Страница 22 из 44
Крестьяне криками приветствуют своего принца Свободы,
— Что он им говорит? Что они ему говорят? — допытывается Шевалье у переводчика.
Переводчик, пряча саркастическую улыбку, поясняет:
— Он их приветствует по случаю пятницы. Они его приветствуют по случаю пятницы.
— Дьяволы, — ворчит Шевалье. — Они даже своих быков приучили бросаться на белого.
Странно, ي факт: яванские домашние буйволы, завидев голландца, поднимали хвосты и, наклонив лобастые головы, с воинственным ревом устремлялись навстречу. В таких случаях помощник резидента прятался за Онтовирьо.
Шевалье панически боялся тропических болезней и потому всегда был пьян. Онгговирьо относился к нему с брезгливой снисходительностью. И Шевалье платил за это оскорблениями. Но принц не оставался в долгу. Его поддерживали все придворные — каждый тренировал свою изобретательность, изощрялся в тонких издевательствах над резидентом и его помощником. Однажды Шевалье публично обвинил принца в непочтительности.
— Ты обязан приветствовать меня! — заявил он.
— Вся моя семья отныне будет преисполнена почтения, — невозмутимо ответил Онтовирьо.
Он научил попугая Буюнга в присутствии голландских чиновников кричать на голландском языке: «Моя семья приветствует Шевалье!»
Помощник резидента поклялся свернуть попугаю голову.
Инцидент произошел на торжестве по случаю рождения дочери у Онтовирьо.
Смиссерт в это время находился в Батавии. «Человек с собачьими зубами» срочно выехал в столицу, получив секретное письмо финансиста Гувса. Новости были потрясающие: король Голландии Вильгельм рассмотрел все доносы и решил немедленно сместить ван дер Капеллена «в связи с его неспособностью управлять финансами». Капеллен разорил казну. В Европе разразился кризис, цены на кофе и сахар упали, а ван дер Капеллен вместо того, чтобы приносить государству доход, требовал все новых и новых средств на строительство дорог и подавление мятежей. Вильгельм рассвирепел и решил прибегнуть к особым мерам: ван дер Капеллена отозвать, на его место назначить дю Бюс де Гисиньи в ранге специального комиссара с особыми полномочиями проводить любые реформы, какие он сочтет необходимыми.
Воспользовавшись отсутствием резидента, Шевалье задумал покуражиться над принцем Онтовирьо. Торжество было в разгаре. Сменялись серимпи — танцовщицы, взвивались в небо бенгальские огни.
От Шевалье несло ромом. Он горящими глазами смотрел на Онтовирьо, который беззаботно веселился. Тут же были и его сыновья и красавица жена Ратнанингсих, еще слабая, бледная, но приветливо улыбающаяся всем. Коран не чтит женщину, и рождение девочки — не слишком большое событие. Но когда рождается дочь у столь знатного человека, как опекун султана, — это уже праздник.
Вельможи, облаченные в богатые одежды, окружали Онтовирьо, сидящего у трона на обитой бархатом скамейке.
Сочтя момент удобным, Шевалье подошел к Онтовирьо и громко сказал:
— Ты забыл пригласить меня и доблестных офицеров на свой праздник. Мы пожаловали сами. Кто разрешил тебе устраивать торжество во дворце султана? Или ты вообразил, что я здесь больше не хозяин? Сейчас же убирайся отсюда со своим выводком, иначе я выброшу тебя вон…
Алкогольное безумие овладело Шевалье, и он уже не отдавал себе отчета в том, что говорит. Его душила злоба, злоба мелкого чиновника, ненавидящего этих важных коричневых вельмож, не желающих считаться с ним.
Неизвестно, кто выпустил из клетки попугая Буюнга. Попугай сел на раззолоченный трон и закричал:
«Моя семья приветствует Шевалье! Бей мачанов…»
Огромный зал притих. Офицеры кинулись ловить птицу, но Буюнг улетел.
Онтовирьо поднялся и молча вышел из зала. Он сразу же уехал в Тегалреджо. Шевалье неправильно расценил этот поступок: он вообразил, что принц испугался очередного доноса.
Помощник резидента решил во что бы то ни стало доконать принца, вывести его из состояния сенанга, устроить скандальчик, о котором потом можно будет со смехом рассказывать собутыльникам: «Я проучил одного желтоглазого… Он умер где-то не то на Тидоре, не то на Тернате…»
На другой день Шевалье отправил в Тегалреджо отряд солдат с приказом проложить дорогу через владения Онтовирьо. Дорога должна обязательно пройти через могилу прабабушки принца Рату Агенг. Здесь, на могиле, очень часто в вечерние часы сидел Онтовирьо и предавался размышлениям. Первый бамбуковый кол солдаты вбили в могилу Рату Агенг. Мангкубуми, зная неукротимый нрав племянника, поспешил в Тегалреджо.
Помощнику резидента хотелось спровоцировать Онтовирьо на «маленький мятеж». Тогда можно будет схватить его как бунтовщика и раз навсегда разделаться с ним. Смиссерт возражать не станет. Капеллену сейчас не до разбирательств.
Рассчитывая на полную безнаказанность, Шевалье действовал грубо, прямолинейно.
Мангкубуми запоздал. «Маленький мятеж» уже разразился. В Тегалреджо со всех сторон стекались крестьяне с дубьем и самодельными канджарами — большими кривыми кинжалами с обоюдоострым лезвием. Вместо кольев повсюду торчали бамбуковые копья — символ войны.
Онтовирьо объявил войну голландцам. Этого только и желал Шевалье. Но он явно перестарался.
Прибывший из Батавии Смиссерт принялся бешено трясти пьяного помощника:
— Подлый негодяй, что вы здесь натворили? Я пристрелю вас, как бешеного пса…
Резидент отправил с белым флагом в Тегалреджо своего парламентера. Онтовирьо и Мангкубуми предписывалось немедленно явиться в кратон. В случае неповиновения оба принца будут арестованы предстанут перед судом.
— Передай своему господину, что мачан никогда не был судьей бантенгу. Настало наше время судить, — сказал парламентеру Онтовирьо.
— Адженг, — обратился он к жене, — готова ли ты к испытаниям? Война уже началась…
Ратнанингсих прижалась лицом к его руке.
— Возьми бриллианты, золота и серебро и поезжай с сыновьями и дочерью в Селаронт. Драгоценности передай народу — пусть крестьяне закупают оружие. У нас больше нет дома…
19 июня 1825 года Смиссерт послал в Тегалреджо стражу для ареста Онтовирьо и Мангкубуми.
Старый Мангкубуми хладнокровно поднял тяжелый пистолет и выстрелил: лейтенант упал. Крестьяне набросились на солдат. Через несколько минут с врагами было покончено.
— А теперь в Калисоко, в Селаронг!.. Разъяренный Шевалье сам вскочил на коня и с большим отрядом поскакал в Тегалреджо. Но Онтовирьо и Мангкубуми уже и след простыл.
Скрежеща зубами от бессильной злости, помощник резидента приказал поджечь пустующий дом принца. Языки пламени высоко взметнулись над пальмами и рисовыми полями.
…Онтовирьо больше не существовало. На равнинах Центральной Явы появился руководитель невиданного в истории Малайского архипелага восстания Дипонегоро!
VI
СОЛНЕЧНЫЙ ОРЕЛ ЛЕТИТ НАД ЯВОЙ
Смиссерт и Шевалье струсили не на шутку. Проходили дни, недели, а резидент все не осмеливался послать сообщение об «инциденте» в Богор, генерал-губернатору ван дер Капеллену. Они отсиживались за каменными стенами форта Вреденбург и надеялись, что все как-нибудь образуется.
— Вы скотина, Шевалье, — неистовствовал резидент. — Рано или поздно вся эта история всплывет наружу, и нам несдобровать…
— Чепуха! — успокаивал помощник. — Голова коричневого принца не стоит обломка голландской сабли. Мы крепко проучили зазнайку. Опекуны удрали, и господин резидент полный хозяин в Джокьякарте.
А Дипонегоро и Мангкубуми готовились к серьезным боям. Селаронг находился всего лишь в десяти километрах от Джокьякарты. Следовало со дня на день ждать голландцев. Но враг почему-то не проявлял активности.
Свой штаб Дипонегоро разместил не в самом Селаронге, а в двух километрах от него, в Калисоко. Здесь имелась небольшая, но удобная пещера Сенчанг. В ней-то и обосновался вождь восставших.
Сидя на ковре, при свете лампы с кокосовым маслом он писал воззвание: «Письмо это от принца Дипонегоро и принца Мангкубуми ко всем друзьям в Джокьякарту и Кеду. Мы подняли знамя священной войны против голландского владычества. Это обстоятельство должны знать все мужчины и женщины, большие и малые. Приказываем: весь народ должен вооружиться. Захватывайте земли, уничтожайте врагов, восстанавливайте истинную веру!»