Страница 19 из 92
Посылку дворянина И. А. Нармацкого к комаричам едва ли можно рассматривать как свидетельство классовой борьбы в Комарицкой волости в 1602–1603 гг Дворяне, посланные в различные дворцовые волости, выполняли обычные функции по управлению дворцовым хозяйством.[67]
Многочисленные архивные данные, привлеченные В. И. Корецким для характеристики движения «разбоев» в 1602–1603 гг., обнаруживают на редкость пеструю картину. Источники зафиксировали случаи убийства отдельных помещиков в разных концах страны. Но в них нет и намека на их массовые избиения, характерные для времени восстания Болотникова. Примечательно, что иногда мелкие дворяне сами разбойничали на большой дороге или посылали на разбой своих людей.[68]
В движении «разбоев», как в зеркале, отразился глубокий экономический и социальный кризис, охвативший страну в начале XVII в.
Социальный кризис был осложнен голодом, приведшим к массовому вымиранию населения в стране. Как и всякое бедствие подобных масштабов, голод сопровождался одичанием, вел к разрушению социальных, семейных и родственных связей. Как писал один русский современник, в годы голода «отцы чад своих и матери их не взведаше, а чады отец своих, матерей».[69] По словам автора «Нового летописца», из-за бедствий голода «такая же бысть беда, что отцы детей своих метаху, а мужие жен своих метаху ж, и мроша людие…».[70]
Француз Яков Маржарет нарисовал еще более страшную картину несчастий и одичания людей. Тогда, писал он, было привычно видеть, что муж покидал жену и детей, жена умерщвляла мужа, мать — детей, чтобы съесть их.[71] Очевидец событий Маржарет не избежал преувеличения. Но и другие современники записали слухи о людоедстве.[72] Бывало, что матери, будучи не в силах прокормить детей, оставляли их посреди дороги, надеясь на милосердие проезжих.[73]
В обстановке общего хаоса в стране резко выросло число преступлений: краж, грабежей и убийств.[74]
Нет сомнения, что в движении «разбоев» в 1602–1603 гг. участвовали всякого рода уголовные элементы. Но этот факт не может заслонить более важных социальных последствий голода. Как справедливо отметил В. И. Буганов, в годы крайних бедствий нередко имели место «голодные бунты», когда доведенная до крайности голодающая беднота нападала на владельцев продовольственных излишков, хлебных спекулянтов и пр.[75]
Социальный характер выступлений 1602–1603 гг. проявлялся прежде всего в том, что порожденное угнетением и голодом насилие было обращено против богатых. По свидетельству летописцев, в годы голода «бысть великое насилие, много богатых домы грабили, и разбивали, и зажигали, и бысть страхование великое, и умножишася неправды».[76]
Установление крепостнического режима и насилия помещиков над крестьянами в годы частичного восстановления Юрьева дня породили глубокий социальный кризис в стране. Голод усугубил настроения недовольства. По-видимому, деревня не осталась в стороне от движения «разбоев». Однако источники не дают возможности определить меру участия крестьян или отдельных его групп в восстании Хлопка и других выступлениях того времени.
Наряду с крестьянами особую категорию феодально зависимого населения составляли холопы. Их участие в выступлениях 1603 г. засвидетельствовано современниками с полной определенностью.
К числу самых ранних свидетельств такого рода относятся «Записки» голландского купца Исаака Массы. Он находился в Москве во время голода, а к составлению своего сказания приступил не позднее 1610 г. По словам этого очевидца, в 1603 г. под Москвой действовал отряд, состоявший из крепостных кнехтов. Эти кнехты, принадлежавшие различным московским боярам и господам, «частию возмутились, соединились вместе и начали грабить путешественников; от них дороги в Польшу и Ливонию сделались весьма опасными, и они укрылись в пустынях и лесах близ дорог». Масса точно знал, что выступление кнехтов имело место в сентябре 1603 г. и что подавлял его воевода И. Ф. Басманов.[77] Достоверность этих сведений И. Массы была установлена уже Е. Н. Кушевой.[78]
Сказание Авраамия Палицына подтверждает версию Массы и позволяет уточнить, кого именно последний называл «крепостными кнехтами». При Годунове, писал Палицын, вельможи кабалили не только простых людей, но и благородных, «чествующих издавна многим именем», «наипаче же избранных меченосцов и крепцих со оружии во бранех». Будучи прогнанными со двора во время голода, такие слуги «срама ради скончавахуся бедне, за отечества ради». Одни слуги умирали от голода и унижения, зато другие стали «уклоняться» на разбой. Особенно отличились в этом отношении слуги опальных бояр. В главе «О зачале разбойничества…» Палицын сообщает о том, что Годунов, разорив «домы великих боляр» (Романовых и их родни Черкасских, Сицких, Шестуновых и пр. — Р.С.), распустил всех их «рабов» и положил «заповедь» никому не принимать их на службу Те, кто знал «ремество», кормились им. Зато боевые холопы, «иже на конех играющеи, сии к велику греху уклоняхуся и к толику, якова же не бысть в Росии от начала благочестия». Из московских мест, утверждал Палицын, возмутившиеся боярские боевые слуги «отхождаху» в Северские города и «аще и не вкупе, но боле двадесяти тысящь сицевых воров обретшеся по мнозе времяни во осаде и сидении в Калуге и Туле» (в войске Болотникова. — Р.С.).[79]
Версия Палицына не могла удовлетворить Филарета Романова, в окружении которого десять лет спустя был составлен «Новый летописец». То, что романовские кабальные слуги сначала учинили разбой по всей России, а затем сражались под знаменами Болотникова в Калуге и Туле, невольно бросало тень на доброе имя их господ В «Новом летописце» можно уловить скрытую полемику с рассказом Палицына. Автор летописца называет сподвижников Хлопка ворами и разбойниками, не уточняя их социальной принадлежности. Подобно Палицыну, он признает, что уцелевшие после разгрома Хлопка воры «уидоша на Украину», но тут же спешит убедить читателя, будто Борис «тамо их всех воров поимаша и всех повелеша перевешать».[80] А следовательно, будучи перевешанными, слуги Романовых уже не могли принимать участия в страшном для бояр восстании Болотникова.
Романовы принадлежали к числу самых богатых людей своего времени. Однако сколь бы многочисленной не была их вооруженная свита, современники упомянули о романовских холопах преимущественно потому, что они были на виду.
Главной причиной роспуска холопской дворни были, конечно же, не годуновские опалы, а экономические бедствия. Не только мелкие помещики, но и землевладельцы средней руки не располагали многолетними запасами.
А. Палицын образно описал обстановку, побуждавшую дворян изгонять из дома своих холопов: «Во время же великаго глада сего озревшеся вси, яко не мощно питати многую челядь, и начаша рабов своих на волю отпускати; и инии убо истинно, инии же лицемерством».[81] «Истинствующие» уничтожали кабалы и выдавали кабальным отпускные. «Лицемерницы» же гнали людей из дома, не освобождая их от кабалы и надеясь вернуть их к себе на службу, когда трудное время останется позади.