Страница 4 из 92
Француз Яков Маржарет, служивший при дворе Годунова, сообщает, что государь подозревал Шуйских более всех остальных и многих подвергал пытке только за то, что они навещали Шуйских в их доме.[19] Опись царского архива сохранила такие подробности «дела» Шуйских, которые остались неизвестны Маржарету. В государственном архиве хранилось «дело доводное — извещали княж Ивановы Ивановича Шуйского люди Янко Иванов сын Марков и брат его Полуехтко на князя Ивана Ивановича Шуйского в коренье и в ведовском деле».[20] В глазах тогдашних судей обвинения в намерении извести царскую семью колдовством имели исключительно серьезное значение. Холопский донос дал Годунову повод во второй раз подвергнуть род Шуйских опале и ссылке. Однако царь желал избежать раздора с аристократией и ограничился самым мягким наказанием.
Трое старших братьев бояр Шуйских отделались испугом. Пострадал один лишь Иван Шуйский. Власти лишили его думного чина боярина, но сохранили за ним его земельные владения.[21]
Доносы сыпались на правых, и виноватых. Жертвой их стал сын боярина М. П. Катырева-Ростовского, известного своей преданностью династии. Возникло «дело, что извещали на князя Ивана Катырева-Ростовского люди его Федька Мошковатой да Илюшка Дудакин при царе Борисе во 110-м году».[22] Розыск по этому «делу» не имел никаких последствий ни для боярина, ни для его сына. В 1602 (7111) г. князь И. М. Катырев нес почетную службу рынды при встрече датского королевича в Москве.[23]
Борис не желал подвергать заподозренных бояр жестоким гонениям, но старался скомпрометировать их в глазах столичного населения путем обнародования их «дел». Когда слуга боярина князя Ф. Д. Шестунова-Ярославского явился с доносом на своего господина, власти объявили народу, что не причинят «никакова дурна» боярину и другим оговоренным людям, но при этом щедро пожаловали доносчика. Слуга Воинка (боевой холоп, судя по прозвищу) получил за свое предательство чин городового сына боярского и поместье. Награда была обставлена торжественной церемонией. Борис велел произнести свое царское жалованное слово Воинке «пред Челобитным приказом на площади (в Кремле. — Р.С.) предо всеми людьми (за. — Р.С.) его службу и к себе раденье».[24] Награды подобного рода вели к тому, что поток доносов на государевых «лиходеев» увеличивался из года в год.
Донос на боярина Шестунова не привел к его опале. Однако об этом доносе вспомнили, едва правительство напало на след заговора бояр Романовых и Бельского.
Во время избирательной кампании Бориса Годунова именно Романовы были самыми опасными из его соперников. После наречения Бориса на трон Романовы при поддержке Бельского предприняли шаги, грозившие расстроить его коронацию. Они готовили почву к тому, чтобы передать корону крещенному служилому хану Симеону Бекбулатовичу Тверскому, некогда занимавшему по прихоти Грозного московский трон. После воцарения Годунов пожаловал Бельскому высокий думный чин и вског ре же назначил его помощником к боярину Александру Ивановичу Шуйскому в Московский судный приказ.[25] В названном приказе судились московские чины и прочие дворяне.[26] Для бывшего правителя государства и ближайшего сподвижника Грозного это поле деятельности было слишком тесным. Опасаясь оставлять Бельского в столице, правительство уже через полгода направило его с войском на Северский Донец. Положение Бельского уже тогда казалось непрочным. Верным признаком тому явилась попытка его помощника воеводы Семена Алферьева затеять против него местническую тяжбу.[27]
Экспедиция на Донец началась в июне 1599 г.[28] Располагая огромными земельными богатствами, Богдан Бельский снарядил в поход свою собственную вотчинную армию — «двор». Едва войска прибыли на урочище под Святой горой, Бельский «град нача делати преже своим двором и здела своими людми башню и городни и укрепи великою крепостию. Потом же с тово образца повеле и всей рати делати».[29]
Благодаря энергии и распорядительности Бельского крепость Царев-Борисов была воздвигнута очень быстро. Однако, чувствуя себя господином положения, брат царицы повел себя крайне неосторожно. В кругу доверенных людей он заявил, что теперь сам он царь в Цареве-Борисове, как Борис Федорович — царь в Москве.[30] Бельский щедро жаловал своих людей и мог рассчитывать на их преданность. Но на него донесли служилые немцы, находившиеся в его отряде.
В Москве речи Бельского были истолкованы по-своему. Сочли, что воевода стремился к «пребольшему», желая себе царства. Дьяк Иван Тимофеев, засвидетельствовавший этот факт, прибавил от себя, что Бельского оклеветали.[31]
При дворе донос немцев вызвал тревогу. Прошел всего лишь год с тех пор, как Бельский оспаривал у Бориса власть. Литовцы называли его в числе четырех главнейших претендентов на трон.
В подчинении Бельского находилась внушительная военная сила: 46 выборных дворян, 214 детей боярских — рязанцев, тулян, каширян и белевцев, 2600 русских и украинских казаков, стрельцов и «немцев». Воевода вел себя более чем подозрительно. Он не использовал случая, чтобы поживиться за счет казенных средств, отпущенных на жалованье служилым людям и оплату строительных работ. Более того, окольничий велел доставить в Царев-Борисов много припасов из своих вотчин и щедро ссужал своих подчиненных. «Ратных же людей поил и кормил по вся дни множество и бедным давал деньги и платье и запасы». Бельский явно стремился завоевать популярность среди служилых людей, и он достиг цели. «Прииде же на Москве, — записал летописец, — про ево от ратных людей хвала велия…»[32]
Царь Борис болел, и как раз в то время состояние его здоровья ухудшилось. Когда ему сообщили о крамольных речах Бельского, он приказал немедленно арестовать его. Вместе с окольничим пострадали некоторые «старые» дворяне, находившиеся при нем. В их числе был брянский «выборный» дворянин Афанасий Федорович Зиновьев. В начале своей карьеры Зиновьев возглавлял сторожевую станицу на южных границах, позже выполнял дипломатические поручения в Крыму, служил головой в стане у царя Бориса.[33] Зиновьева и других дворян подвергли наказанию за то, что они не «посягали» на воеводу, иначе говоря, не донесли на него. Конрад Буссов, имевший личные счеты с Бельским, утверждал, будто самозванного царев-борисовского «царя» увезли в столицу в регалиях, какие приличествуют не государю, а негодному бунтовщику.[34] Что имел в виду Буссов — колодки или шутовский наряд, трудно сказать.
Санкции против Бельского были осуществлены не позднее весны 1600 г., так как между февралем и апрелем названного года Разрядный приказ назначил главным воеводой в Царев-Борисов окольничего князя Андрея Ивановича Хворостинина.[35]
Бельский обладал огромным опытом политических интриг и был едва ли не самым коварным и изворотливым противником Бориса. Его привезли в Москву в трудное для династии время.
В конце 1599 г. царевич Федор известил монахов Троицко-Сергиева монастыря о том, что его отец недомогает и не сможет прибыть на богомолье.[36] В 1600 г. здоровье Бориса резко ухудшилось. Польские послы, прибывшие в Москву осенью 1600 г., записали в дневнике, что русским властям не удалось сохранить в тайне болезнь царя и в городе по этому поводу поднялась большая тревога. Для обсуждения сложившейся ситуации была спешно созвана Боярская дума, после чего Бориса по его собственному распоряжению отнесли на носилках из дворца в церковь, чтобы показать народу, что он еще жив.[37]