Страница 4 из 58
Чувства, которыми жили герои в исполнении Рафаила и Роберта Адельгейм, не были так утонченно современными, как у В. Ф. Комиссаржевской, и не поднимались до героического пафоса правдивейшей на сцене, гениальной Ермоловой, но тоже отвечали настроениям эпохи. В русском обществе вместе с подъемом новых волн освободительного движения росло сознание драматизма жестокой действительности, и крупнейшие артисты недаром подходили к каждой роли не иначе, как к части «всемирной человеческой трагедии». Одни актеры при этом облюбовали тему душевной тоски и страданий, другие — тему бунтарства и борьбы. Братья Адельгейм избрали романтический пафос чувств, облагораживающих человека и хотя бы иллюзорно освобождающих его от повседневности и рутины.
Женя Вахтангов впитывал эту романтику вместе с поразившими его воображение образами классических пьес Шиллера и Шекспира.
Проблемы, волновавшие русскую интеллигенцию, не миновали и провинциального Владикавказа. Брожение доходило и до гимназистов через литературу, через театр и кружки самообразования, где велись страстные споры о смысле жизни. В этих спорах иногда принимали участие и взрослые — местные врачи, адвокаты, инженеры. Тут можно было встретить и приезжавших на каникулы домой студентов. Шли дебаты о служении народу, о Льве Толстом, о борьбе марксистов с народниками… В этих горячих и путаных спорах было много наивного и незрелого, много юношеского, мнимо значительного. Но все же эти споры вводили молодого Вахтангова в круг умственных интересов передовой интеллигенции.
В последних классах гимназии Женя много читает, посещает кружки, пишет стихи, рассказы, очерки и помещает часть написанного им в печатавшихся на машинке гимназических журналах. Он пишет поэму «Ирод», (хотя стихи ему удавались менее всего) для выходившего в женской гимназии журнальчика «Светлячок».
У себя же в классе Женя и публицист, и прозаик, и поэт, и организатор журнала, носящего древнегреческое имя «Эос» («Утренняя заря»).
Первый номер «Эоса» открывался передовой Е. Вахтангова. Автор призывает «взяться за дело посерьезнее, смотреть на него с более разумной точки зрения и не считать за забаву от безделья».
Это были годы общественного подъема и кануна революции. Волны революционного движения докатились и до Владикавказа. Бесправное положение рабочих и горцев-крестьян на Тереке, так же как по всему Кавказу, приводило к экономическим и политическим столкновениям рабочего класса и горской бедноты с царизмом. Движение увлекло и широкие слои молодежи.
Юный Вахтангов также оказался захваченным веяниями общественного обновления. Но идеи его смутны и далеки от революционного марксизма. Он с одинаковым увлечением читает и Шопенгауэра, и Ницше, и Ренана, и Горького, и Смайльса, и талмуд. Организует сам маленький конспиративный кружок «свободомыслящих». После чтения на собраниях гимназисты часто спорят о боге. Властителем их дум становится Лев Толстой. На Женю он имеет особенное влияние.
В 1902 году Вахтангов пишет чрезвычайно характерный для него в то время рассказ «Человек».
Прозябал на свете самый обыкновенный человек. Ничего не видел он светлого, хорошего в жизни. И невзлюбил жизнь. Проклял ее, возненавидел беспомощность людей и ушел в мир мечты. Его новая, изолированная «жизнь была живая, веселая, мощная, бодрая, полная любви, полная правды». И душа его «очистилась, очистился и ум, мысли стали здоровыми», быстрыми, свежими». Он снова вернулся к людям, но, «слепой, он не замечал ни грязи, ни пошлости». «Он был счастлив, он любил жизнь, забыв весь ужас ее». Такова завязка рассказа «Человек». Чем же кончается иллюзорное счастье героя?
Приходит однажды к этому человеку другой и говорит: «Нужно смотреть на жизнь не глазами слепца, не нужно видеть светлое там, где все пошло, не нужно обманывать себя. Надо видеть жизнь такою, какова есть она». «Вот злоба, вот ложь, вот насилие, рабство, цепи, голод, грязь, вот притеснение, вот неуважение человека к человеку. Вот свобода в оковах, братство в кабаке и равенство в могиле».
И… «снова увидел человек то, что видел раньше, снова открылись глаза его, и горько, горько стало ему. Грустно, молча смотрел он на все, что увидел, и горячая слеза скатилась на больную, уставшую грудь. Тяжело стало ему, и, зарыдав, спросил он провожатого:
— Ну как же тогда жить? Для чего жить тогда?
Провожатого уже не было».
Евгению ясно: «нас возвышающий обман» не может быть реальным средством против уродств окружающей жизни. «Но как же тогда жить? Для чего жить тогда?» Пытаясь найти опору для выхода из мучающих его противоречий, Евгений сформулировал свои очень неопределенные, целиком идеалистические идеи в наивной «философской» сказке «Идеал и предвидение». Как видно из этой сказки, он, в конце концов, возлагает свои надежды единственно на «цивилизацию», которая, по его мнению, одна является средством развития общества. Герой этой сказки дожидается, когда «ум его обогатится совершеннейшим из орудий — знанием», и тогда он в один чудесный момент «насадит равенство и свободу»…
Вместе с этим стремлением к знанию (за пределами казенной гимназической муштры) у молодого Вахтангова, говоря его собственными словами из той же сказки, крепнет «горячая вера в мощь и силу человеческой мысли. Человек вставал перед ним грозным титаном, повелителем, творцом всего, чего хотел… — Он сам строит свое будущее благоденствие».
Вера в силы человека укрепляет мысль Вахтангова. Как бы ни была она вначале наивна, в дальнейшем эта вера питает все его творчество.
Е. Б. Вахтангов в 1902 г.
Наступает 1901/02 учебный год — седьмой и предпоследний в гимназии.
Над городом пронеслись холодные грозы поздней осени. В одно из воскресений в октябре месяце Женя спешил в гимназию на собрание драматического кружка.
В классе уже собрались товарищи, оживленные, празднично подтянутые. Ждут драматическую артистку Д. М. Ремезову. Она согласилась режиссировать спектакль. Наконец, когда все в сборе, классный наставник вводит улыбающуюся женщину и представляет ей вставших гимназистов. Ремезова, с книжкой в руках, начинает первую беседу о пьесе «Пробел в жизни» Печорина-Цандера. Объяснения артистки не сложны: они касаются главным образом внешне-характерных черт действующих лиц. Гимназисты слушают не очень внимательно, с любопытством поглядывая на трех девушек, которых Ремезом привела с собой для исполнения женских ролей. Женя сидит на парте в стороне. Его внимание привлекает Надя Байцурова. Он видит ее впервые, но настроен скептически. Должно быть, «кисейная барышня».
После беседы гимназисты провожают гостей по домам. Женя шагает рядом с Надей. Он узнает, что она только что кончила тифлисский институт и собирается в Москву на Высшие женские курсы, что она готовится к самостоятельной жизни, зарабатывая уроками, переводами с иностранных языков для газеты «Терек» и службой в качестве машинистки в нотариальной конторе.
Женя сознается, что ошибся. Кисейного в этом мало.
Спектакль «Пробел в жизни» состоялся в январе 1902 года.
Между Евгением Вахтанговым и Надей Байцуровой завязалась дружба.
Зародившаяся, как и все глубокие личные отношения в жизни Вахтангова, на почве общего влечении к театру эта дружба захватила и другие интересы молодых людей. Евгений ввел Надежду в кружок самообразования. Он назывался в честь славного пушкинского кружка «Арзамас». Его членами были гимназисты и гимназистки старших классов. Участники «Арзамаса» много времени уделяли литературе и театру. Кружок был «конспиративным». При взрослых молодежь читала стихи и играла в фанты. Оставаясь наедине, обменивались мыслями о тайком прочитанных подпольных брошюрах, о «Буревестнике» Горького. Тут знакомились понемногу и с политической экономией и даже с изложением теорий Маркса.
Вскоре, по поручению кружка, Надя начала вести бесплатно занятия в воскресной школе для рабочих.