Страница 42 из 47
— Я продал портрет вам, — возразил он.
— Кто торгует, тот иной раз и прогорает, — утешил его Пеэтер Мяги, но Киузалаас продолжал крутить все ту же пластинку.
— Послушай, парень, ты действуешь на нервы! — Тойво Кяреда стал закипать. — В нашей бывшей школе был один ученик по прозвищу Глас Народа. Так ты — Глас Денег.
— А ты не надувайся на рубль, если у тебя копейка в кармане, — Киузалаас в свою очередь разозлился.
Тойво Кяреда схватил его за отвороты пиджака.
— Слушай, ты, «черная» касса! А что, если из тебя вытрясти жадность, может, ты еще и человеком станешь. Снаружи ты вроде бы парень как парень.
Тойво Кяреда напряг свои культуристские мышцы и в самом деле стал трясти Киузалааса. Тот как-то по-лягушачьи квакнул, а потом заверещал, словно кролик, которого схватил бульдог.
Тоомас Линнупоэг не испытывал злорадства, не испытывал ни малейшего злорадства при виде того, как его недругу дают встрепку. Наоборот, Тоомас Линнупоэг даже немножко жалел Киузалааса, но не потому, что тот попал в переплет, а по причине его испорченности вообще. А может быть, просто оттого, что сам Тоомас Линнупоэг был сегодня в печальном, в плачевном состоянии.
Прозвенел звонок, и школьный двор стал пустеть. Тоомас Линнупоэг тоже хотел войти в здание, но вдруг заметил, что Киузалаас растянулся на земле. Тоомас Линнупоэг подошел к Киузалаасу. Тот лежал с закрытыми глазами и не проявлял признаков жизни.
Подошли и Кюллики с Вийви. К ним присоединилась Вайке Коткас и еще несколько учеников, из тех, что запаздывали на урок.
— Что случилось? — спрашивали все в один голос.
— Вышла небольшая потасовка, — неохотно ответил Тоомас Линнупоэг и наклонился над Киузалаасом.
Вайке Коткас не далее как прошлой весной посещала занятия по оказанию первой медицинской помощи, поэтому она решительно оттолкнула Тоомаса Линнупоэга в сторону и принялась действовать. Она приложила ухо ко рту Киузалааса и произнесла два слова:
— Еще дышит.
Затем Вайке Коткас взяла руку Киузалааса, нащупала пульс и вновь выговорила два слова:
— Пульс слабый.
Вийви тем временем сбегала в учительскую и вернулась назад с классным руководителем Анне Кивимаа.
— Что случилось? — спросила учительница Кивимаа в свою очередь.
— Киузалааса поколотили, он без сознания, — ответила Вайке Коткас.
— Кто поколотил?
— Тоомас Линнупоэг, кто же еще! Они старые враги, — заявила Вайке Коткас без тени сомнения.
Учительница Кивимаа помогла уложить бесчувственного Киузалааса на скамейку и вздохнула.
— Неужели опять вы, Тоомас Линнупоэг? — спросила она.
Но прежде чем Тоомас Линнупоэг успел что-нибудь ответить, Киузалаас приподнялся на локтях и произнес:
— Тоомас Линнупоэг не колотил. Тоомас Линнупоэг — мой друг.
Сказав это, Киузалаас вновь погрузился в беспамятство.
К месту происшествия подоспела завуч с нашатырным спиртом в руках, она поднесла бутылку к носу Киузалааса. Мгновенно очнувшийся Киузалаас подскочил чуть ли не до неба и твердо встал на обе ноги. Больше он уже не решался терять сознание, ему не нравилось, когда под нос суют бутылку с нашатырем.
Хотя Киузалаас вновь пребывал в полном здравии и обе учительницы догадались, что ничего серьезного с ним не произошло, они все же решили во имя поддержания школьной дисциплины расследовать это происшествие. Они даже не посчитались с тем, что уроки уже начались и часы тикали, отсчитывая драгоценные минуты. Однако Киузалаас не пошел навстречу преподавателям в их расследовательской деятельности, он никак не мог вспомнить, кто его отдубасил и с чего началась ссора. Учительницы расспрашивали и других учеников, но Вийви и Кюллики были в момент ссоры в стороне, Вайке Коткас и еще некоторые школьники подоспели позже, а Тоомас Линнупоэг заявил, что ничего не знает.
Учительница Кивимаа снова взялась за Киузалааса.
— Возможно ли такое — вас трясут и колотят, а вы не знаете, кто это делает?
— Я тут не всех мальчиков знаю, — нехотя объяснил Киузалаас. — Я совсем недавно начал ходить в эту школу.
— Но лицо обидчика вы, конечно, помните?
— Э-э… нет. Я в это время смотрел в другую сторону. Для учителей так и осталось тайной, кто именно поколотил Киузалааса. А часы продолжали тикать. Часы тикали, драгоценные минуты безвозвратно проходили, и учителя закончили расследование.
Тоомас Линнупоэг отправился в класс. «На кой черт понадобилось Киузалаасу прикидываться, будто он потерял сознание? — думал Тоомас Линнупоэг. — Может, он хотел отомстить ребятам? Но тогда почему он не довел игру до конца? То ли испугался за свою шкуру, то ли все еще надеется выудить у парней деньги за «симпатию» Лермонтова?»
Тоомас Линнупоэг не хочет быть героем
Во вторник, на первой переменке, Вийви подошла к Тоомасу Линнупоэгу, одну руку она держала за спиною.
— Мне очень жаль, Тоомас Линнупоэг, но я вынуждена тебя огорчить. — Вийви начала издалека. — Мне очень неприятно, что именно я должна это сделать, а, с другой стороны, может, это даже и к лучшему, что я. Больше никто знать не будет.
Тоомас Линнупоэг удивленно поднял брови. Ну чего она мямлит, словно тянучку сосет. О чем это никто знать не будет?
— Я ведь тут не при чем. Я говорила Майе, что это несправедливо, но она меня не послушала.
Тоомас Линнупоэг оставил свои брови в покое, зато навострил уши. И не только уши, он сконцентрировал все доступное ему внимание на том, что скажет Вийви. Но Вийви ничего больше не сказала. Она вынула руку из-за спины и протянула Тоомасу Линнупоэгу письмо. То самое толстое письмо с двумя марками на конверте, которое Тоомас Линнупоэг не далее как позавчера послал Майе. Письмо было нераспечатанное — Майя отослала его назад, не прочитав. Тоомас Линнупоэг так сконфузился, что невежливо выхватил из рук Вийви письмо и без единого слова спрятал его в нагрудный карман. Только когда начался урок, Тоомас Линнупоэг смог подумать над случившимся. Почему Майя отослала письмо назад с Вийви? Могла бы дойти и до почтового ящика. Может быть, этим Майя хотела его, Тоомаса Линнупоэга, унизить? И что вообще об их отношениях известно Вийви? Она наверняка знает подозрительно много. Может быть, Вийви выболтала что-нибудь и Вайке Коткас? Скорее всего, нет, иначе Вайке Коткас не смогла бы скрыть злорадства. Но почему Вийви вдруг подружилась с Кюллики? Может быть, они затевают что-нибудь против него?
Тоомас Линнупоэг украдкой взглянул на Кюллики. Но лицо Кюллики было непроницаемо, она с серьезным и сосредоточенным видом слушала, как учительница анализирует взаимоотношения Бэлы и Печорина. Странная девочка эта Кюллики. Тоомас Линнупоэг не мог понять, что у нее на уме, — она обращалась с Тоомасом Линнупоэгом так свободно и естественно, словно между ними никогда не возникало никаких неприятностей, словно той проклятой субботы и не было вовсе. И все же, зачем Кюллики пригласила его в кафе? Что такого важного хотела она ему сообщить? Кюллики не заговорила об этом ни вчера, ни сегодня, а спросить Тоомас Линнупоэг не решался.
Кюллики почувствовала на себе пристальный взгляд Тоомаса Линнупоэга и повернула голову, но Тоомас Линнупоэг успел вовремя отвести глаза на несколько градусов в сторону и сделал вид, будто смотрит в окно. Кюллики тоже стала смотреть в окошко.
— Ой, белка! — прошептала вдруг Кюллики и легонько подтолкнула локтем Тоомаса Линнупоэга. — Какая прелесть!
Теперь и Тоомас Линнупоэг увидел белку — она резвилась на вершине дерева, и ее рыжий хвост метался, как пламя. Тоомас Линнупоэг смотрел на белку, и ему казалось, будто это и не белка вовсе, а Кюллики, переполненная энергией и радостью жизни.
Минуту назад Кюллики была погружена в трагический мир «Героя нашего времени», а теперь ее мысли вместе с белкой резвились на дереве. Кюллики, наверное, и сама бы на него влезла, если бы не было урока и учительницы. По мнению Тоомаса Линнупоэга, метаморфоза с Кюллики произошла с поистине космической скоростью, Кюллики была словно радиоприемник: поворот ручки — щелк! — и она уже настроена на другую волну.