Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 36



Следом за фрегатом галеры втягиваются в узкий фарватер. Галера оснащена парусами, но также и веслами. Такое судно весьма подходит для узкого фарватера и способно буксировать на нужную позицию неповоротливые канонерские лихтеры. Лихтер вооружен тяжелой артиллерией, в том числе мортирами, которые ведут навесную стрельбу по палубам вражеских кораблей и батареям на берегу. У лихтеров широкий корпус и большая осадка, по сильной волне идут еле-еле. Служба на канонерском лихтере не считается почетной. А между тем служить на нем опасней, чем на обычном военном корабле. Береговые батареи ранее всего стреляют по лихтерам, вооруженным самой мощной артиллерией. На лихтере «Помощник» сорок шесть пушек, среди них много мортир; тяжело нагруженный пороховыми бочками, он глубоко сидит в воде. На «Ноевом Ковчеге» тридцать четыре восьмифунтовки. Замыкает отряд фрегат «Борзый», вооруженный шестнадцатью пушками. Командует этим фрегатом капитан Гриб из Тронхейма — не человек, а привидение. Шел слух, будто он утопленник, всплывший из морской пучины. И туда же он канул потом, не вызвав ни в ком ни сожаления, ни радости.

«Белый Орел» направляется прямо в узкий пролив; остальные суда следуют в кильватер Грозе Каттегата.

Неожиданно показывается лодка с одиноким гребцом. Он машет рукой и просит поднять его на борт.

Это явился Каспар Брюн, корабельный священник и лазутчик, предельно усталый, потухшие глаза залиты потом. Ему удалось украсть лодку и благополучно выбраться из гавани Дюнекилена. Какой-то исполнительный солдат послал ему вдогонку пулю, свинцовый комочек впился в лодочную обшивку, и отскочившая щепка — нарочно не угадаешь! — вонзилась в щеку священника, будто копье. Окруженный работающими солдатами офицер поднес к глазам бинокль и снова опустил. Возможно, у него мелькнула мысль объявить тревогу и послать отряд в погоню — вдруг будет ценная добыча? Решил, что не стоит. И священник с щепкой в щеке и с великим спокойствием, за которым крылось глубокое беспокойство, продолжал грести к выходу из залива мимо гордой шведской флотилии и все примечал, изображая рыбака, но памятуя о том, что за пазухой лежит Библия и он только что скрывал недобрый умысел под личиной священника.

Там, на берегу, сейчас расстреляли Халфварда Брюнхильдссона Кустера. Священник Каспар Брюн присутствовал на казни. Обычный лазутчик воздерживается от встречи с сообщником на месте казни, но если он по-настоящему умен и владеет собой, это превосходный способ скрыть свое соучастие. Халфвард не моргнул глазом, когда священник — кто сказал бы, что они знакомы друг с другом? — прочел над ним молитву перед залпом. После залпа он тоже не моргал.

Каспару посчастливилось встретить отряд на подходе. Его поднимают на борт, у него подкашиваются ноги, и командор подхватывает его. Подбегает камердинер Кольд и вливает ему в рот несколько капель спиртного. Священник оживает. Откашлявшись, выпрямляется, чтобы сообщить командору добытые сведения.

В это время подходит лоцман — единственная женщина-лоцман на море, разделяющем два воюющих королевства: Эллен Брюнхильдсдаттер Кустер.

На ней широкие мужские штаны, поверх которых надета юбка. Чтобы все видели: пусть она теперь не женщина, но все равно еще не опустилась до мужского звания. Можно подумать, сам ветер донес до нее привет от погибшего брата. Догадка просочилась в ее кровь и скоро обратится в уверенность. Это видит по ее лицу Каспар, поддерживаемый командором и едва не молвивший: «Они застрелили его».

Вместо этого он расплывается в лучезарной улыбке, подбегает к Эллен и со словами приветствия сжимает ее руки. Отодвигает ее на полшага, словно для того, чтобы лучше полюбоваться ею, и в левом уголке его рта играет молодеческая улыбка. Без слов дает понять, что в его глазах она красавица, и тут же движением головы показывает: он вовсе не думает, будто ее занимают такие пустяки. Вслух говорит:

— Брат твой Халфвард унес ноги! Верно говорю!

Поверила? Нет?..

— Да подойди же, черт дери! — шипит он командору, и тот — голова соображает — с улыбкой подходит к ним.

Они стоят вплотную друг к другу, палуба под ними качается, паруса над ними хлопают, корабли входят в пролив, от берега до берега не более трехсот аршин. Священник рассказывает, как он встретил первейшего лазутчика здешних мест.

— Твоего брата Кустера, он их обморочил, и как только ухитрился! Но он унес ноги. Шведы стреляли наобум. Право слово, шведский свинец шведов же и бил. А твой брат помахал мне рукой с пригорка.

Затем он поспешно докладывает Грозе Каттегата о положении дел. Эллен слушает, стоя рядом. Он поворачивается к ней.

— Все это ведомо мне от твоего брата!



Если она и усомнилась на миг — он переигрывал самую малость, — то теперь, по мере того как растет его безразличие к ней, сомнение сменяется уверенностью.

— Шведский король Карл был в Дюнекилене. Но собственные офицеры постарались его спровадить. Вид короля для них непереносим. Они приготовили пир в его честь — много жира и много слов. Знали, что он ненавидит то и другое. Тогда он вскочил на коня и уехал. Может ли он возвратиться? Почем знать. Может, да только вряд ли. Думаю, теперь офицеры засядут праздновать победу — не над Грозой Каттегата, а над собственным королем. Я видел полные чаши пунша. Офицеры уже собирались на пир. Посреди входа в залив, вон там на островке, стоит шведская батарея. Надо думать, и пушкарей хватает. Тяжелые стволы, похоже, что двадцатичетырехфунтовки. Когда они установлены на суше, пробивная сила снаряда огромная. А на тех пригорках за островом расположены саксонцы. Грозные в рукопашном бою, храбрые, когда пахнет деньгами, в убийстве верные тому, кто лучше платит. Северный берег залива занимают шведские отряды. Но не отборные, третьего разряда, их дело — разгружать транспорты. Еще немного, и Гроза Каттегата опоздал бы — но он пришел вовремя.

Корабельный священник шмыгает носом от радостного возбуждения, обнимает Турденшолда, кланяется женщине с Кустерских островов и говорит:

— Э, да что мне шведы — та, на кого я желал бы посягнуть моим единственным оружием, стоит рядом с командором.

Они с Турденшолдом громко и раскатисто хохочут.

Корабль слабо кренится.

Эллен бежит на свое место на носу, здесь есть опасные подводные камни, она обязана благополучно провести корабли в залив. Турденшолд смотрит на Каспара Брюна, вопрошая без слов. Священник кивает.

— Стало быть, взяли они его?..

— Взяли.

Берега по сторонам пролива голые, к ним жмутся обветренные островки, на одном островке стоит, уставясь на суда, барашек. Людей не видно. Фрегат «Белый Орел» поскрипывает такелажем — словно ропщет при мысли о грозящих ему разрушениях. Но сейчас корабль лебедем, лебедем скользит через волны, почти незаметно повинуясь рулю и знакам Эллен. Слева в одном кабельтове прячется под водой камень, но они спокойно проплывают мимо, минуя опасное место. За фрегатом идут галеры, за ними на буксире оба низких неповоротливых лихтера. Гребцы искусно работают веслами, оставляют в стороне подводный камень, идя в кильватер «Белому Орлу». Вот уже только «Борзый» остался, под командой утопленника Гриба, за которым не числится ни одной промашки на море и ничего толкового на суше.

Он тоже минует камень.

Теперь пора расставаться с Эллен, говорит себе командор.

Он говорит себе это, поднявшись по вантам и озирая сверху палубу с хлопочущими матросами. Босые, голова повязана платком, они трудятся без передышки, готовя корабль к жестокому бою. Он знает: сейчас то же происходит на всех судах его отряда, взбудораженные матросы и солдаты ощущают внутренний трепет, бегущую в жилах кровь и отчаянно чертыхаются, заглушая пронизывающий утробу страх перед тем, что их ждет. А тут еще на борту фрегата — женщина.

В памяти возникает все, что слышано им за многие годы про женщин и про корабли. Бывает, вынырнет вдруг перед носом корабля страшная утопленница, предвещая крушение и смерть в пучине… Или еще: вздумает какой-нибудь матрос напялить на себя юбку и прикрыть лицо подолом, чтобы товарищи приняли его за женщину, — того и гляди, на лоцмана найдет помрачение, и корабль напорется на мель в ясную погоду. Смерть на море часто являлась в образе женщины. Говаривали также, если приснится капитану, будто собственная жена, лежа рядом, сверкает желтыми клыками в злой ухмылке, в тот же день пойдет его корабль ко дну.