в бухарестских бодагах и пивных, не скрывали, что считают его веселым, остроумным и, в сущности, легковесным человеком. Теперь вот он доказал, что в его шутках скрыто серьезное содержание, что он не только веселый рассказчик, прирожденный актер, но и прирожденный драматург.

Слушая аплодисменты и восторженные высказывания известных писателей, собравшихся в тот холодный ноябрьский день в уютной квартире Якоба Негруцци, молодой драматург чуть не ошибся. Он уже был склонен пересмотреть старый взгляд на свою собственную судьбу. Он уже не казался самому себе невезучим человеком. Он думал, что отныне путь в литературу для него открыт. Увы! Трезвый скептический ум в этот раз изменил ему. Он забыл, что театральная публика, руководители театров и театральные рецензенты совсем не похожи на людей, собравшихся в литературном салоне «Жунимя». После громких аплодисментов молодому драматургу предстояло услышать не менее громкий свист. И даже значительно скорее, чем он мог бы предположить.

II. Драматург и его комедии

БУРНЫЙ ДЕБЮТ «БУРНОЙ НОЧИ»

«Готовится замечательный сюрприз. Через несколько дней афиши Национального театра пригласят нас полюбоваться новой постановкой: «Бурная ночь, или № 9». Это по-настоящему оригинальная пьеса. Ее автору, пожелавшему, несмотря на свой талант, остаться неизвестным, удалось создать одну из тех редких комедий, в которых полностью удовлетворены условия искусства.

Место действия: Дялул Спирей.

Нам кажется, что этого достаточно, чтобы иметь некоторое представление об успехе, ожидающем новую постановку и об удовольствии, которое она доставит зрителям. Хотелось бы только, чтобы репетиции не очень-то затянулись».

Так газета «Ромыния либера» от 10 января 1879 года объявила о предстоящей премьере первой комедии Караджале. Другие газеты сообщали о ней в таком же стиле. Газета «Тимпул» высказала надежду, что постановка будет на уровне этой «нашумевшей пьесы».

Путь «нашумевшей пьесы» начался, впрочем, с того, что Национальный театр отклонил ее. Она была принята только после вмешательства влиятельных членов общества «Жунимя», среди которых был и поэт Василе Александри.

Как видно из сообщения «Ромыния либера», афиша не указывала имени автора. Караджале-журналист настолько привык к анонимности, что постеснялся и в этот раз подписаться под своим сочинением? Бухарестские газеты не имели, однако, обыкновения сохранять секреты, так что вскоре все узнали имя автора новой комедии: И.Л. Караджале.

Премьера «Бурной ночи» состоялась 18 января 1879 года. В спектакле участвовали видные актеры: Шт. Юлиан, Григоре Манолеску, Аристицца Романеску. Публика с интересом приготовилась смотреть новую комедию, которую предварительно так разрекламировали газеты. Завсегдатаи удивленно переглядывались и спрашивали друг друга: что это за чудо? Даже ложи переполнены — неслыханный случай, достойный быть отмеченным в анналах директора и кассира Национального театра. Вскоре после поднятия занавеса завзятые театралы поняли, что этот вечер достоин во всех отношениях быть отмеченным в анналах театра.

Было все то, что часто бывает на премьерах. Автору показалось, что его пьеса провалилась. Нервно прогуливаясь между ложей Титу Майореску и кулисами, он проклял тот час, когда ему пришло в голову писать комедии. Его друзья, наоборот, думали, что спектакль имеет успех. Многие зрители дружно наслаждались и после окончания спектакля бурно аплодировали и вызывали автора на сцену.

Многие… но отнюдь не все. Среди зрителей были люди, которых новая пьеса попросту возмутила. Актриса Аристицца Романеску и Штефан Юлиан взяли за руки автора и буквально вытащили его на сцену под аплодисменты и свист публики.

Словом, дебют «Бурной ночи» был поистине бурным, и памятный вечер закончился для автора в доме Титу Майореску, устроившего ужин для всех участников спектакля. Ужин прошел очень весело, пили за успех нового драматурга и новой комедии, которой все прочили блестящее будущее.

Когда автор на другое утро стал просматривать газеты, он был, наверное, сильно озадачен: его пьеса вызвала настоящий скандал. Рецензент газеты «Ромынул», характеризуя новую комедию как «несчастный опыт одного молодого человека, показавшего в своем переводе пьесы «Побежденный Рим» подлинный талант, давал читателям следующий совет: «Если вы собираетесь в театр на постановку «Бурной ночи», оставьте дома своих жен и дочерей». Рецензент газеты «Ромынул» обвинял автора не только в аморальности, но и в антипатриотизме.

Рецензентом газеты «Ромынул» был уже известный нам журналист Фредерик Даме. Он сводил счеты со своим бывшим компаньоном? Вполне возможно. Но он не остался одиноким в своих оценках. Вся бухарестская печать дружно обругала «Бурную ночь». Против пьесы Караджале выступила даже газета «Тимпул», где он работал и где у него было много друзей.

Тем временем директор Национального театра, весьма почтенный старик из известной боярской семьи, Ион Гика, тоже прочитал газетные рецензии на новую постановку и сделал из них свои выводы. Поскольку одна газета возмущалась тем, что в «Бурной ночи» на глазах у зрителей играют адюльтер и на сцене для вящей убедительности стоит супружеская кровать, директор театра немедленно распорядился убрать эту преступную мебель со сцены. Заодно директор вымарал те реплики, в которых шла речь о том, что героиня изменяет своему мужу.

И вот снова настал вечер. Огорченный газетными рецензиями, но еще ничего не подозревающий, автор явился на второе представление своей пьесы. Несмотря на свой скептический ум, Караджале все же был наивным человеком. В конце концов его не слишком-то беспокоило, что пьеса не понравилась театральным рецензентам, — накануне, на ужине у Титу Майореску, все говорили, что она безусловно понравится публике. Разве большинство зрителей не хохотали до самого конца представления?

Но теперь произошло нечто малопонятное: партер стал свистеть и возмущаться и возмущался до конца пьесы. Автор сидел бледный и пристыженный — он не знал, что на спектакль явились главным образом члены «Гражданской гвардии», той самой, которую он высмеивал в своей комедии. Зато автор, разумеется, сразу заметил и изменение декорации и искажение текста. Кто посмел изменить реплики? Ведь с ним, с автором, этого не согласовали!

После представления автора предупредили, что часть разъяренных зрителей поджидает его на улице и собирается учинить над ним физическую расправу. Господину Караджале пришлось закутаться в пальто, надвинуть шляпу на глаза и позволить нескольким офицерам, которым пьеса очень понравилась, увести его из театра черным ходом.