Страница 229 из 279
Никого на дорожке не было.
Но тревога сжала горло – он уже был уверен, что Зина попалась.
Выручать ее?
Это неразумно, это глупо. Ему не выручить ее.
Надо бежать и скрываться.
Без нее?
И он уже шел обратно к дому.
Осторожно, оглядываясь, нет ли погони, выглядывая из-за угла – не ждет ли засада?
Но городок заснул, в истоме летнего дня даже облака повисли, не двигаясь… Жужжали пчелы и гудели шмели, пахло полынью и флоксами.
Он поднялся по огороду почти ползком. Только бы не попасться на последних метрах.
Он физически ощущал давление вражеских глаз.
Вот и окно. Что-то слышно… как будто дышит собака… быстро.
Он медленно приподнял голову, чтобы глаза его появились у стекла в нижнем углу. «Ах, – сказала Зинаида, – иди ко мне, ну иди же! Скорей!»
В комнате было полутемно.
Почти темно. Полумрак. Но шторы не закрыты.
В комнате был беспорядок.
На диване кто-то лежал и ворочался. Двигался. Дергался.
Как это отвратительно видеть со стороны! Это же ее ноги согнуты и подняты вверх. Это ее кулаки колотят по его спине.
По спине Изи Иванова. Он же сразу узнал полысевший затылок и красную шею.
Именно сейчас…
Сеня не стал рассуждать, он не мог рассуждать.
Он отвалился от окна и сел на землю, прислонившись спиной к стене дома.
Она послала его к реке, смеясь над ним, а Изя ждал у дверей, когда Сеня отойдет подальше. Они это делали раньше, но сегодня, когда все так изменилось… Они наверняка уже позвонили по тому телефону. Ведь у Зинки был телефон.
И внутри Сени стало холодно.
Холодно и пусто. Все кончилось.
Путешествие подошло к концу.
Последний из агентов чуть было не потерпел поражение.
Главное – отрешиться от чувств. Именно от чувств.
Принцип прост: те, кто догадался или готов догадаться и этим ставит под угрозу операцию, должны быть уничтожены. Тем более что они не заслуживают иной участи, потому что могут предать. И убить.
Вопрос в одном – кто убьет первым.
Если ты протягиваешь указательный палец, то луч, вылетевший из него, почти невидим. Тонкий сиреневый луч.
Он пронзает практически любое препятствие.
Семен увидел, как в стекле появилось отверстие, как шляпка от гвоздя, с оплавленными краями.
Изя неловко свалился с дивана и скорчился на полу. Он еще дышал.
Зинаида с секунду лежала в бесстыжей позе, задрав согнутые в коленях ноги, но тут же ноги выпрямились, и она замерла, протянув руки вдоль тела.
Все. Дело сделано. Надо бежать.
Он почти стал одним из них, но они сами предостерегли его от морального превращения.
Ах, как он лопался… Свобода! Как говорил женераль Симка? «Такая свобода нам не нужна!»
Он распахнул окно. Оно открывалось наружу.
Перепрыгнул через подоконник.
Уходить с голыми руками неразумно. У него еще есть несколько минут.
Шпак прошел в ванную. Взял с полочки зубную щетку, пасту, мыло, расческу, рассовал по карманам.
Посмотрел на себя в зеркало.
Раньше как-то случая не представлялось. Нет, утром смотрел, но не думал об этом.
«Вот это мое лицо. Неприятное, грубое лицо, мешки под глазами, глубокие морщины к уголкам губ, глаза слишком светлые, волосы поредели, и приходится зачесывать их поперек головы, чтобы скрыть лысину. Но ведь когда выбирал, не задумывался об этом».
Он смотрел на себя и думал, как удобнее всего убрать Груздя. А Груздя придется убрать, потому что он знает его и обязательно будет говорить. Он уже донес, если жадность не удерживает его от последнего шага. Может быть, он будет шантажировать Шпака?
Не стоит ему этого делать.
Сумка лежала в комнате, возле дивана.
Шпак рванул Изю за рукав, чтобы оттащить в сторону.
Он стал класть в сумку свои рубашки, носки – самый минимум.
Вот вроде и все.
Он выпрямился и стал смотреть на Зинаиду.
Ее лицо с закрытыми глазами приобрело покой и благородство, которого ему не хватало.
– Прощай, – сказал Шпак.
– Я это сделала для тебя… ради тебя. Я не могла иначе откупиться от Изи, – сказала Зинаида, не открывая глаз.
– Я знаю, я не сразу понял, но теперь понял. Только это ничего не меняет.
– Я не могла иначе спасти тебя.
– Разумеется.
– Ты уйдешь без меня?
– Иначе не получится. Нам нельзя вместе.
– Ты хоть будешь меня вспоминать?
– Глупый вопрос. Я не собираюсь тебя забывать.
– Ты все еще сердишься?
– Не в этом дело.
Шпак поставил пальчиковый дезинтегратор на земную плоть. И направил его тонкий луч на Изю.
Это было неприятное зрелище.
Комнату окутало паром – стало очень жарко, и сумма запахов, рожденная дезинтеграцией человеческого тела, была почти невыносима.
– Ты бы хоть предупредил! – закричала Зинаида, вскакивая с дивана. Она с трудом отыскала на ощупь путь из комнаты.
Но пар скоро исчез, и запахи тоже стихли.
– Все? – спросила Зинаида из кухни. Ей никто не ответил.
Она заглянула в комнату.
Шпака уже не было.
На полу осталось темное обожженное пятно. По форме человеческой фигуры. Надо будет сейчас же притащить старый палас из кладовки и положить его здесь.
Но сначала она подбежала к окну.
Шпак как раз сворачивал в проулок.
Она не стала кричать ему вслед, потому что он всё равно не вернулся бы.
Тайна Урулгана
Хоть и конец лета, но темнело поздно. Вечерняя синь поглотила дальний берег, а ближний, обрывистый, с тощими елками по скалам, казался нарисованным силуэтом на длинном картоне. Звуков было много, но они лишь подчеркивали бесконечную тишину – если вдруг наступала мгновенная пауза, она была столь пуста, будто этот мир еще не был создан.
На корме «Св. Сергия Радонежского» уныло пели мастеровые, выписанные Ефремом Колоколовым, мерно шлепали по воде лопасти колес, плескала вода, капитан громко отчитывал на мостике матроса, который забыл в Жиганске пустую бочку, внутри парохода, где-то внизу, стучала машина. «Св. Сергий Радонежский» не так велик и шикарен, как пароходы, что ходят по Волге, но нутро у него немецкое, с великими трудами привезенное по частям до Якутска. На верхней палубе есть шесть кают, обшитых деревом, и столовая с бархатными портьерами, блеском медных частей и пианино, на котором не раз музицировала мисс Вероника Смит, а палубные пассажиры толпились, глазели в квадратные окна, обсуждая иностранку и ее жениха, мистера Дугласа Робертсона, красавца-мужчину.
Но поздним вечером, отужинав в обществе капитана Селиванова, которому в молодости приходилось бывать в дальних плаваниях и даже посещать город Сан-Франциско, иностранцы запирались в каюте Вероники Смит, чтобы в спокойствии обсуждать свои дела. Любой человек на пароходе, до последнего кочегара, знал, зачем англичане стремятся в Новопятницк. Некоторые проникались сочувствием, иные посмеивались.
Мисс Вероника Смит, стройная сероглазая девушка с пышными пепельными волосами, собранными в узел на затылке, коротким прямым носом и острым решительным подбородком, сидела на койке, поджав под себя длинные ноги с крепкими икрами, закаленными гимнастическими экзерсисами и верховой ездой. Образ ее полностью соответствовал картинкам в журнале «Country life», и, разумеется, более всего к лицу ей был костюм амазонки с хлыстиком в руке. Впрочем, следует сказать, что именно такой ее и воспитывал капитан Оливер Смит, и лишь превратности судьбы, связанные с неудачным путешествием отца и смертью матери, заставили ее изменить предначертанному пути. Но, будучи девушкой решительной и целеустремленной, Вероника внешне никогда и никому из бывших светских знакомых не показала, что удручена своим современным положением певички, чему помогли уроки пения, преподанные ей профессором Медиччини, преподавателем музыки в пансионе «Глория» в Берне, где Вероника пребывала до восемнадцати лет.
Спутник Вероники – Дуглас Робертсон также казался сошедшим со страниц светского таблоида. Его тропический загар, полученный, как говорили, во время охоты на слонов в Кении, куда он сопровождал лорда Уорси, сохранился даже здесь, в русской Сибири. Лицо его, украшенное небольшим шрамом – память об одном из романтических приключений, которых на счету у Дугласа было немало, – являло собой образец силы и уверенности в себе. Вытянутое, с четко проведенными ранними морщинами, узколобое, но не слишком, с крупным, но не чрезмерно, подбородком, это было лицо молодого джентльмена, охотника и благородного искателя приключений. Не принадлежа к высокому роду и не имея хорошего образования, он тем не менее был принят в лучших домах Лондона, и его добродушная улыбка, готовность к любому рискованному предприятию, всегдашнее чуть снисходительное спокойствие вызывали к нему инстинктивное доверие с последующим приглашением на ланч, а то и на африканское сафари, чему способствовала его репутация одного из лучших стрелков Лондона.