Дипонегоро

В дождливую штормовую ночь на туземной лодке — прау Гунс тайно покинул батавский рейд. В непромокаемом пакете он вез в Бенгалию письменный донос генерала Джиллеспи на губернатора Рафлса генерал-губернатору Ост-Индии лорду Минто.

…Принц Онтовирьо встречался с губернатором несколько раз. Рафлс запросто приезжал в Джокьякарту, заглянул как-то в Тегалреджо. Принц сразу понял, что имеет дело с высокообразованным человеком. Губернатор разбирался в искусстве стихосложения, записывал пантуны, превосходно рисовал, любил говорить о политике. Он все недоумевал, почему яванцы недовольны его правлением.

— Я стараюсь делать добро, — говорил он. — Моя система в конечном счете окупится.

— Яванцам не нужна ни английская, ни голландская, ни французская система, — отведал Онтовирьо. — Корда бог Вишну поднял из воды сушу, злой демон Ранджак потребовал ее себе во владение. Вишну возмутился: «Я поднял землю, почему она должна принадлежать сыну зла?» — «Потому что я сильный!» — воскликнул демон. «Ты не смог поднять сушу из океана, а называешь себя сильным, — сказал Вишну. — Ты силен своим коварством — и только». А так как Ранджак стал яриться, Вишну прихлопнул его, словно муху.

— Мне не нравится ваша легенда, — сказал Рафлс, — от нее пахнет смутой.

В другой раз Онтовирьо спросил:

— Наполеона считают великим полководцем. У англичан нет таких мортир и пушек, как у французов. Я видел их драгун, гусар, кирасиров, улан, пеших стрелков и гренадеров; их доломаны, оранжевые кирасы, белые с синим мундиры, ордена Почетного легиона. Это было внушительное зрелище. В самую последнюю минуту на помощь Янсенсу был подброшен отборный французский полк. И все же вы их прогнали. Как вам удалось подобное дело?

— У них ружья очень часто дают осечку, — рассмеялся Рафлс. — Капсюль не терпит тропического дождя. У Бонапарта тоже бывают осечки.

А потом ошеломил принца новостью:

— Великой французской империи Наполеона больше не существует, мой дорогой, пангеран! Бонапарт увяз в русских снегах. Поход на Москву стал для него непоправимой катастрофой. Его звезда закатилась. Будем надеяться, навсегда. Войска союзников вошли в Париж, а императора сослали.

Было отчего прийти в изумление!

Все так же посмеиваясь, Рафлс рассказал, что в злосчастном походе на Россию принял участие и небезызвестный маршал Дандельс. Наполеон простил яванские грехи своему любимцу. Какова дальнейшая участь «железного маршала», никому не известно.

Разумеется, губернатор Рафлс (не в пример грубому солдафону Дандельсу) мог считаться образцом утонченности. Он понимал красоту во всем. Его приводили в восхищение и цветок редкой окраски, и летающие лягушки, и величественные храмы Прамбанана, и грация балийских танцовщиц. Он хотел знать все о культуре народов Малайского архипелага, не гнушался заходить в лачуги бедняков, брал на руки их детей, щедро одаривал каждого разными европейскими безделушками.

Но синие, как воды океана, глаза Рафлса не могли обмануть Онтовирьо. Он понимал губернатора: Рафлс хотел войти в жизнь чужого ему народа, узнать его обычаи, чтобы с большим умением, чем его предшественники-губернаторы, закабалить этот народ, скрутить его по рукам и ногам,

Рафлс в существе своем ничем не отличался от беспощадного Дандельса. Англичанин, такой же захватчик, как и другие, только хотел казаться добрым. С непокорными Рафлс расправлялся просто: он привязывал их к дулам пушек и хладнокровно говорил генералу Джиллеспи: «Прикажите, сэр, открыть огонь…»

В последний раз Онтовирьо встретился с губернатором при весьма тяжких обстоятельствах: в 1814 году внезапно умер Адипати Аном — султан Раджа, он же Амангку Бувоно III. Смерть отца повергла Онтовирьо в глубокую скорбь. Он любил отца, человека хоть и слабохарактерного, но доброго и справедливого.

В Джокьякарту на похороны не замедлил прибыть Рафлс.

— Мое сердце также переполнено болью, — сказал он принцу, — совсем недавно умерла моя молодая жена. Поэтому ваше горе понятно мне…

Да, Рафлс был отзывчивым. Но все же с чисто английской деловитостью он заявил после похорон Анома:

— Мой дорогой сэр пангеран Онтовирьо, к сожалению, я не смогу сдержать свое давнее обещание: посадить вас на престол и объявить Амангку Бувоно Четвертым. Обстоятельства складываются не в мою пользу. По существующему яванскому праву — адату, как вам известно, вы лишены от рождения права на корону. Мать принца Джарота имеет более высокий ранг, чем ваша мать. Я не могу в данное время обострять отношения с раджами, а потому Бувоно Четвертым будет объявлен ваш тринадцатилетний сводный брат принц Джарот. Вот если и Джарот умрет, то даю слово джентльмена — вы станете султаном Джокьякарты. Претендентов на корону, кроме вас, больше не будет.

Онтовирьо подивился коварству джентльмена, но ничего не ответил: он был слишком угнетен непоправимой утратой.

После похорон отца Онтовирьо на долгие годы уединился в Тегалреджо.

Менялись события. Они шли, как облака над головой, не задевали «отверженного». Он по-прежнему сочинял пантуны, но в стихах все слабее и слабее звучали призывы к свободе. Все подавлено, раздавалено…

В 1816 году сместили с поста Рафлса, и он навсегда покинул Яву. Через год он выпустил в свет двухтомную «Историю Явы» с картинками. А натуралисты в честь просвещенного губернатора Явы Рафлса назвали раффлезией самый большой в мире мясисто-красный цветок-паразит, пахнущий падалью.

Генералу Джиллеспи не удалось попользоваться плодами своих интриг: вскоре и он должен был выехать из Батавии. Дело, в том, что после крушения империи Наполеона, по лондонской конвенции, подписанной в августе 1814 года, Англия обязалась возвратить голландскому королевству Яву и другие острова.

Для того чтобы принять управление островами, голландский король Вильгельм I, сын умершего в изгнании штатгальтера Вильгельма V, назначил трех верховных комиссаров, в их числе некоего барона ван дер Дапеллена, который и стал генерал-губернатором Явы и остальных островов Нусантары.

Гунс, конечно же, был тут как тут, он взял на себя управление финансами. Ява по-прежнему оставалась «дефицитным островом». Казна пустовала. Сперва голландцев обобрали французы. Теперь за «добрые услуги» англичане взяли у Нидерландов Цейлон, Капскую колонию, мыс Доброй Надежды и другие земли.

Возвращение голландцев Нусантара встретила восстаниями: заволновались Молуккские острова, Целебес, Борнео, Палембанг, Западная Суматра. Чтобы подавить восстания, нужны были деньги, флот, солдаты.

Онтовирьо ожил. Он сразу же помчался в Джокьякарту к султану Джароту, своему сводному брату. Джароту было уже двадцать лет, и он самостоятельно управлял султанатом.

— Мы должны воспользоваться слабостью голландцев и прогнать их… — стал убеждать Онтовирьо султана. Джарот крепко задумался. Он побаивался Онтовирьо, не доверял ему и в то же время считал, что настало самое удобное время разделаться с презренными беланда, Капеллен повел себя хуже Дандельса. При англичанах Джарот сдал часть земель Джокьякарты в аренду европейцам и получил аванс. Капеллен издал декрет, согласно которому все контракты на аренду земли признавалась недействительными. Джарот обязан был вернуть аванс. Но как вернешь истраченные деньги? Джарот решил, что декрет признавать не следует, а его автора лучше всего вышвырнуть вон за пределы Явы. И делу конец.

— Я готов объявить голландцам священную войну, — сказал Джарот. — Лучше, однако, будет, если мы станем действовать сообща с братом нашим сусухунаном Суракарты. Нужно договориться с ним… Если он заключит с нами союз…

Онтовирьо погнал коня в Суракарту. Он не ожидал столь быстрой сговорчивости от султана Джарота. Неужели осуществится давно задуманное, затаенное? Голландцы сейчас слабы, как никогда. Они давно утратили прежний престиж, их угрозы никого больше не пугают. У них нет денег, нет флота, у них нет даже настоящей боевой армии.

Удастся ли склонить на свою сторону престарелого сусухунана?..