Страница 9 из 46
Однако за всеми этими переговорами и отговорками сквозило явное нежелание кубанских черкесов принимать русское подданство. В конце концов темиргоевцы и и бесленеевцы, как главенствующие племена, заявили, что они не согласны ни быть «в вечном подданстве» у России, ни дать аманатов, а склонны дать только присягу и подписку о том, чтобы «с русскими не воевать и воровских набегов на русские жилища не производить». Но именно этим двум обещаниям меньше всего можно было верить. Русские собственно и добивались подданства черкесов с целью прекращения военных действий и воровских набегов; а черкесы жили войной и военными грабежами, и едва ли нашелся бы хоть один владелец, который мог бы удержать подвластное ему племя от набегов и грабежей, в чем истые горцы видели молодечество, удаль и своего рода героизм.
Более прямые и откровенные предводители черкесов открыто высказывались против всяких союзов с русскими. «Известный же вор и злоумышленник», выражаясь языком русских официальных бумаг, Арсламбек (он же Сокур) Аджи и его сын Биарслан напрямик заявили ротмистру Батыреву, чтобы он больше на Кубань не ездил, угрожая в противном случае поймать его и отослать к Крымскому хану, так как они считали Батырева не посланником, а шпионом, который один прекрасно знал все кубанские и крымские дороги и, следовательно, мог попутно с мирными переговорами доставлять русским очень важные сведения для военных целей. Отец и сын не ошиблись. Когда на Кубани собралась партия черкесов в 500 человек, намеревавшаяся произвести набег на русские поселения, узнавший про это Батырев успел известить генерала Медема о готовящемся нападении.
Таким образом, хлопоты посланных генералом Медемом кабардинцев Джанхота Сидокова и Шабаз-Гирея с ротмистром Батыревым не привели к желанным результатам. Только ногайцы, как ближайшие соседи русских, дали присягу на подданство России. Сам Батырев пришел после неоднократных своих поездок за Кубань к тому заключению, что не было положительно никакой надежды на то, чтобы кубанские черкесы доброй волей согласились вступить в подданство России. Сообразно с этим, и генерал Медем в своем доношении императрице Екатерине II от 13 ноября 1769 года писал: «Сколько я не старался ласковостью склонить (горцев) в подданство Вашего Императорского Величества, но ни что не предъуспело, почему не остается иного способа, как поступить с ними, употреблением оружия Вашего Императорского Величества».
Свои дальнейшие намерения генерал Медем отложил до следующего года.
По плану генерала Медема, русские войска должны были весной соединиться с калмыцкими и вместе двинуться за Кубань. В это же время кабардинцы должны были послать депутата к Екатерине II с выражением верноподданнических чувств. Но война с турками и носившиеся слухи о помощи их горцам, по-видимому, поколебали кабардинцев. Под разными предлогами они начали оттягивать посылку депутата в Петербург, в действительности же поверили слухам, что султан турецкий отправил на Кавказ массу золота для горских племен, и поэтому кабардинцы были склонны отложиться от России. Вскоре они разбились на две партии — сторонников России и противников ее. Сторонники решили одни послать депутата от себя, известного Джанхота Сидокова, который был раньше избран всеми кабардинцами. Тогда в свою очередь и противная России партия выставила своего кандидата в депутаты Коргока Татарханова, чтобы скрыть таким образом следы своего сочувствия к Турции. Все это связывало генерала Медема и мешало ему осуществить план набега на закубанских черкесов.
К тому же и калмыки действовали несогласно с планом Медема. Наместник калмыцкого ханства Убаша хотел действовать самостоятельно и не желал соединяться с русскими войсками. Напрасно Медем старался убедить его в том, что, действуя независимо от нее, он может причинить вред тем из горцев, которые склонны или же пожелали принять подданство России. Убаша стоял на своем. В то время, когда калмыцкие войска были уже почти на Кубани, новое обстоятельство — набеги чеченцев на русские владения и на дорогу в Грузию — заставили на время отложить поход русского корпуса за Кубань.
Когда наконец генерал Медем наказал примерно чеченцев, явилась возможность двинуться за Кубань. 8 июля Медем сообщил императрице о покорении чеченцев и об обращении в подданство России их вместе с Али Султаном Казбулатовым и о движении на Кубань для соединения с калмыцкими войсками. Прежде, чем произошло это соединение, кубанский Казигирей султан и очень многие мурзы просили у калмыцкого хана содействия для перехода в подданство России, о чем хан дал знать генералу Мелему. Калмыки и бывший при них русский полковник Кишенсков еще до прибытия Медема послали полуторатысячную партию калмыков для розысков и выяснения, в каком состоянии находились города — Копыл, Темрюк и Тамань. Партия эта, следуя вдоль Кубани, на всем своем пути до Копыла не встретила ни одной души. Старого Копыла, когда-то сожженного русскими и калмыками, не оказалось также на прежнем месте. Новый Копыл выстроен им на острове Кубани. Несколько дней калмыки простояли в скрытом месте вблизи Копыла, но во все это время ни в Копыл, ни из него не последовало ни единой души. Тогда калмыки попытались взять крепость приступом. Не имея возможности подойти к крепости на судах, они бросились вплавь на лошадях с одними копьями и саблями, но Копыл оказался окруженным земляным валом с глубоким рвом и укрёплен рогатинами. Тогда калмыки бросились к воротам и пробовали попавшимися под руку камнями разбить их. Проломав небольшие дыры, они не могли проникнуть в город, так как неприятель поднял орудийную и оружейную пальбу. Потерявши одного убитого и шесть раненых, калмыки отступили от Копыла и бросились вплавь через Кубань к своей стоянке, а оттуда направились к главным своим силам.
Генерал Медем выступил из Моздока 3 августа с 2163 человек войска. 15 августа в пути он получил от полковника Кишенскова рапорт о том, что калмыки кинулись за Кубань. 7 августа шли всю ночь, 8-го переправились через Кубань и продолжали путь безостановочно днем и ночью, а 9-го на рассвете подошли к неприятельским жилищам. Разделивши силы на две части, калмыки произвели наступление, и хотя встретили сильный отпор со стороны неприятеля, но сломили его и заставили разбежаться в разные стороны. При этом было убито до 100 черкесов и 23 человека взято в плен, калмыки потеряли 12 убитыми и 20 человек было ранено. А главное, они захватили массу скота и одних баранов до 500 тысяч голов. Захват скота, наверное, и был той побудительной причиной, под влиянием которой калмыки не хотели соединяться с русскими.
11 августа калмыки снова переправились на правый берег Кубани, а 20 августа стал вблизи их лагерем и генерал Медем. В это время к генералу явился мурза Атажука Ахлов, принявший русское подданство, и просил защитить его от горцев, собравших трехтысячное войско для нападения на жилище мурзы и его подвластного населения. Медем распорядился 21 августа послать в помощь Ахлову казаков и тысячу калмыков. Но 28 августа калмыки самовольно ушли из охранительного отряда.
21 августа посланы были от калмыцкого хана и генерала Медема к бесленеевцам, темиргоевцам и другим черкесским племенам, находившимся под властью турок, манифесты о призыве их в русское подданство. Горцам поставлен был ультиматум: или принять русское подданство, или же подвергнуться оружию русских и калмыков. Горцы объявили посланным, что они приняли их за шпионов, и была даже попытка изрубить их; но потом они отпустили посланцев, предупредивши, чтобы они больше к ним не являлись и писем не возили, так как все горцы будут стоять до последней капли крови за веру и отечество. В этом случае закубанские черкесы оказались более несговорчивыми, чем при мирных переговорах. В это время к черкесам прибыл посланник турецкого двора Чухадар Сулейман Ага с крымскими мурзами и привез целую арбу золотой монеты для раздачи горцам. Это, разумеется, еще больше укрепило черкесов в намерении идти против русских. Турецкие посланцы обещали также черкесам прислать в помощь некрасовских казаков и пушки.