Алтунин принимает решение

Алтунин нервически рассмеялся.

- А вы фруктик, Игорь Евсеевич! От своего любимого начальника и друга Юрия Михайловича убегаете. Он-то с вами носился, потворствовал вам. А стоило ему заболеть - и дружба врозь. Хотя бы дождались возвращения.

Пудалов повел плечиком:

- Молодой человек! Мне не семнадцать, не тридцать и даже не сорок, чтобы верить в некую романтическую дружбу. Да и не существует ее в природе. Мушкетеры Дюма считались друзьями, но каждый из них преследовал свои, глубоко скрытые корыстные цели. А почему я должен всю жизнь ходить на поводке у Самарина? Вы сами носились со Скатерщиковым, воспитывали его, а он вот в самое трудное для вас время тащит меня в свой цех. И я уйду туда через две недели, а вам придется сесть в галошу со всеми вашими прожектами. Вы ждать возвращения Самарина не захотели, я - тоже.

Сергею стоило больших трудов держаться со спокойным достоинством. Его явно провоцировали на скандал.

- Я ни от кого не убегаю, — фиглярничал Игорь Евсеевич. — Лично вам я ничем не обязан. Ну, а песенка Самарина спета: если даже он вернется в цех, то ненадолго. Вас, наверное, учили в институте, что здоровье не последнее качество руководителя. А под вашим началом я не хочу ходить.

- Кого предложите на свое место? — спросил Сергей холодно.

Пудалов поморщился.

- Это уж не моя забота. Можете ставить хоть Авдонину.

- А в самом деле! — искренне обрадовался Алтунин. — Как это мне сразу не пришло в голову? Спасибо за добрый совет. Авдонина справится. Умная женщина.

Он говорил озабоченным тоном, а Пудалов принял его слова за издевку. Авдонину Игорь Евсеевич назвал, чтоб подчеркнуть свое полное безразличие к будущим делам цеха: после нас хоть потоп! Пудалов был убежден, что Авдонина через два дня превратит порядок в первозданный хаос.

- Хорошо, — заключил Алтунин. — Будем считать, что вы предупредили меня за две недели. Скажу начальнику отдела кадров, что возражений не имею. Вы свободны.

Все так просто? Пудалов чуть не лопнул от уязвленного самолюбия. Он-то рассчитывал, что Алтунин станет уговаривать его, убеждать. А тому все трын-трава. Чего доброго, и впрямь может Авдонину на его место поставить... Пусть ставит. Самарин его за это по головке не погладит. Самарин Авдонину терпеть не может.

И все-таки честолюбивая натура Игоря Евсеевича требовала оханий, сожалений. Он должен уйти как лицо глубоко оскорбленное, а не просто незаметно исчезнуть с цехового горизонта. Пусть говорят: "Такого специалиста Алтунин выжил! Недалекий человек. Самарин ничего подобного не допустил бы!" Да, самая убийственная штука - холодное безразличие.

Взвесив все, Игорь Евсеевич написал большую слезницу на имя директора. Мол, задумал уйти с завода, хочу напоследок выразить свое отношение к тому, что происходит в кузнечном цехе.

Заниматься коренной перестройкой работы в отсутствие начальника цеха прямо-таки непозволительно, бестактно, и очень жаль, что заводская администрация пошла на поводу у незрелого, неопытного инженера Алтунина, который по сущности своей или маниакальный прожектер, или просто слишком молодой человек, стремящийся всеми способами выдвинуться. А кто будет отвечать за ущерб, нанесенный им? Самарин? Ведь каких колоссальных затрат потребует переход цеха на технологию, предложенную Алтуниным. А окупится ли все это? Не ухудшится ли от того финансовое положение завода? И если окупится, то когда? В необозримом будущем?

Есть и еще один камень преткновения - вспомогательные подразделения. Новая технология обязывает их работать в ином режиме. А откуда там взяться иному режиму? Всем известно: в результате разделения труда на каждом заводе два вида производства - основное и вспомогательное - живут как бы самостоятельно, они давно обособились. Мы внедряем передовую технику в основные цехи, а о вспомогательных как бы забываем. И это привело вот к чему: уровень организации и механизации вспомогательных работ весьма низок, обслуживание очень дорого. В США на одного ремонтного рабочего приходится двадцать единиц оборудования, а наш вспомогательный рабочий за то же время успевает отремонтировать всего четыре единицы.

Наше вспомогательное производство с его большой долей физического труда, отсталой техникой, несовершенной организацией не подготовлено к осуществлению алтунинской технологии. Изготовление вполне законченных изделий в кузнечном цехе - это пока лишь голубая мечта, и она останется таковой на многие десятилетия.

Отдавая дань "хорошему тону", Пудалов оговорился: не собираюсь-де порочить молодого специалиста. И тут же набросился на Алтунина с новой яростью. Обвинив его в разбросанности, шараханье из одной крайности в другую, легкомыслии и даже авантюризме. Особенно возмущался Игорь Евсеевич взбалмошной идеей объединить кузнечные цехи двух заводов. Большей нелепости не придумать! Это все равно, что каждый раз ходить принимать ванну в чужую квартиру. Главк и министерство не допустят такого противоестественного объединения, если даже Алтунину удастся перетянуть на свою сторону дирекции обоих заводов.

Заканчивалось послание в минорных тонах. Пудалов скорбел, расставаясь с родным заводом. Но что поделаешь? Не желает он нести ответственность за проделки Алтунина, который, к слову сказать, вовсе не дорожит опытными кадрами. Вон и Голчина спихнул в какой-то там подотдел, обезглавив важнейший участок в цехе. Скоро вокруг Алтунина совсем не останется людей, столько лет державших кузнечный цех на своих плечах.

Ступаков прочитал пудаловское письмо и передал его Лядову.

- Разберись, Алтунин, по-моему, перехлестывает через край. Зачем отпустил Пудалова? И насчет Голчина мы зря его послушались. В самом деле, оголил участок. Что, кроме Голчина, некого было поставить на подотдел? Бесхозяйственность. Нельзя так бездумно разбрасываться кадрами.

Лядов знал Пудалова и тоже ценил его. Подосадовал на горячность Алтунина: как же не сумел он сработаться с ветераном цеха, можно сказать? У него, видите ли, нет возражений против ухода Пудалова. Почему нет? Почему не поговорил с ним по-человечески? Ведь не из корысти же Пудалов перебирается на соседний завод: зарплата там не выше, а работы больше.

Глухое сомнение зашевелилось в душе Лядова и в отношении других решений Алтунина. Может быть, прав Пудалов: ухлопаем уйму денег на перестройку работы в кузнечном цехе, а ничего не достигнем.

"Вызову-ка Алтунина! — решил главный инженер. — Но вначале нужно бы ознакомиться с материалами его комиссии. Работа не завершена? Ничего. Ознакомление предварительное. Скажу, что хочу проверить, все ли вопросы охвачены..."

Материалы были затребованы, и, знакомясь с ними, Лядов не раз покачивал головой. Ну и Алтунин!.. Есть сказка про терем-теремок. Цеховой теремок явно тесен этому добру-молодцу. Ворочается и ворочается, пока все не перевернет. А что, если назначить его вместо Блохина - взять к себе заместителем по вспомогательному производству?.. Блохин явно не справляется - не авторитетен, безынициативен, а этого только сдерживай...

Главный инженер по собственному опыту знал: не сразу человек, выдвинутый к руководству, обретает четкие черты руководителя. Алтунин пока действует почти интуитивно, и, к счастью, у него неплохо это получается: есть чутье на кардинальные производственные проблемы. А это хороший признак.

Объяснение с Алтуниным начиналось не очень любезно. Главный инженер сидел, положив локти на стол, весь какой-то нахохлившийся.

Едва Сергей переступил порог, как Лядов резко спросил:

- Почему от вас уходит Пудалов?

- Не хочет работать.

- Вот почитайте его письмо. Тут он объясняет все. Вы даже не потрудились отговорить его. "Против ухода возражений не имею" - и до свидания! Этак мы Второму машиностроительному всех специалистов отдадим. А сами с кем будем работать? Где возьмете экономиста?

Он не предложил Алтунину сесть, и Сергей стоял, переминаясь с ноги на ногу, читал слезницу Пудалова, возмущался: "Скверный старикашка!"