Путешествие к Арктуру

– Кто говорит?

– У тебя осталось лишь несколько часов жизни. Не трать понапрасну времени.

Маскалл не мог проронить ни слова.

– Ты презрел жизнь, – продолжал негромкий голос. – Ты что, действительно воображаешь, что этот могучий мир не имеет смысла, и что жизнь это шутка?

– Что я должен делать?

– Покайся в своих убийствах, не совершай новых, воздай должное…

Голос затих. Маскалл молча ждал, что он заговорит снова. Однако все было тихо, собеседник, похоже, удалился. Сверхъестественный ужас охватил Маскалла; он впал в какую-то каталепсию.

В это мгновение он увидел, что одна из статуй ГАСНЕТ, переходя от бледно-белого свечения во тьму. Раньше он не видел, как она светилась.

Еще через несколько минут вернулось обычное для этих мест освещение. Корпан встал и, встряхнув, вывел Маскалла из транса.

Маскалл огляделся вокруг, но не увидел никого третьего.

– Чья статуя была последней? – резко спросил он.

– Тайра.

– Ты слышал мой разговор?

– Я слышал твой голос, больше ничей.

– Мне только что предсказали смерть, так что я думаю, жить мне осталось недолго. Лихолфей пророчил то же самое.

Корпан покачал головой.

– Какую ценность имеет для тебя жизнь? – спросил он.

– Очень малую. Но все равно это страшно.

– Твоя смерть?

– Нет, это предупреждение.

Они замолчали. Ударила глубокая тишина. Казалось, никто из двоих не знал, что делать дальше или куда идти. Затем они оба услышали удары барабана. Они звучали медленно, решительно и впечатляюще, далеко и негромко, но на фоне тишины очень заметно. Казалось, они исходили из какой-то точки слева от того места, где они стояли, но на том же каменном карнизе. Сердце Маскалла быстро забилось.

– Что это может быть за звук? – спросил Корпан, вглядываясь в темноту.

– Это Суртур.

– Опять. Кто этот Суртур?

Маскалл вцепился в его руку, призывая к молчанию. Странное сияние появилось в воздухе там, откуда шел звук барабана. Оно усиливалось и постепенно охватило все вокруг. Все виделось теперь не в свете Тайра, а в этом новом свете. Он не отбрасывал теней.

Ноздри Корпана раздулись, осанка стала гордой.

– Что это за свет?

– Это свет Маспела.

Они оба непроизвольно взглянули на три статуи. В этом странном сиянии статуи изменились. На лице каждой фигуры появилась отвратительная и ужасная гримаса Кристалмена.

Корпан вскрикнул и закрыл глаза рукой.

– Что это может означать? – спросил он спустя минуту.

– Это должно означать, что жизнь порочна, и ее творец тоже, неважно, одна личность или три.

Корпан взглянул снова, как человек, пытающийся привыкнуть к ослепительному свету.

– Как можно в это поверить?

– Ты должен, – ответил Маскалл. – Ты всегда служил наивысшему и должен продолжать поступать так. Просто оказалось, что Тайр не является наивысшим.

В лицо Корпана бросилась какая-то грубая злость.

– Жизнь явно ложна – я всю жизнь искал Тайра, а теперь нашел – вот это.

– Тебе не в чем себя упрекнуть. У Кристалмена была вечность, чтобы совершенствоваться в хитрости, неудивительно, что человек даже с самыми лучшими намерениями не может видеть правильно. Что ты решил делать?

– Звук барабана, похоже, удаляется. Ты пойдешь за ним, Маскалл?

– Да.

– Но куда он нас приведет?

– Возможно, совсем выведет из Трила.

– Он звучит для меня реальнее реальности, – сказал Корпан. – Скажи, кто такой Суртур?

– Говорят, мир Суртура, или Маспел, это оригинал, искаженной копией которого является этот мир. Кристалмен это жизнь, а Суртур это нечто иное, чем жизнь.

– Откуда ты это знаешь?

– Это каким-то образом открылось разом – из вдохновения, из опыта, из разговоров с мудрыми людьми твоей планеты. С каждым часом это становится для меня все более истинным и принимает более определенную форму.

Корпан повернулся к трем Статуям с суровым, энергичным выражением, пронизанным решимостью.

– Я верю тебе, Маскалл. Не требуется лучших доказательств, чем ЭТО. Тайр не наивысший; в определенном смысле он даже НАИНИЗШИЙ. Ничто, кроме насквозь фальшивого и низкого, не могло унизиться до такой лжи… Я иду с тобой – но не вздумай предать меня. Эти знаки могли быть для тебя, а вовсе не для меня, и если ты меня бросишь…

– Я ничего не обещаю и не прошу тебя идти со мной. Если ты предпочитаешь остаться в своем маленьком мире или если у тебя есть сомнения, тебе лучше не ходить.

– Не говори так. Я никогда не забуду услуги, которую ты мне оказал… Давай поторопимся, а то потеряем звук.

Корпан тронулся вперед более решительно, чем Маскалл. Они быстро шли в направлении ударов. Более двух миль тропа шла вдоль карниза, не меняя уровня. Таинственное сияние постепенно исчезло и сменилось обычным светом Трила. Ритмические удары продолжались, но очень далеко впереди – сократить расстояние не удавалось.

– Что ты за человек? – вдруг выпалил Корпан.

– В каком смысле?

– Как ты оказался в таких отношениях с Невидимым? Почему со мной не было ничего подобного до встречи с тобой, несмотря на мои бесконечные молитвы и жертвы. В чем ты превосходишь меня?

– Слышать голоса, наверное, не профессия, – ответил Маскалл. – У меня простой и праздный ум – может быть поэтому я иногда слышу вещи, которые до сих пор слышать не удавалось.

Корпан помрачнел и замолчал; и тут Маскалл понял, насколько тот горд.

Вскоре карниз начал подниматься. Они находились намного выше площадки на противоположной стороне пропасти. Затем дорога резко свернула вправо, и они прошли над бездной и другим карнизом, как по мосту, идущему на вершину противоположных скал. Тут же перед ними предстала новая гряда. Они шли за барабаном вдоль подножия этих гор, но когда они проходили мимо отверстия большой пещеры, звук донесся из ее глубин, и они направили свои шаги внутрь.

– Она ведет в наружный мир, – заметил Корпан. – Я иногда ходил туда этим проходом.

– Значит, без сомнения, нас ведут именно туда. Признаюсь, я не огорчусь, если снова увижу солнечный свет.

– У тебя еще есть время думать о солнце? – с жесткой улыбкой спросил Корпан.

– Я люблю солнце, и во мне, пожалуй, совсем нет духа фанатика.

– И все же, несмотря на это, ты можешь попасть ТУДА раньше меня.

– Не надо язвить, – сказал Маскалл. – Скажу тебе еще одну вещь. В Маспел нельзя попасть по своей воле по той простой причине, что Маспел не имеет отношения к воле. Воля принадлежит этому миру.

– Тогда для чего твое путешествие?

– Одно дело идти к цели и медлить по дороге, и совсем другое – бежать туда со всех ног.

– Возможно, меня не так просто обмануть, как ты думаешь, – сказал Корпан, вновь улыбнувшись.

Свет в пещере сохранялся. Тропа сузилась и круто пошла вверх. Затем угол достиг градусов сорока пяти, и им пришлось карабкаться. Туннель стал таким узким, что Маскаллу припомнились страшные сны детства.

Вскоре появился дневной свет. Они поспешили закончить последнюю часть пути. Маскалл первым выскочил в красочный мир, весь в грязи и крови от бесчисленных царапин, и стоял, моргая, на склоне холма, купаясь в лучах яркого предвечернего солнца. Корпан шел за ним по пятам. Ему пришлось на несколько минут прикрыть глаза руками, настолько непривычен он был к слепящим лучам Бранчспелла.

– Удары барабана прекратились! – вдруг воскликнул он.

– Нельзя же ждать, что музыка будет играть все время, – сухо ответил Маскалл. – Это было бы слишком большой роскошью.

– Но теперь у нас нет ориентира. Мы не в лучшем положении, чем раньше.

– Ну, Торманс велик. Но у меня есть непреложное правило. Раз я пришел с юга, я всегда иду строго на север.

– Это приведет нас в Личсторм.

Маскалл внимательно смотрел на фантастически нагроможденные камни повсюду вокруг.

– Я видел эти камни из Маттерплея. Горы кажутся сейчас такими же далекими, как и тогда, а до конца дня не так уж много времени осталось. Как далеко отсюда до Личсторма?