Изотопы для Алтунина

Ты часто слышал об этой девушке. Многие удивлялись ее настойчивости. Говорили, будто она три раза ездила в Москву, сдавала экзамены в Институт стали. Но не прошла по конкурсу. Всякий раз не хватало баллов. Другой после таких неудач скис бы. А она, окончив техникум, снова принялась готовиться все в тот же институт. И тогда-то роль репетитора взял на себя инженер-дозиметрист Карзанов. Сперва этому не придали значения: ведь Карзанов бывал в доме Самариных — и по делам служебным, и просто так, грелся у чужого семейного огонька, как всякий неприкаянный холостяк. Но потом, когда Карзанов и Кира стали вместе появляться в заводском Доме культуры, в театре, в кино, на вечеринках, о них заговорили как о «прекрасной паре», хотя Кире совсем недавно исполнилось двадцать три, а Карзанову было за тридцать. Впрочем, эта разница в годах не так уж велика. И вообще холостяку возраст не помеха. Судя по всему, между ними было полное согласие. Она гордилась дружбой с умным, энергичным Карзановым, а тот, насквозь пропитанный иронией, подобрел, обмяк и смотрел на Киру влюбленными глазами.

Ты порадовался за инженера Карзанова. Ну, а что касается Киры, то о ней даже и не думалось. Вы знали друг друга давно, с самого детства, однако ничто вас не сближало. Потом, уже вернувшись из армии, ты неожиданно увидел, что Кира стала рослой, красивой девушкой. Но и тогда она не затронула в тебе ни одной струны. Существовала некая неприязнь между вами. И причин особых для этого вроде бы не было, а неприязнь существовала. Вернее, ты относился к Кире равнодушно, неприязнь — это с ее стороны. Ты ей определенно не нравился. Так же, как и ее отцу, Юрию Михайловичу Самарину, начальнику кузнечного цеха. Наверное, в семье Самариных иногда говорили о тебе, и, конечно же, Юрий Михайлович, наблюдая за тобой изо дня в день в течение многих лет, составил о тебе нелестное мнение: мол, Алтунину этому далеко до идеала — дерзит начальству, мнит о себе бог знает что, хотя бригаду, увы, не смог вывести на первое место, это сделал другой — машинист молота Скатерщиков, в то время, когда бригадир был в отпуске. Да и декан вечернего института недоволен им: учится Алтунин неровно, запаздывает со сдачей зачетов. Однажды Самарин полюбопытствовал: «Кончишь институт, Алтунин, кем будешь?» — «Глубоким стариком, Юрий Михайлович». Самарин только укоризненно покачал головой.

А с учебой в институте у тебя тогда в самом деле не ладилось. И сейчас не лучше. Когда получаешь срочный заказ, учеба как бы сама собой отступает на задний план. Рассчитываешь все наверстать в лучшем виде потом, когда заказ будет выполнен. А тебе после одного срочного заказа дают другой, тоже срочный, — и так без конца. Вот и накапливается задолженность по зачетам. Расплачиваться приходится во время отпуска, когда другие отдыхают...

...Кира шла по цеху, а ты гадал: возле кого она остановится? Возле кого?.. Почему это тебя так занимало?

Твой арочный молот — в самом дальнем углу пролета. А она все шла, шла прямо на тебя. И ты увидел ее округлое, чистое, как снег, лицо, слегка выгнутые, четкие брови. Широкий разлет этих бровей был строг. А взгляд больших глаз какой-то недающийся, твердый.

И когда она остановилась возле тебя и улыбнулась, ты вдруг подумал, что такой улыбки нет ни у одной из знакомых тебе девушек. Ваши взгляды сошлись, и в серой зернистой глубине огромных глаз Киры тебе неожиданно что-то открылось... Но что, ты пока и сам не понимал.

— Я из бюро автоматизации и механизации, — представилась она. — Мне поручили шефство над вашим молотовым отделением.

— Шефствуйте и повелевайте!

Уловив несерьезную нотку в твоем голосе, она нахмурилась. Сказала строго:

— Начальник бюро Шугаев рекомендовал мне вас как самого крупного рационализатора. Вот я и решила посоветоваться с вами.

Ее слова польстили тебе. Но ты не размягчился. Решил немножко позлить ее. Спросил постным голосом:

— Чем могу быть полезен?

Она захотела начать с обсуждения внутрицеховых проблем. Пусть, ей же хуже! Ты смотрел на нее иронически: вот пришел в цех молодой специалист, и ему, этому специалисту с образованием в объеме техникума, кажется, что он способен сразу же выявить все узкие места производства и немедленно ликвидировать их, опираясь на рационализаторов и изобретателей. Ах, деточка, мы заняты здесь таким немыслимо сложным делом, как свободная ковка, и автоматизировать ее еще никому не удалось! Не потому, что не нашлось умных голов, а потому, что автоматизировать свободную ковку невозможно. Да, да, невозможно. Так что вы обратились к Алтунину не по адресу, вам следовало бы начать с прессового отделения: пресс, он словно бы специально предназначен для автоматизации. Хотя и там свободная ковка автоматизации не поддается.

Кира опять улыбнулась, и глаза ее, сверкающие белизной белков, смешно округлились. В голосе неожиданно появились мягкие нотки. Да, у нее был гибкий, глубокий голос, и она хорошо владела им.

— Не повелевать собираюсь, да и шефство мое — это так, условно. Шугаев всех нас разослал по цехам. Меня, конечно, сюда, все-таки кузнечное дело мне как-то ближе: дома — только и разговоров что о поковках да слитках; для отца и деда иных тем не существует. А в бюро автоматизации и механизации считают, что ковка на молотах постепенно уступает место ковке на быстроходных ковочных агрегатах из гидропресса и манипулятора, и вообще области применения свободной ковки будто бы все более сокращаются. Вот я и хочу услышать: что вы, как мастер свободной ковки, думаете обо всем этом? У вас здесь самые тяжелые условия работы, ни один цех не идет ни в какое сравнение с вашим. Можно ли автоматизировать свободную ковку?

Тебе хотелось расхохотаться, с такой детской непосредственностью задала она этот величайший из вопросов.

— На наш век свободной ковки хватит, — сказал ты небрежно. — А знаете ли вы, что это такое? Знаете, конечно; свободная ковка — не только производственный процесс, она искусство. И уж само собою разумеется, кузнецы, занятые свободной ковкой, обязаны обладать элементами инженерно-технических знаний. Иначе ничего не получится. Скажем, нужно выковать многоступенчатый вал для турбогенератора. Как вы это сделаете? Штамповкой?

— А почему бы и нет?

— Да ведь в тяжелом машиностроении кузнецы чаще всего заняты штучным производством. Понимаете? Если я кую вал, то это уникальный вал, он существует в единственном экземпляре для определенного, может быть, тоже единственного в своем роде турбогенератора. Зачем же в таком случае изготовлять дорогостоящие штампы? И дело здесь даже не только в расходах. От меня требуют высшего качества поковки, чтобы этот самый вал во время работы не разлетался на куски. А штамповкой такой прочности не добьешься. Для надежности нужно проковать металл на всю глубину.

Кира задумалась. Согласно кивнула.

— Понимаю: вы своего рода ювелир.

— Считайте так, если обработку многотонного стального слитка можно сравнить с работой ювелира над какой-нибудь брошечкой или кулончиком. Мы больше, чем ювелиры. Ответственность в миллион раз выше.

— Так где же выход? Получается, что все разговоры о комплексной автоматизации нужно отставить? Кузнецы так и будут ходить в богатырях до скончания века?

Ты пожал плечами.

— Автоматизацию и механизацию отдельных трудоемких операций свободной ковки мы с успехом проделали два года назад. У нас, например, есть ковочный манипулятор, который заменил сразу семь человек. Вот он! Очевидно, по этому пути надо идти и дальше. Мне кажется, что пока следует говорить только о механизации отдельных трудоемких процессов в кузнечно-прессовых цехах. Так-то оно будет вернее. И товарищ Шугаев знает это не хуже меня.

Но Кира не сдавалась. Зачем-то подошла к манипулятору, потрогала его рукой. Эта мощная машина, с виду напоминающая танк или самоходку, неизменно вызывала восхищение у новичков, впервые попавших в кузнечный цех: гигантские кузнечные клещи на колесах, стальной хобот. Управляли манипулятором из специальной кабины. Зажав клещами только что вынутый из печи раскаленный слиток весом тонн в пятнадцать, манипулятор клал его на зеркало нижнего бойка молота, и начиналась свободная ковка...