Страница 17 из 46
5. Еще выше по Кубани, для охраны границы в пределах Архангельского, Нового и Гавриловского фельдшанцев, расположены были один батальон Белозерского мушкатерского полка, Иллирийский гусарский полк, две гренадерские роты Алексеевского полка и Донской казачий Яновского полк. Кроме обычного состава артиллерии, два орудия назначены были для защиты главного пикета, находившегося при броде через Кубань между Архангельским и Гавриловским фельдшанцами, и два орудия для резервов. Резервные роты с этими добавочными орудиями предназначались для «беспрестанного движения» между Александровской и Мариинской крепостями.
6. Алексеевский пехотный полк занимал Александровскую крепость, Михайловский и Западный фельдшанцы и предназначался для движений между Александровской и Павловской крепостями под командой полковника фон Ейгеля.
7. «Нижегородского пехотного полка батальон мушкатеров занимает Павловскую крепость и восточный фельдшанец, сюда же отнесены „три эскадрона гусарского Украинского полка с двумя полковыми единорогами и двумя орудиями главной полевой артиллерии“». Затем батальон Нижегородского полка с двумя единорогами, двумя орудиями и с тремя эскадронами Украинского гусарского полка предназначены были для закрытия Царицынской крепости, Всесвятского и Державного фельд-шанцев. Наконец, для содержания почт и пикетов как по Азовской дороге, так и через Павловскую крепость до Ставрополя назначен Донской казачий Барабанщикова полк.
Располагая таким образом войска, Суворов не назначил определенных пунктов для корпусной и полковых квартир. «Полковые квартиры», по распоряжению Суворова, должны быть в лагерях, а корпусная квартира там, где будет находиться Суворов по требованию обстоятельств. Все же начальники, особенно казачьи, должны находиться «в нужнейших местах» и зорко следить как за неприятелем, так и за сторожевыми частями русских войск. В этом заключалась гарантия «oт воровских шаек закубанских разбойников».
Таким образом, при Суворове русские укрепления на Кубани представляли довольно разбросанную, но тесно связанную сеть пунктов, устроенных главным образом на местах, наиболее удобных для переправ черкес через Кубань. Главное внимание было обращено на Таманский полуостров, защита средней и верхней частей Кубани была более слаба, и система укреплений здесь должна была развиться еще впоследствии. Вообще же назначение русских войск сводилось исключительно к пограничной службе. Суворов, как лучший авторитет и специалист в военном деле, заботился главным образом о том, чтобы путем правильно организованной пограничной службы предотвратить по возможности кровопролитные столкновения русских с черкесами. К черкесам этот знаменитый полководец относился предупредительно и дружелюбно, русские войска щадил, и все его распоряжения сводились к обеспечению мира между различными народностями, а не вражды и соединенных с ней военных действий. Не войну, а мирное течение жизни ставил на первый план этот замечательный человек.
В 1781 году началось движение в среде татар. Татары были недовольны ставленниками хана и жаловались на непосильное обложение налогами. Так как, с одной стороны, татары не оставляли при этом своего намерения завладеть Манычской степью, а с другой, волнения татар сопровождались сборищами и передвижениями массами, то русское правительство приняло предупредительные меры, показывавшие готовность войск к борьбе. Сам крымский хан Шагин-Гирей просил о примерном наказании его подданных. В сущности же за этими кажущимися возмущениями ногайцев крылись справедливые требования. Налоги были велики, правители бесцеремонно обирали массу, а стеснения экономического характера и близкое соседство горцев, не перестававших враждебно относиться к некоторым ногайским ордам, естественно толкали их к переходу на Манычские степи — подальше от черкес и в более благоприятные пастбищные условия.
Когда сами мятежные татары передали предводительство Джауму-Аджи, одному из влиятельнейших мурз, лишивши этой власти руководившего их действиями мурзу Амурат-Султана, то, естественно, возгорелась вражда между этими двумя соперниками. Амурат-Султан открыто грозил убить Джаума-Аджи. Оба имели своих сторонников. Джаум-Аджи, желая передвинуть татар ближе к Кубани, велел перекочевать им с р. Бейсуга на р. Керпили. Здесь он собрал совет и предложил на его разрешение вопрос о том, остаться ли татарам на месте и грудью отстаивать свой независимость от русских войск и хана, Шагин-Гирея, или же перей-ти Кубань и предаться черкесам. Такая постановка вопроса заставила часть татар уйти в другие места и под прикрытие русских войск. Когда затем Джаум-Аджи распорядился, чтобы оставшиеся с ним татары двинулись к вершине р. Керпили, в урочище Качалтас, отстоявшее всего в 20 верстах от Кубани, — татары разбились на две части, из которых одна не захотела исполнить это распоряжение. Произошла резня. Не подчинившиеся распоряжению Джаума-Аджи татары направились в прежнюю сторону к устьям р. Керпили; здесь они соединились с раньше ушедшими татарами и решили соединенными силами напасть на своих противников, занявших урочище Качалтас. 20 августа произошло новое сражение между противниками, не приведшее, однако, к какому-либо определенному решению или соглашению. Джаум-Аджи, потерявший в этом сражении старшего сына, оставивши на Керпилях заготовленный хлеб и сено, перешел с единомышленниками на левую сторону Кубани.
Чтобы прекратить распри между татарами и воспрепятствовать части их переходу к черкесам, по распоряжению князя Потемкина была произведена военная демонстрация: одна часть русских войск под начальством генерал-майора Пиля двинулась от Азова, перешла р. Ею и направилась к р. Керпили, а другая под командой генерал-майора Фабрициана вышла из Ставрополя навстречу. Так как войскам не приказано было пускать в ход оружие, то встревоженные татары скоро успокоились. Джаум-Аджи снова собрал совет за Кубанью. Поддерживая свое прежнее предложение, он советовал принять пока выжидательное положение. Часть татар настаивала на слиянии с горцами; елишкульский мурза Муса предложил двинуться к Суджук-кале, сесть здесь на турецкие суда и переехать на прежнее жилище в Бессарабию. В половине октября 1781 года, после одного из сражений татар с сторонниками России Безак-агою, Шура-мурзой и Топай-агою, около 10 000 семейств Еинсанской орды и половина орды Буджакской привели в исполнение план Мусы, отправились в Суджук-кале, откуда и перевезены были турками в Бессарабию. Остальные татары по-прежнему остались на левой стороне Кубани в устьях Лабы.
Около этого времени переменил политику и крымский хан Шагин-Гирей. Он устранил от власти каймакана Османа-Агу, чего, собственно, и добивались татары, назначил на это место Али-Агу, человека более добросовестного и доброжелательного, и простил всех бунтовавших против него татар. Татары на время успокоились, хотя в ту же пору постигла их новая беда — эпидемия среди людей, дороговизна хлеба и недостаток кормов для скота. Часть населения вымерла, масса скота пала.
В таких исключительных условиях часть татар снова пыталась пробраться на Манычскую степь. Тав-Султан с девятитысячным аулом просил позволения перейти на Маныч, под предлогом отделения от мятежников. В действительности же татар гнала сюда необычайно суровая зима, отсутствие кормов и гибель скота. Атаман Донского войска Иловайский всячески противился переходу татар на Манычские степи, в которых нуждались и казаки, терпевшие также от суровой зимы и недостатка кормов; но вынужден был разрешить татарам кочевать по речкам Кагальник и Егорлык, не приближаясь ближе 20 верст к р. Манычу. Когда же 12 джамбулукских татар напали на казака и изранили его, то Султан Шагин-Гирей в угоду донцам приказал согнать бедствовавших татар с Манычской степи. Но ногайцы не слушались ни атамана, ни хана, да и не могли слушаться, так как гибли от стужи и голода. Посланным против них казакам они говорили: «Вы видите, что мы сами по нынешней зиме пропадаем, да и скот наш гибнет… Что хотите, делайте с нами, хоть режьте нас, только не дайте нашему скоту понапрасну гибнуть от бескормицы».