Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 52



Я покачал головой:

– Не знаю. Где бы они ни были, все должно вписываться в его спектакль. А мы так и не знаем точно, в чем его смысл.

– Черт возьми, Декстер…

– Он хочет ткнуть нас носом. Ему нужно сказать, что мы сделали невероятную глупость, но даже если бы мы ее не совершали, он все равно умнее нас.

– И пока он прав, – проговорила Деб, снова надев на лицо выражение морского окуня.

– Итак… где бы он ни сложил остальное, ему нужно продолжать спектакль. Доказать, что мы – тупицы. Нет, не так. Что мы сделали какую-то глупость.

– Точно. Очень важное различие.

– Пожалуйста, Деб, так ты повредишь себе лицо. Это на самом деле важно, потому что он хочет прокомментировать АКТ, а не АКТЕРОВ.

– Ха-ха. Круто, Декстер. Может быть, нужно отправиться в ближайший театр и поискать актера в крови по локоть, а?

Я покачал головой:

– Никакой крови, Деб. Ни капли. Вот в чем фишка.

– Почему ты так уверен?

– Потому что, где бы ни находили тела, крови не было. Это умышленный и необходимый элемент всего, что он делает. И сейчас он должен повторить наиболее важные моменты, оставить комментарии по поводу того, что сделал и что мы просмотрели. Разве ты не понимаешь?

– Конечно, понимаю. В этом есть смысл. Почему бы нам не проверить центр Офис-Депо? Возможно, он снова сложил трупы во вратарскую сетку?

Я открыл рот, чтобы выдать какую-то умную ремарку. Хоккейная площадка – это не то, совершенно и очевидно не то. В тот раз был эксперимент, что-то необычное, но я знаю, что он не захочет повторяться. Я начал объяснять Деб, что единственная причина, по которой он мог бы повторить шутку с хоккейной площадкой, – это… Я замер с открытым ртом. Конечно, подумал я. Естественно.

– Ну, у кого из нас рыбье лицо, а? В чем дело, Деке? Минуту я не мог говорить вообще. Слишком много сил уходило на ловлю кружащихся в голове мыслей. Единственная причина, по которой он мог повторить шутку с хоккейной площадкой, – чтобы показать нам, что мы заперли не того парня.

– О, Деб, – проговорил я наконец. – Конечно. Конечно, ты права. Арена! Ты права, несмотря ни на что, и все же…

– Черт побери, хватит: права – не права, – сказала она и направилась к машине.

Глава 21

– Ты ведь понимаешь, что это только предположение? – спросил я. – Возможно, мы там ничего не найдем.

– Понимаю, – ответила Деб.

– И место не в нашей юрисдикции. Это Бровард. А парни из Броварда не особенно нас любят, поэтому…

– Ради Бога, Декстер, – отрезала она. – Ты трещишь, как школьница.

Может, это и правда, хотя совершенно невежливо так говорить. С другой стороны, Дебора неожиданно оказалась пучком стальных, крепко связанных нервов. Когда мы свернули с шоссе Сограсс и поехали в сторону центра Депо, она еще сильнее закусила губу. Я почти слышал, как трещит ее челюсть.

– Черт побери! – пробормотал я про себя, но у Деб, по-видимому, было подслушивающее устройство.

– Пошел ты! – сказала она.

Я перевел взгляд с гранитного профиля Деборы на Арену. На какой-то момент раннее утреннее солнце так осветило здание, что показалось, что его окружает целый флот летающих тарелок. На самом деле это были всего-навсего осветительные мачты, окружающие Арену, будто поганки-переростки. Кто-то, видимо, подсказал архитектору, что они очень оригинальны. «Выглядят молодо и решительно» – так скорее всего и сказали. И уверен, что это было сказано при хорошем освещении. Очень надеюсь, что когда-нибудь, в ближайшем будущем, хорошее освещение все же появится.

Я один раз объехал вокруг Арены, высматривая признаки жизни. На втором круге к одному из входов подъехала побитая «тойота». Пассажирскую дверь держала веревка, перевязывающая стойку через открытое окно. Водительская дверь открылась, когда я начал тормозить, а Дебора выскочила из машины еще на ходу.

– Простите, сэр, – обратилась она к человеку, вылезающему из «тойоты».

Ему было около пятидесяти, низкий и плотный мужик в замызганных зеленых штанах и голубой нейлоновой куртке. Он посмотрел на Деб в форме и сразу же занервничал.

– А? – сказал он. – Я ничего не делал.

– Вы работаете здесь, сэр?

– А то. Че, вы думаете, я бы здесь делал в восемь часов утра?

– Пожалуйста, назовите ваше имя, сэр. Он потянулся в карман за бумажником.

– Эстебан Родригес. У меня есть удостоверение. Дебора махнула рукой:

– В этом нет необходимости. Что вы здесь делаете в такое время, сэр?

Он сник и стал засовывать бумажник в карман.

– Вообще обычно я должен быть здесь раньше, но сейчас команда на выезде – Ванкувер, Оттава и Лос-Анджелес. Поэтому я приезжаю чуть-чуть позже.



– Здесь уже кто-нибудь есть сейчас, Эстебан?

– Не-а. Только я. Остальные долго спят.

– А ночью? Здесь есть охрана?

Он сделал рукой несколько круговых движений.

– Охрана ходит ночью вокруг стоянки, но не сильно много. Я часто самый первый здесь.

– То есть первый, кто заходит внутрь?

– Ага, точно, а я что сказал?

Я вышел из машины и облокотился на крышу.

– Вы тот парень, который на «замбони» готовил лед к утренней тренировке? – поинтересовался я.

Деб раздраженно зыркнула в мою сторону. Эстебан уставился на меня, рассматривая изящную гавайскую рубашку и габардиновые слаксы.

– Вы че, тоже коп, а?

– Я коп-ботан, работаю в лаборатории.

– А-а, ну да, – сказал он, кивая, как будто что-то понял.

– Ты работаешь на «замбони»? – повторил я вопрос.

– Ну да, не на «олимпии» же, ломачине такой… Мне не дают водить ее на играх, понимаешь. Это для парней в костюмах. Они любят сажать на нее детей, понимаешь. Может, какую знаменитость. Чтоб каталась и махала рукой, такое дерьмо. Но я работаю на ней перед утренней тренировкой, понимаешь. Когда команда в городе. Я работаю на «замбони» только утром, очень рано. Но они сегодня на выезде, потому я приехал поздно.

– Мы хотели бы зайти и осмотреть Арену, – сказала Деб, явно раздраженная тем, что я встрял без очереди.

Эстебан опять повернулся к ней, в глазу блеснул хитрый огонек.

– Ну да, – сказал он. – У вас ордер?

Дебора вспыхнула. Прекрасный контраст с ее голубой формой, но не самая эффектная реакция для укрепления авторитета. Сейчас она осознает, что покраснела, и взбесится. Коль скоро у нас нет ордера и в общем-то никаких дел здесь, которые хотя бы отдаленно могли бы считаться официально санкционированными, не уверен, что беситься – наилучший тактический маневр.

– Эстебан, – начал я, пока Деб не сказала чего-нибудь, достойного сожаления.

– А?

– Ты давно здесь работаешь? Он пожал плечами:

– Да как оно открылось. Я работал на старой Арене еще за два года, как открылась эта.

– То есть ты работал здесь на прошлой неделе, когда на льду нашли труп?

Эстебан отвернулся, под загаром его лицо позеленело. Он с трудом сглотнул.

– Не хотел бы я такое увидеть еще раз.

Я кивнул с весьма правдоподобным искусственным сочувствием.

– Понимаю. Именно потому мы и здесь, Эстебан. Он нахмурился:

– Че вы хотите сказать?

Я посмотрел на Деб, чтобы убедиться, что она не достает пистолет или что-то вроде этого. Сестрица посмотрела на меня с неодобрением, поджала губки и затопала ножкой, но так ничего и не сказала.

– Эстебан, – сказал я, приближаясь к нему и переходя на самый доверительный и мужественный тон, на который способен. – Мы думаем, что у тебя есть шанс открыть эти двери и найти что-то подобное тому, что нашли в прошлый раз.

– Черт! – взорвался он. – Не хочу ничего знать, я тут ни при чем.

– Конечно, ни при чем.

– Mecagoendiez на это дерьмо, – сказал он.

– Точно, – согласился я. – Так почему не пропустить нас, чтобы мы посмотрели первыми?

Он глянул на меня, потом на все еще хмурую Дебору – поразительное зрелище, которое, впрочем, прекрасно компенсируется ее формой.

– У меня могут быть неприятности. С работы выгонят. Я улыбнулся с самым подлинным сочувствием.