Страница 24 из 47
Послушаем, какие светлые надежды и высокие чаяния связывает с намечающимся подписанием контракта Джим Макмейхем из университетской команды Бригхэма. Удачливый квотербек буквально переписал книгу рекордов, регистрируемых в студенческих чемпионатах, и — чудо из чудес — закончил университет с достаточным количеством полученных за хорошую учёбу очков и успешно защищённым дипломом. Это достижение тоже могло бы быть зафиксировано в качестве рекорда. Обычно футболисты, даже получившие диплом, знаниями не блещут. Короче, Джима Макмейхема безголовым спортсменом не обзовут. «Я хочу быть игроком и не хочу работать. Буду делать, что мне нравится, а не просиживать за столом в офисе». Джим достаточно откровенен, не правда ли? Но терпение, терпение… Выслушаем и второе признание молодого футбольного дарования, проливающее свет на причину горячей любви к «народной» игре: «Я хочу зарабатывать настолько много, насколько это возможно. У меня никогда не водилось крупных денег, и я мечтаю почувствовать себя человеком с туго набитым кошельком».
Не станем корить будущего футбольного гладиатора. Он, превосходящий большинство коллег-футболистов по интеллекту, абсолютно схож с ними в неудержимом стремлении подороже запродать себя и свой футбольный талант на спортивно-профессиональной ярмарке. И не освоившие всех премудростей игры знают собственную цену в денежном эквиваленте. Этому их обучили с детства. К чему лукавить: Джим Макмейхем почти наверняка подпишет выгодный контракт и, спаси и помоги господь избежать смерти и переломов, вступит в настоящую, не спортивную жизнь обеспеченным человеком, хотя и с некоторым своеобразным для нас представлением о подлинных жизненных ценностях. Давайте проследим, что за годы ждут Джимми и ему подобных в лиге голубой американской мечты.
Публика будет боготворить своих героев. И в каких бы городах Соединённых Штатов я ни бывал, с кем бы ни встречался, футбольная тема всплывала как нечто само собой разумеющееся и совершенно обязательное. Не говорить о футболе, не принимать его — неприлично. Каюсь: и трёх-четырёх увиденных по телевидению матчей было достаточно, чтобы внушить мне к игре антипатию. Но сказать об этом вслух значило искренне расстроить доброжелательных собеседников. И шофёр автобуса, и благородный экс-сенатор с удовольствием обмениваются с вами и между собой впечатлениями о неподражаемых тактических манёврах своей команды. В этом, и только в этом, я вижу единственное достоинство футбола, хоть как-то сближающего бесконечно далёкие и невидимой стеной разделённые различные социальные слои американского общества.
Помню, как в военно-воздушной академии США в Колорадо-Спрингс, где тренировалась советская ватерпольная команда, зашёл спор о каком-то футболисте. Кадеты-студенты проявили феноменальные познания. Была разобрана родословная игрока. Приведены статистические данные из его, на мой взгляд, и не очень впечатляющего послужного списка. Высказаны чётко аргументированные прогнозы о выступлении в первенстве НФЛ. Но заговорили будущие офицеры ВВС США о водном поло, и выяснилось, что об однокашниках, выступающих за национальную ватерпольную сборную, они и слыхом не слыхивали. Задал пару вопросов, не для подвоха, для интереса, о других видах спорта — та же история. Добро бы отнекивались и пожимали плечами футбольные фанатики или, наоборот, к спорту равнодушные. У молодых ребят был один бог — американский футбол, которому свято и неуклонно поклонялись. Рискну утверждать, что некоторое ослабление позиций американского любительского спорта на международной арене можно отчасти — подчёркиваю, отчасти — отнести за счёт неоправданного повышения популярности футбола. Он отвлекает внимание и спортсменов, активно им занимающихся, и болельщиков от других дисциплин.
Задолго до футбольного матча трибуны развлекают себя оглушительными криками. Никакой самодеятельности: у каждой группы — лидер, по сигналу которого скандируются лозунги и поднимаются плакаты схожего содержания: «Нашей команде равных на планете нет». Маршируют по стадиону-подкове женские оркестры. Оркестрантки в коротких юбочках подобраны одна к одной. До второй мировой войны, когда футбол ещё не смял конкурентов, девушки-красавицы выручали: заманивали толпу. В восьмидесятые годы на игры идут и без них. Марш девичьих джаз-бэнд скорее традиция, чем необходимость.
Любой заштатный футболист может спать спокойно. И сыграй он безобразно — имя его попадёт в газетный отчёт. Даже встречи студенческих команд описываются на все лады, а уж о профессионалах и вовсе слагаются саги. Взахлёб пишут о баснословных гонорарах, о выгодных контрактах. Не забывают обсасывать и смаковать подробности личной жизни звёзд. Часто в газетах и журналах, выдающих себя за солидные, встречаются и перлы: «Гиганты-защитники смяли хлюпика квотербека, будто пустую коробку от макарон». Прочитать образные выражения мне было небезынтересно. А как же пришлось бедному квотербеку? Худо, очень худо.
Ведь пробиться с мячом на несколько ярдов сквозь живой частокол стоит нечеловеческих усилий. Точно так же дорого обходится обороняющимся сдерживание мчащихся прямо на них игроков противника. После выигранного вбрасывания нападающий — кумир и повелитель толпы — получает пас. Туго прижав мяч к груди, он устремляется под радостно-оживлённый свист болельщиков к полю врага. Наперерез бросается двухметровый громила. Ради таких моментов и закупаются абонементы: поднимается вой. Защитник на ходу хватает соперника и отработанно-безжалостным ударом головы в солнечное сплетение повергает владевшего мячом на землю. Награда — рёв толпы и занесение в длиннющий список претендентов на приз «Охотника за черепами». Чтобы заработать трофей, еженедельно вручаемый газетой «Даллас Каубой Ньюслеттер», надо хорошенько постараться. С криком: «Умри, собака!» — свернуть врагу шею, сломать позвоночник, убить. А сам приз за жестокость — словно насмешка над жизнью человека. Это пара штанов с бахромой, холодильник или право подзаработать на телевидении, рекламируя дрянной шампунь. И в каком бы штате ни сражались футболисты, далласская газетёнка продаётся нарасхват. Не терпится узнать, кто из игроков нанёс коллегам больше всего травм и увечий.
Только всё попирающая жестокость, только не знающая границ безжалостность могут принести победу и сопровождающие её такие вожделенные доллары. Эту мысль с детства и не без успеха вдалбливают в душу американцев. Находятся в Штатах смелые и честные люди, открыто протестующие против насилия в профессиональном спорте. Социолог Джей Кокли пишет в объёмистом исследовании: «Дух коммерции приводит не только к изменению характера спортивной борьбы и забвению спортивных традиций. Он приводит к смене ориентиров: важным становится лишь конечный результат. Ведь победа и есть мерило коммерческого успеха». Ещё дальше пошёл в выводах другой американский учёный, Джон Сьюджен, опубликовавший труд под примечательным заголовком «Политическая экономия насилия в американском спорте». Его утверждения, по-моему, абсолютно точно отражают положение, сложившееся и в любимом детище Америки и «американского образа жизни» — футболе. «Профессиональный спорт, — пишет Сьюджен, — это особый случай капиталистического производства. В отличие от остальных общественных сфер он вовлекает в свои сети спортсмена ещё в раннем возрасте. Вследствие этого спортсмен становится объектом двойной эксплуатации. Во-первых, потому, что работает в условиях капиталистического предприятия, а именно таким является профессиональный клуб. Во-вторых, потому, что он продолжительное время находится в зависимости от этого дегуманизирующего института. Плата — победа. Победа любой ценой превращается в то, что требует от спортсменов рынок, где хозяйничают менеджеры и тренеры, диктующие методы, с помощью которых её можно достичь».
Игра приносит физическую боль и деньги. Уносит — людское достоинство. Нельзя, сознательно творя нечто похожее на убийство, сразу забыть о содеянном и оставить злобу, ненависть к сопернику в раздевалке вместе с потяжелевшей от пота спортивной формой. Философия насилия прочно укрепляется в сознании как единственная приемлемая и возможная. Игрок срывает аплодисменты и премии за безжалостность во время воскресной игры. Значит ли это, что в понедельник, слегка отойдя от вчерашнего матча, он превратится в добродушного парня-симпатягу, который и мухи не обидит? Легко ли жить с мыслью, что цена твоего триумфа оплачена страданиями тебе подобных? Неужели не тошно добровольно заточить себя в неестественный мир варварской жестокости? Кажется, эти вопросы не терзают профессионалов. Не задумываются над ними и считающиеся любителями: «Вспомнишь о душе — потеряешь тело!» — таков девиз университетской — всего лишь университетской — команды Мэриленда.