Страница 11 из 12
Но Карлсона они не заметили, потому что он залез под стол, накрытый свисающей до пола скатертью. Под столом сидел и Малыш, который, несмотря на свой страх, ни за что не хотел оставить Карлсона одного в таком опасном положении.
— Гляди-ка, на лампе болтаются мои часы! — удивленно воскликнул Оскар. — Как они могли туда попасть?
Он подошел к лампе, снял часы и положил их в карман своей куртки.
— А здесь лежит мой бумажник, честное слово! — еще больше изумился Оскар, заглянув в суповую миску. — Как странно!
Рулле и Филле уставились на Оскара.
— А у вас в деревне парни, видно, тоже не промах! — воскликнули они хором.
Затем Оскар, Рулле и Филле опять сели за стол.
— Дорогой Оскар, — сказал Филле, — ешь и пей досыта!
И они снова стали есть и пить и похлопывать друг друга по плечу.
Через несколько минут Филле, приподняв скатерть, бросил бумажник Оскара под стол. Видно, Филле полагал, что на полу бумажник будет в большей сохранности, чем в его кармане. Но вышло иначе: Карлсон, который сидел под столом, поднял бумажник и сунул его в руку Рулле. Тогда Рулле сказал:
— Филле, я был к тебе несправедлив, ты благородный человек.
Через некоторое время Рулле просунул руку под скатерть и положил на пол часы. Карлсон поднял часы и, толкнув Филле ногой, вложил их ему в руку. Тогда и Филле сказал:
— Нет товарища надежнее тебя, Рулле!
Но тут Оскар завопил:
— Где мой бумажник? Где мои часы?
В тот же миг и бумажник и часы вновь оказались на полу под столом, потому что ни Филле, ни Рулле не хотели быть пойманными с поличным, если Оскар поднимет скандал. А Оскар уже начал выходить из себя, громко требуя, чтобы ему вернули его вещи. Тогда Филле закричал:
— Почем я знаю, куда ты дел свой паршивый бумажник!
А Рулле добавил:
— Мы не видели твоих дрянных часов! Ты сам должен следить за своим добром.
Тут Карлсон поднял с пола сперва бумажник, а потом часы и сунул их прямо в руки Оскару. Оскар схватил свои вещи и воскликнул:
— Спасибо тебе, милый Филле, спасибо, Рулле, но в другой раз не надо со мной так шутить!
Тут Карлсон изо всей силы стукнул Филле по ноге.
— Ты у меня за это поплатишься, Рулле! — завопил Филле.
А Карлсон тем временем ударил Рулле по ноге так, что тот прямо завыл от боли.
— Ты что, рехнулся? Чего ты дерешься? — крикнул Рулле.
Рулле и Филле выскочили из-за стола и принялись тузить друг друга так энергично, что все тарелки попадали на пол и разбились, а Оскар, до смерти перепугавшись, сунул в карман бумажник и часы и убрался восвояси.
Больше он сюда никогда не возвращался. Малыш тоже очень испугался, но он не мог убраться восвояси и поэтому, притаившись, сидел под столом.
Филле был сильнее Рулле, и он вытолкнул Рулле в прихожую, чтобы там окончательно с ним расправиться.
Тогда Карлсон и Малыш быстро вылезли из-под стола. Карлсон, увидев осколки тарелок, разбросанные по полу, сказал:
— Все тарелки разбиты, а суповая миска цела. Как, должно быть, одиноко этой бедной суповой миске!
И он изо всех сил трахнул суповую миску об пол. Потом они с Малышом кинулись к окну и быстро вылезли на крышу.
Малыш услышал, как Филле и Рулле вернулись в комнату и как Филле спросил:
— А чего ради ты, болван, ни с того ни с сего отдал ему бумажник и часы?
— Ты что, спятил? — ответил Рулле. — Ведь это же ты сделал!
Услышав их ругань, Карлсон расхохотался так, что у него затрясся живот.
— Ну, на сегодня хватит развлечений! — проговорил он сквозь смех.
Малыш тоже был сыт по горло сегодняшними проделками.
Уже совсем стемнело, когда Малыш и Карлсон, взявшись за руки, побрели к маленькому домику, притаившемуся за трубой на крыше того дома, где жил Малыш. Когда они уже почти добрались до места, то услышали, как, сигналя сиреной, по улице мчится пожарная машина.
— Должно быть, где-то пожар, — сказал Малыш. — Слышишь, проехали пожарные.
— А может быть, даже в твоем доме, — с надеждой в голосе проговорил Карлсон. — Ты только сразу же скажи мне. Я им охотно помогу, потому что я лучший в мире пожарный.
С крыши они увидели, как пожарная машина остановилась у подъезда. Вокруг нее собралась толпа, но огня что-то нигде не было заметно. И все же от машины до самой крыши быстро выдвинулась длинная лестница, точь-в-точь такая, какая бывает у пожарных.
— Может, это они за мной? — с тревогой спросил Малыш, вдруг вспомнив о записке, которую он оставил у себя; ведь сейчас уже было так поздно.
— Не понимаю, чего все так переполошились. Неужели кому-то могло не понравиться, что ты отправился немного погулять по крыше? — возмутился Карлсон.
— Да, — ответил Малыш, — моей маме. Знаешь, у нее нервы...
Когда Малыш подумал об этом, он пожалел маму, и ему очень захотелось поскорее вернуться домой.
— А было бы неплохо слегка поразвлечься с пожарными... — заметил Карлсон.
Но Малыш не хотел больше развлекаться. Он тихо стоял и ждал, когда наконец доберется до крыши пожарный, который уже лез по лестнице.
— Ну что ж, — сказал Карлсон, — пожалуй, мне тоже пора ложиться спать. Конечно, мы вели себя очень тихо, прямо скажу — примерно. Но не надо забывать, что у меня сегодня утром был сильный жар, не меньше тридцати — сорока градусов.
И Карлсон поскакал к своему домику.
— Привет, Малыш! — крикнул он.
— Привет, Карлсон! — отозвался Малыш, не отводя взгляда от пожарного, который поднимался по лестнице все выше и выше.
— Эй, Малыш, — крикнул Карлсон, прежде чем скрыться за трубой, — не рассказывай пожарным, что я здесь живу! Ведь я лучший в мире пожарный и боюсь, они будут посылать за мной, когда где-нибудь загорится дом.
Пожарный был уже близко.
— Стой на месте и не шевелись! — приказал он Малышу. — Слышишь, не двигайся с места! Я сейчас поднимусь и сниму тебя с крыши.
Малыш подумал, что со стороны пожарного предостерегать его было очень мило, но бессмысленно. Ведь весь вечер он разгуливал по крышам и, уж конечно, мог бы и сейчас сделать несколько шагов, чтобы подойти к лестнице.
— Тебя мама послала? — спросил Малыш пожарного, когда тот, взяв его на руки, стал спускаться.
— Ну да, мама. Конечно. Но... мне показалось, что на крыше было два маленьких мальчика.
Малыш вспомнил просьбу Карлсона и серьезно сказал:
— Нет, здесь не было другого мальчика.
У мамы действительно были «нервы». Она, и папа, и Боссе, и Бетан, и еще много всяких чужих людей стояли на улице и ждали Малыша. Мама кинулась к нему, обняла его; она и плакала, и смеялась. Потом папа взял Малыша на руки и понес домой, крепко прижимая к себе.
— Как ты нас напугал! — сказал Боссе.
Бетан тоже заплакала и проговорила сквозь слезы:
— Никогда больше так не делай. Запомни, Малыш, никогда!
Малыша тут же уложили в кровать, и вся семья собралась вокруг него, как будто сегодня был день его рождения. Но папа сказал очень серьезно:
— Неужели ты не понимал, что мы будем волноваться? Неужели ты не знал, что мама будет вне себя от тревоги, будет плакать?
Малыш съежился в своей постели.
— Ну, чего вы беспокоились? — пробормотал он.
Мама очень крепко обняла его.
— Подумай только! — сказала она. — А если бы ты упал с крыши? Если бы мы тебя потеряли?
— Вы бы тогда огорчились?
— А как ты думаешь? — ответила мама. — Ни за какие сокровища в мире мы не согласились бы расстаться с тобой. Ты же и сам это знаешь.
— И даже за сто тысяч миллионов крон? — спросил Малыш.
— И даже за сто тысяч миллионов крон!
— Значит, я так дорого стою? — изумился Малыш.
— Конечно, — сказала мама и обняла его еще раз!
Малыш стал размышлять: сто тысяч миллионов крон — какая огромная куча денег! Неужели он может стоить так дорого? Ведь щенка, настоящего, прекрасного щенка, можно купить всего за пятьдесят крон...
— Послушай, папа, — сказал вдруг Малыш, — если я действительно стою сто тысяч миллионов, то не могу ли я получить сейчас наличными пятьдесят крон, чтобы купить себе маленького щеночка?