Страница 17 из 44
- Я его продавать не собираюсь.
- Твой цех, если хочешь знать, я и задаром не взял бы, но придется взять. Давай объединимся, и наш единый кузнечный цех будет обслуживать оба завода.
Скатерщиков протер красным платочком лоб.
- Да ты что, рехнулся? — спросил он, опасливо отодвигаясь от Сергея. — Как то есть объединимся? Кто нам позволит?
Алтунин развел руками.
- Ну вот, видишь, разволновался. Испей холодной водицы, успокойся.
Но Скатерщиков и не собирался успокаиваться.
- Я и слышать о таком не хочу! — кричал он, раздосадованный и красный. — Тут и обсуждать нечего. Все простаков ищешь, Алтунин?! Черт тебе союзник, а не я...
Он вел себя так, словно Алтунин уже отнимает у него цех, хочет лишить власти, до которой он с таким трудом дорвался. Его ноздри широко раздувались.
- Испей, испей, — уговаривал его Алтунин. — Эк тебя корчит, сердешный. Я же с миром, с миром... Промеж себя поговорим, и все. Перекуем те самые мечи, чтоб они не висели над головами...
Он откровенно развлекался, хохотал до слез. Потом отер глаза тыльной стороной ладони, сказал уже серьезно:
- Ну, хватит истерики! Выслушай и поступай как знаешь. Не бойсь, должности лишать тебя не собираюсь: будешь первым замом у Самарина, это намного почетнее, чем командовать таким клоповником, как твой цех.
Скатерщиков притих. Наверное, решил, что лучше выслушать Алтунина до конца, дабы знать, чего он хочет, и сразу принять контрмеры, задушить идею в зародыше. Сергей догадывался об этом - Петенька эластичен! — но не боялся его контрмер. И не привык он действовать исподтишка, всегда - с открытым забралом.
- Тут такое дело, Петр Федорович, — с подчеркнутой строгостью продолжал Алтунин, — мы с тобой инженеры и обязаны мыслить категориями научно-технического прогресса. А это значит мыслить непредвзято, без учета личной выгоды. Наш цех работает с недогрузкой - миллионные убытки государству; ваш пора обновлять - тоже миллионные затраты. У нашего завода, как ты знаешь, более высокопроизводительное оборудование. Если мы объединимся в один цех, можно будет повысить уровень специализации. Доходит?
- Концентрация капитала, одним словом, — отозвался Скатерщиков хмуро. — А на кой ляд мне все это нужно, ты подумал? Материальная заинтересованность, наверное, для кого-то другого придумана, а не для меня? Будь, Скатерщиков, бескорыстен, презирай высокую зарплату. Впрочем, для тебя идея всегда была важнее живого человека.
- Смотря какого человека. И не важнее, а выше.
Скатерщиков стукнул кулаком по столу.
- Я добился самостоятельности! Понимаешь? А ты тянешь меня назад, чтобы я у Самарина был на побегушках. Тут я фигура, начальник. А там кто я? Извольте выполнять приказы Юрия Михайловича! Да мне надоел его и твой деспотизм до смерти. Вы меня со своими изотопами мордовали, в черном деле держали. А я уже тогда мог бы стать фигурой. Я сам добился всего, сам!.. И отдавать ничего не собираюсь. Не хочу. Опротивели вы мне все с вашим кипением и борением, не хочу таскать для вас каштаны из огня. Ты знаешь, почему Карзанов до сих пор не женился, а от тебя жена скоро сбежит? Вы с ним лишены элементарной человечности, вы функция производства, и жизнь ваша лишь функция. Вы и любовь и семью - все подчиняете производственным интересам, да и невозможно представить вас вне производства. Вас там просто нет и не может быть. Ваш быт - это и не быт вовсе, так как и вне завода вы живете не высшими наслаждениями, какие дает человеку искусство, спорт, туризм, общество утонченных друзей, понимающих смак во всем, умеющих отличить хорошее вино от плохого, а все теми же заводскими делами, своей железной прозой. И даже не подозреваете, что люди и работают-то для того, чтобы жить вот такой полнокровной жизнью, развлекаться, холить себя, продлять свою молодость, воспитывать детей. Вы заражены гигантоманией, а я умею довольствоваться малым. Счастье, Алтунин, не в концентрации и даже не в реконструкции производства, а в том, чтобы быть независимым... Впрочем, не поймем мы друг друга: ты ведь никогда не был независимым. А я независимый, начальник, сам себе голова.
Сергей слишком хорошо знал Скатерщикова, чтобы придавать значение его словам. Обычные кривляния Петеньки, ребяческое дурачество: старается циничными выкриками разозлить Алтунина, вывести его из себя, увильнуть от сути разговора. Другой на месте Сергея стал бы негодовать, стыдить его, а Сергей лишь похохатывал. Никакими утонченными друзьями, умеющими отличать хорошее вино от плохого, Скатерщиков, разумеется, до сих пор не обзавелся - не до того: цех висит на шее, требует полной отдачи. Холить себя, развлекаться тоже некогда: на должности начальника кузнечного цеха за день так наразвлекаешься и нахолишься, что приходишь домой чуть тепленьким. А работать Скатерщиков умеет - чего не отнимешь, того не отнимешь: зубами вгрызается в дело.
- Все? — спросил Сергей, когда Скатерщиков изошел криком. — Экий ты, милой, гедонист с ватой в ушах. Рано стал заботиться о продлении молодости. Молодость продляют в старости... Я ему про дело, а он завел заигранную пластинку. Кого обмануть хочешь? Ну, при чем здесь твои мелкие, эгоистические интересы? Жить в обществе и быть свободным от общества?.. Речь идет о повышении уровня производства, а ты зубами держишься за должностишку. Не смеши людей. Мы ведь с тобой такое можем завернуть! И от непрофильной продукции избавимся и одним махом дадим основным производственным фондам максимальную нагрузку... Ритмичная работа... Это же все для человека, для наших рабочих, чтобы они могли проявить себя в полную меру да и денег больше заработать...
Скатерщиков нетерпеливо взглянул на часы, бросил сердито:
- Время зря тратим.
- Значит, не принимаешь? — Алтунин поднялся, сообразив, что его выдворяют.
- Не принимаю и считаю твою затею вредной. Смотри, допрыгаешься!
- Ну, как знаешь. Была бы честь предложена... Эх, Петро, Петро! Если тебе неизвестно, могу сообщить: ваш главный Пригожин за объединение кузнечных цехов!
Скатерщиков взглянул на него оторопело, застыл с пустым стаканом в руке.
- Разыгрываешь?
- Нет, не разыгрываю. Спроси у него сам. Так что союзники у меня будут...
Он вышел под разрумяненное солнце. Все так же верещали лебедки и так же расслабленно нежились в тени собаки. Все то же.
Можно было бы и не ходить к Скатерщикову: ведь наперед знал, чем все кончится.
Можно было бы. Но нужно.
Алтунин опять в родном цехе, где знает каждого человека, каждую машину. Здесь в отличие от Второго машиностроительного все в общем-то на уровне последнего слова техники: могучий гидропресс, занимающий целый пролет; длинный ряд серебристых камерных печей, в которых нагреваются многотонные слитки; ковочные манипуляторы - гигантские кузнечные клещи на колесах; защитные асбестовые экраны со слюдяными окнами; дымоуловители; сильные вентиляторы в подвале цеха.
Словно в бронетранспортере, сидит в кабине своего манипулятора Роман Царев, Через прозрачный экран видно его темное лицо, глаза прикрыты большими фиолетовыми очками - сразу и не узнаешь человека. Но это он, Царев. А у парового молота с правой стороны - Шадриков. Ему не больше восемнадцати - нос задорно вздернут, во всем облике лихость.
По малиновому туману полоснул резкий звук сирены. Царев и Шадриков напряглись, подобрались. Сейчас начнется ковка, многотрудная свободная ковка. Эти двое покажут, на что способна молодость...
Манипулятор развернулся, выхватил из печи пылающий, как солнце, пятнадцатитонный слиток, снова развернулся и бережно положил его на зеркало нижнего бойка молота. Царев без заметных усилий брал на себя рычаги, отталкивал их, жал на кнопки: слиток переваливался с боку на бок, поднимался, опускался. Кузнец Шадриков в это время нажимал на рукоятки управления молотом - и тяжеленная "баба" шмякала по слитку.
Стоило понаблюдать за этими двоими: они сегодня в первый раз вели такую ответственную ковку.