Страница 211 из 279
– Ты не артист, ты мерзавец! – шептала Даша, уже почти не сопротивляясь. Она лишь успела нажать на кнопку возле канапе, и на автоматически замкнувшейся двери загорелся красный огонек и под ним – зеленая надпись:
НЕ ВХОДИТЬ
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ СОВЕЩАНИЕ
В этот момент на поляну перед дворцом опустился корабль, на котором прилетели Нектарий и Спок.
– Президент занят, – мрачно сказал Паскуале. – Чрезвычайное совещание.
– Надолго? – спросил обросший красной бородой Нектарий.
– Ах, эти женщины! – сказала Валерия, которая как лучшая подруга была к Даше снисходительна. – Им нельзя доверять дела государственной важности, потому что в решительный момент их блудливая натура возьмет верх.
Все вокруг засмеялись, потому что любвеобильность Валерии стала притчей во языцех еще в институте.
Но Даша, как президент страны, никогда не забывала о своем долге. Даже трепеща маленькой птичкой в нежных объятиях музыканта, она не выключила аппаратов внешней связи, которые передавали в ее кабинет все сказанное на поляне перед дворцом.
– Хватит, Кимуля, – сказала президент, чувствуя, что музыкант вот-вот овладеет ею.
– Что случилось? Вы холодны ко мне? – обиделся Ким Ду. – Может, мне уехать? Может, я вам надоел?
– Нет, все не так просто, – ответила Даша. – Помоги мне застегнуть платье. Я жду вестей о мужчине, которого я любила, но отвергла, потому что он показался мне дурно воспитанным дикарем.
– А теперь вы передумали?
– Вот именно. Сейчас меня тянет именно к дурно воспитанному, но искреннему в своих чувствах и словах дикарю.
– Я вас не понимаю, – сказал Ким Ду. – Мне за вас обидно. У вас одна пуговичка отлетела.
– Можно ли сейчас думать о пуговичке?
Президент выключила запретную надпись у двери и вышла к друзьям.
Она поцеловалась с Нектарием.
– У тебя страшно щекотная борода.
– Мне надо перекинуться с тобой двумя словами.
– Можно здесь?
– Какие могут быть тайны от друзей! Наш председатель Собрания просил передать тебе письмо. Он предлагает установить таможенный союз. Наша беда в том, что челноки из Тулы проникают на наши плантации, не платя пошлин.
– Какой стыд! – воскликнула Даша. – Ты знал об этом, Паскуале?
– Нам не доложили, – вздохнул Паскуале.
– Ах, ты опять лжешь, старый негодник, – засмеялась Даша. – И что же предлагает ваш председатель?
– Он бы хотел встретиться с тобой, Дашка, и лично все обсудить.
– Исключено, – возразил Спок. Его тут же поддержал Борька Брайнис. – Этот председатель надеется получить твою руку и сердце. Он женится на тебе и превратит славное Московское княжество в сырьевой придаток своей Марсианской империи. Народ будет недоволен.
– Мы будем недовольны! – захохотали остальные гости.
– Ты лучше скажи мне, – Даша возвратила Нектарию письмо, – где Вадик, что с ним? Здоров ли?
– Он только что покорил гору Эребус на Марсе, – сказал Нектарий. – Пешком, без кислородного прибора на высоту больше десяти километров.
– Больше двадцати, – поправил его Спок.
– Да кто у нас на Марсе считал! Главное, что без прибора. Но его спасли.
– Плохо? Очень плохо? – испугалась за бывшего возлюбленного Даша.
Тут раздался звон тысячи колокольчиков.
– Просим всех к столу! – провозгласил шеф-повар. – Всех гостей к столу.
– Погоди! – отмахнулась Даша. – Где Вадим? Как себя чувствует?
– Он страшно огрубел на высоте без кислорода под палящим марсианским солнцем, – вздохнул Нектарий. – Он на человека не похож.
– Но продолжает любить тебя, – сказал Спок.
– Паскуале, – строго приказала Даша своему премьеру, – немедленно дай правительственную на Марс: «Доставить за счет нашего государства альпиниста Вадима Глузкина в городок Веревкин на минеральные воды для прохождения курса лечения».
Даша закручинилась.
Она понимала, что пропасть между ее изящной и изысканной натурой и грубостью Вадима еще более расширилась и углубилась.
А вокруг никто и не замечал ее печали.
– Соловьиные язычки, соловьиные язычки, – повторял Дима-Помидор, который так и не изменился за десять лет. – Я себя чувствую императором Тиберием. Но боюсь, что меня растерзают экологи!
– Не волнуйся, Димка, – сказала Даша. – Экологи тебя не тронут. Неужели ты думаешь, что в нашем почти сбалансированном, почти счастливом мире кто-то поднимет руку на соловья! О нет!
– А жаль, – сказал Дима-Помидор, которого порой посещали странные прозрения. – Потому что они столь же нереальны, как и весь наш мир. Мы с тобой придуманы, мы придуманы кем-то очень несчастливым, как сладкий сон. Страшно проснуться…
– Не знаю, а мне кажется, что я прожила в нашем выдуманном мире большую часть своих тридцати лет.
– Большую часть! – воскликнул Дима-Помидор. – Но не лучшую.
Даша не успела ответить Диме, так как к ней подошел один из гвардейцев.
– Госпожа, вас немедленно требуют в кабинет.
– Кто требует?
– Некто, кто знает ваш секретный код.
– Он мог бы вызвать меня напрямую.
Гвардеец пожал могучими ватерполиста (именно из ватерполистов набиралась гвардия президента) и произнес:
– Кто их всех знает…
Неприятное предчувствие кольнуло Дашу в самое сердце. Что случилось?
Стоя вокруг овального белого стола, друзья подняли бокалы с шампанским за здоровье Даши, Дарьи, Дарьюшки, их любимой подружки и добрейшего президента славной Московии.
Неужели пора? Неужели так быстро пронеслось время? О нет, как мне не хочется, именно сегодня! Где ты, профессор Тампедуа? Пожалей меня, дай насладиться весельем! Я не хо-чу!
Сколько-то минут у нее осталось.
Даша быстро прошла к себе в кабинет.
Там было полутемно.
– Кто вызывал меня? – спросила она.
– Это я, – прозвучал знакомый хриплый голос.
– Вадим? Как тебя пропустили гвардейцы?
– Я помню секретный пароль.
– Давно следовало бы переменить его.
– Ты не хотела, чтобы я приходил?
– Я всего-навсего слабая женщина, – сказала Даша.
– А я оказавшийся слабым мужчина. Я хочу тебя, я стражду тебя!
Дарья подошла поближе к отвергнутому возлюбленному.
Лицо Вадима было обезображено марсианским ожогом, глубокие шрамы пересекали щеки, делая его почти неузнаваемым.
Он протянул к ней в мольбе широкие, огрубевшие от канатов и ледоруба ладони.
Лишь глаза Вадима оставались прежними – голубыми, небесными, безоблачными.
– Неужели ничего в твоем сердце не шелохнулось?
– Я не могу сказать… – но сами ноги уже несли Дашу. Она приближалась, желая и не желая того, что должно произойти.
В мозгу зазвенел звонок.
Она не могла, не смела сопротивляться ему.
– Прости, Вадик, – сказала Даша изменившимся голосом. – Прости, я тебе все объясню…
Как Золушка, убегающая с бала, Даша метнулась к внутренней двери, ведущей из кабинета в транстемпоральный отсек.
– Что с тобой? – кричал ей вслед принц.
– Я не могу тебе сказать! – отозвалась на бегу Золушка. – Фея сердится на меня.
Транстемпоральный отсек был безлик, неуютен и официален, как приемная дантиста. Как ни украшай ее искусственными цветами, легче не станет.
Золушка кинулась к карете, пока она не стала тыквой.
Вот он, прикрепленный к стене над кушеткой, плоский серый металлический квадрат.
Надо только приложить к нему ладонь.
Золушка кинула взгляд на часы, тикающие над темпоральным квадратом.
Время! Часы бьют полночь!
И со вздохом Золушка приложила ладонь к квадрату.
Беззвучно в беззвучии отсека загорелись, перемигиваясь, миниатюрные огоньки.
И все пропало…
2
Занавеска была рваной. Когда у тебя хорошее настроение, это даже интересно – можно подсматривать за тем, что там делает тетя Шура.
Тетя Шура – неудавшаяся актриса, может, даже гений. Она играет всегда – и когда одна, и когда в компании. Ее актерские способности выродились в умение разнообразно и щедро врать. На публике она делает вид, что не врет, иначе как поверят! Зато дома, одна, она выступает как Комиссаржевская.