Воейков

Воспитанием молодых Воейковых руководила их тетка, Софья Дмитриевна. Она считала очень важным обучить племянников иностранным языкам. Саша обладал лингвистическими способностями и уже в детстве овладел английским, французским и немецким языками.

Софья Дмитриевна была очень религиозной и мечтала побывать в «святой земле» — Палестине. Под ее влиянием был составлен маршрут заграничного путешествия семьи Мертваго, предпринятого вскоре после окончания Крымской войны, в 1856 году. Вместе со всей семьей поехали и оба племянника — Саша и Митя. Саше было тогда четырнадцать лет.

Одесса, оживленный портовый город с красивыми бульварами, зданиями, живописно раскинувшийся у моря, очаровал молодых Воейковых. За несколько дней в ожидании парохода они успели познакомиться с достопримечательностями этого важнейшего тогда центра русской морской торговли. Нетерпение увидеть другие страны с каждым днем усиливалось.

Наконец пароход отошел. Открылись необозримые морские просторы.

Юношей интересовала и жизнь на самом пароходе. Оба брата забегали в трюм и на корму, где на жалком своем скарбе сидели малоимущие пассажиры.

Некоторые из них ехали в «святую землю» и слушали россказни различных «старцев» и «бывалых паломников». Слепо доверяя ловким пройдохам, умевшим надевать на себя личину богомольных праведников, они наивно принимали на веру суеверные сказки о чудесах у гроба господня и на «святой земле», а прибыв в «святые места», отдавали последние гроши, нередко через тех же «опытных паломников», палестинским «торговцам религией» за какой-нибудь амулет или «чудодейственный» образок.

Вот и Босфор — извилистый пролив, напоминающий неширокую реку с причудливыми берегами, то расширяющуюся, то сужающуюся до нескольких сот метров. Горные массивы, подступая почти к самому проливу, образуют высокий барьер, и с парохода видны только узкие береговые террасы. Русский геолог П.А. Чихачев называл Босфор магической галереей с открытым верхом и разнообразно изваянными стенами. Местами далеко в море вклиниваются зловещие скалы. Они чередуются с таинственно прячущимися за выступами берега долинами речек, уходящих вглубь материка.

Вдруг пролив расширился, и путешественники увидели изгибающийся длинный залив. На волнах в свете заходящего солнца колыхались многочисленные суда: и дымящие пароходы, и допотопные парусные фелюги. Юркие лодочки немедленно облепили борта парохода в надежде на получение заработка от пассажиров, которым не терпится ступить на землю турецкой столицы.

Большой, беспорядочный и шумный город открылся путешественникам. Выйдя на берег, они подверглись нападению целой армии носильщиков, проводников и каких-то агентов, в конце концов усадивших семью Мертваго в неуклюжую карету, пробиравшуюся черепашьим шагом по узким улицам города. Ошеломленные путешественники пришли в себя только в гостинице.

На следующее утро, выйдя на улицу, они увидели обилие хаотически нагроможденных построек, которые напоминали карточные домики.

И неожиданно над этим хаосом лачуг открылся величественный купол мечети Айя-София, выдающегося произведения византийской архитектуры, с пристройками в турецком вкусе, с минаретами, площадками, витыми лестницами.

А вот и древняя твердыня Царьграда с зубчатыми стенами и грозными башнями, и у самого Мраморного моря — Семибашенный замок, в котором погибло немало узников — врагов ислама и борцов за освобождение славянских народов от турецких поработителей.

На узкой полуевропейской улице Пера суетливая толпа гуляющих. Кого только не увидишь в этом пестром скоплении людей! Неторопливые богатые жители Востока — турки, сирийцы, арабы, евреи, армяне, греки со скучающим и безразличным видом не спеша усаживаются за столиками тесных кафе и часами тянут из крохотных чашек черный кофе. Нарядные европейцы всех национальностей в модных костюмах и шляпах выделяются среди местных жителей, одетых в шаровары и красные фески.

А стамбульский базар? Есть ли что-нибудь похожее на него в России или Западной Европе? Люди всех наций теснятся в узких лабиринтах, залитых солнцем. По обе стороны крытых переулков раскинуты всевозможные товары. Острый запах восточной снеди порою становится невыносимым. Мальчуганы в фесках снуют среди гуляющих, настойчиво угощая их кофе или сладостями, прилипшими к подносам сомнительной чистоты.

Но вот путешественники снова на пароходе. Из лазурной глади Мраморного моря выступают неясные очертания Принцевых островов.

А далее голые берега Дарданелл и нежяоголубое Эгейское море, усеянное то изумрудно-зелеными, то серобелыми известковыми островами.

После приветливых островов Эгейского моря выжженная солнцем полупустынная земля Палестины показалась негостеприимной, а Мертвое море зловещим.

Достопримечательности Иерусалима — храмы, гробницы, древние полуразрушенные дома — не произвели на Воейкова особого впечатления. Легенды, а порой наивные россказни, рассчитанные на малообразованных паломников, показались нелепыми и возбуждали досаду.

После краткого пребывания в городах Палестины и Сирии Воейковы на пароходе снова пересекли Эгейское море и, сделав остановку в Пирее для осмотра античных памятников Афин, поплыли к берегам Италии.

Ее светлосинее небо, прибрежные скалы, пышная растительность субтропического юга, бесценные картинные галереи и памятники архитектуры на всю жизнь запечатлелись в памяти Александра Ивановича.

Из-за границы Воейковы вернулись на родину сухим путем через Центральную Европу.

Путешествие, продолжавшееся около трех лет (1856 — 1858), сыграло в жизни Воейкова серьезную роль: юноше полюбились странствия по неизвестным местам. Эта любовь сохранилась у Воейкова до преклонного возраста. Ему было уже семьдесят лет, когда он совершил трудную и утомительную поездку по Средней Азии. За четыре месяца до смерти Воейков ездил на Южный Урал и в Крым для обследования новых курортных районов.

Можно без преувеличения сказать, что вся жизнь ученого была цепью путешествий, которую оборвала только смерть.

В высшей школе

Призвание Александра Воейкова определилось в юношеском возрасте. Его привлекали естественные науки.

В России того времени изучение естествознания лучше всего было поставлено в Петербургском университете. Как говорили современники, физико-математический факультет составлял «главную силу» этого университета. С ним связаны имена великих химиков Зинина, Бутлерова, Менделеева, математика Чебышева, физика Ленца и многих других выдающихся ученых.

В 1858 — 1860 годах Воейков жил в Петербурге, готовясь к вступительным испытаниям. В мае 1860 года ему исполнилось восемнадцать лег, осенью он успешно выдержал экзамены и был зачислен на физико-математический факультет.

Быстро прошел первый год обучения. Воейков усердно посещал лекции и лабораторные занятия. Его заинтересовала физика атмосферы. Это был начальный шаг к изучению метеорологии, тогда еще молодой науки. Кроме того, Воейков много занимался химией.

В Петербургском университете 1861 год — год «освобождения» крестьян — ознаменовался бурными событиями, подготовленными всем ходом общественной жизни студенчества.

Среди юношества и части профессуры университета издавна были распространены либеральные и даже оппозиционные по отношению к правительству взгляды. Еще при Александре I профессора Куницын и Арсеньев смело выступали с кафедры университета с критикой самодержавия и крепостничества. Идеи французской революции и миросозерцание французских философов-материалистов были не чужды прогрессивным ученым и их слушателям. Арсеньев, Куницын, лекциями которого восхищался Пушкин, и другие прогрессивные ученые по доносу шпионов были уволены за политическую неблагонадежность». Но память о них жила в университете.

Даже в годы николаевской реакции с кафедры университета звучал смелый голос прогрессивных русских ученых, и правительство было вынуждено порой терпеть вольнодумство, чтобы не обострять положения в высшей школе. Реакционный устав 1835 года соблюдался мало. Университетское начальство не брало решение важнейших административных дел на свою ответственность и направляло их на усмотрение попечителя учебного округа. А попечители — Мусин-Пушкин, Щербатов — старались не портить отношений с профессорами и студентами.