Страница 44 из 87
Для герцога курляндскаго это было, безъ сомнѣнія, страшнымъ ударомъ; онъ не давалъ себѣ и труда скрывать свою досаду. Супруга же его, при всей своей ограниченности, умѣла лучше притворяться, выказывала особую нѣжность къ новорожденному принцу и выговорила себѣ право пеленать его собственноручно. Болѣе же всѣхъ, даже болѣе самой матери, обрадовалась государыня: по ея приказанію, колыбель младенца въ тотъ же день была перенесена въ комнату, смежную съ ея собственной опочивальней, и для него была взята здоровая кормилица изъ простыхъ бабъ сосѣдней чухонской деревушки. Затѣмъ въ Петергофъ были вызваны два почтенныхъ академика Академіи Наукъ: Крафтъ Георгъ–Вольфгангъ и Эйлеръ Леонардъ, которымъ было поручено, какъ «астрогнозамъ», составить по небеснымъ свѣтиламъ «гороскопъ» новорожденнаго. Въ наше время объ астрологіи говорятъ не иначе, какъ съ снисходительной улыбкой. Въ тѣ времена и большинство ученыхъ вѣрило, что y каждаго смертнаго есть «своя звѣзда», и оба академика вывели для сына принцессы Анны Леопольдовны такой ужасающій гороскопъ, что не рѣшились предъявить его больной царицѣ, а представили ей другой, вполнѣ благопріятный. По странной случайности, однако, первоначальный гороскопъ, какъ говорятъ, до точности вѣрно предсказалъ трагическую судьбу первенца Анны Леопольдовны.
Надо было выбрать и имя для маленькаго принца. Между молодыми родителями заранѣе уже происходили по этому поводу оживленные споры. Принцъ Антонъ–Ульрихъ, какъ лютеранинъ, хотѣлъ дать сыночку нѣсколько именъ и все нѣмецкихъ; онъ никакъ не могъ взять въ толкъ, что православные получаютъ при крещеніи всего одно имя и притомъ лишь изъ тѣхъ, что значатся въ православныхъ святцахъ. Императрица своимъ властнымъ голосомъ положила конецъ пререканіямъ:
— Родитель мой былъ Іоаннъ; такъ пускай же и наслѣдникъ мой будетъ Іоанномъ!
Возражать ужъ не приходилось.
Для Лилли Врангель царственный младенецъ былъ также свѣтлымъ лучомъ въ окружающихъ, потемкахъ. Покои принцессы находились на противоположной сторонѣ дворца, а потому Лилли по нѣскольку разъ въ день навѣщала маленькаго принца Іоанна, чтобы приносить молодой матери извѣстія о состояніи его здоровья. Вначалѣ y нея вышло изъ–за этого даже столкновеніе съ самой герцогиней Биронъ. Когда Лилли входила разъ въ дѣтскую, герцогини тамъ не было. Кормилица, только–что откормивъ младенца, укладывала его въ, колыбельку. Не досыта ли онъ насосался, или же грубыя руки дюжей чухонки обращались съ нимъ недостаточно нѣжно, — но онъ запищалъ.
— Ахъ ты, мой птенчикъ! — сжалилась Лилли и, вынувъ ребенка изъ колыбели, начала его убаюкивать колыбельной пѣсенкой.
За этимъ застала ее герцогиня.
— Да какъ ты смѣешь его трогать! — запальчиво напустилась она на непризванную няню и выхватила маленькаго принца изъ ея рукъ.
Тотъ не оцѣнилъ, однако, этой чести и заявилъ громкій протестъ.
— Вотъ видите ли, ваша свѣтлость, — замѣтила Лилли: — y меня онъ совсѣмъ уже утихъ, а вы его опять разбудили.
— Я же и виновата? Ты забываешься!
И въ сердцахъ герцогиня принялась такъ размашисто укачивать младенца, что онъ разорался уже благимъ матомъ. Такъ ламентаціи его въ полуотворенную дверь царицыной опочивальни достигли и до слуха Анны Іоанновны, и сама она появилась на порогѣ.
— Что вы тутъ дѣлаете съ нимъ?
Герцогиня мотнула головой на Лилли:
— Да все вотъ она!
— У меня, ваше величество, онъ уже уснулъ, — почтительно присѣдая, стала оправдываться Лилли, — но герцогиня отняла его y меня. Я знаю, какъ няньчиться съ дѣтьми…
— Гдѣ же ты этому научилась?
— У кузины моей въ Лифляндіи: y нея такой же крошка–сыночекъ, и я всегда укладывала его спать.
— Ну, посмотримъ, какъ–то ты сладишь съ нашимъ крикуномъ. Отдай–ка ей его назадъ, Бенигна.
Принявъ «крикуна» отъ герцогини, Лилли тотчасъ удостовѣрилась въ главной причинѣ его неудовольствія.
— Да его надо перепеленать!
И точно: какъ только она перемѣнила пеленки, маленькій принцъ пересталъ кричать и задремалъ. Тогда она опустила его въ его нарядную колыбельку и прикрыла не менѣе наряднымъ одѣяльцемъ.
— Ну, что, Бенигна, что ты теперь скажешь? — обратилась императрица къ герцогинѣ.
Та бросила на Лилли далеко не дружелюбный взглядъ и замѣтила, что «его высочеству наскучило наконецъ плакать».
— Ну, конечно, — улыбнулась государыня. — Во всякомъ разѣ обходиться съ нимъ она умѣетъ, и ты ей напредки уже не препятствуй.
На шестой день послѣ рожденія новаго наслѣдника престола состоялись его крестины. Происходило таинство не въ дворцовой церкви, а въ собственной опочивальнѣ ея величества, въ присутствіи цесаревны Елисаветы, кабинетъ–министровъ, иностранныхъ пословъ и придворныхъ особъ обоего дола, изъ которыхъ, впрочемъ, многія, за тѣснотою помѣщенія, должны были оставаться на смежной галлереѣ. Будучи единственной воспріемницей своего внучатнаго племянника, Анна Іоанновна, несмотря на свое тяжкое недомоганье, первую половину обряда держала его на рукахъ, не садясь въ поставленное за нею кресло. Въ двухъ шагахъ позади ея стояли герцогиня Бенигна во всемъ блескѣ своихъ брилліантовъ и чухонка–кормилица въ своемъ безвкусномъ національномъ нарядѣ.
Царственный младенецъ, передъ тѣмъ накормленный, велъ себя вполнѣ благоприлично, изрѣдка лишь въ полуснѣ издавая неопредѣленные звуки. Но вотъ главный придворный священникъ взялъ его изъ рукъ августѣйшей воспріемницы, чтобы троекратно погрузить въ купель, — и комната огласилась такимъ раздирательнымъ крикомъ, что государыня, принявъ его обратно отъ священника, поспѣшила передать его герцогинѣ, кормилицѣ.
Но бѣдный ребенокъ не хотѣлъ угомониться. Анна Іоанновна, въ изнеможеніи опустившаяся уже въ свое кресло, растерянно оглянулась. Увидѣвъ тутъ въ дверяхъ дѣтской, среди десятка женскихъ лицъ, и Лилли, она сдѣлала ей знакъ.
Можно себѣ представить общее удивленіе, когда робкими шагами, съ густымъ румянцемъ смущенія на миловидномъ личикѣ, приблизилась молоденькая камеръ–юнгфера принцессы и отобрала вопящаго младенца въ свою очередь y кормилицы. Какъ и прежде, на рукахъ y нея онъ почти тотчасъ присмирѣлъ.
По окончаніи священнаго обряда, государыню обступили сановные поздравители, чтобы наперерывъ одинъ передъ другимъ принести ей наилучшія пожеланія. Двоихъ изъ поздравителей: Бестужева–Рюмина и Миниха–сына, Анна Іоанновна съ своей стороны поздравила: Бестужева — вторымъ кабинетъ–министромъ и Миниха — камергеромъ при наслѣдномъ принцѣ Іоаннѣ Антоновичѣ.
Лилли воспользовалась общей сутолокой, что бы, сбывъ новоокрещеннаго кормилицѣ, самой стушеваться. Но ее удержала за руку безотлучная спутница цесаревны, Аннетъ Скавронская.
— Постой же, милочка! И поздороваться не хочешь? Если–бъ ты знала, какъ ты была мила! Старики — и тѣ даже спрашивали: «Кто эта прелесть?»
— Перестань, Аннетъ, говорить вздоръ…
— Вовсе не вздоръ. Ты распустилась, право, какъ цвѣтокъ…
— Ну, прошу тебя, Аннетъ! Лучше скажи–ка: какъ ты провела лѣто?
— Да какъ его проводить въ городѣ? Хорошо еще, что окна нашего дворца выходить на Царицынъ Лугъ, гдѣ все лѣто стоять лагеремъ войска. На зеленой муравѣ раскинуты ихъ бѣлыя палатки и происходить всякія экзерсиціи, кампаменты военные; на солнцѣ такъ и сверкаютъ ружья и сабли…
— Такъ что ты, пожалуй, и думать забыла про своего Воронцова?
— Т–с–с–с! Вѣдь никто здѣсь ничего еще и не подозрѣваетъ…
— А онъ все еще въ своемъ линейномъ полку въ провинціи?
Скавронская глубоко вздохнула.
— Ужъ и не говори! И когда–то еще оттуда выберется! А я вотъ сохни тутъ и сокрушайся… Иной разъ, знаешь, просто отчаянность находить. А что, Лилли, твой Самсоновъ?
Лилли не то смутилась, не то разсердилась.
— Какой онъ «мой»! Отвратилась отъ него душа моя…
— Что такъ?
— Да такъ. Съ самаго дня свадьбы карликовъ я ничего объ немъ не знаю… Да и знать не хочу!
Въ это время сквозь окружающій многоголосый гулъ чутки слухъ ея разслышалъ за сосѣднею дверью дѣтскій плачъ.