Страница 208 из 279
Аскольд лежал и смотрел, как из разрушенного ракетой барака вытаскивают генерала Лю. У толстяка, видно, были перебиты ноги — они волочились по земле, а в пыли оставалась, красная дорожка.
Аскольд стал отползать в чащу, к зарослям бамбука.
Наверное, это было лишним — его сразу заметили. Он увидел дуло автомата и стал подниматься.
— Я случайный человек! — закричал он по-английски.
Солдат расстрелял его.
А полковник Наронг отыскал Лену в темнице.
— Не трогай меня, — сказала она, — я очень грязная.
— Не все ли равно, — сказал Наронг. Но нежных объятий не было. Он приказал вызвать медиков.
Когда он через час пришел в вертолет, где кое-как обмытая и перевязанная она лежала на носилках, Лена спросила:
— Как ты меня нашел?
— Совместная операция, — сказал он. — Мы помогли бирманцам, а они отдали тебя мне.
— Зачем я тебе?
— В гарем, — сказал, полковник Наронг.
— На меня нельзя смотреть.
— Я тебя откормлю, — сказал Наронг.
— А где Аскольд?
— Кто?
— Русский, который приходил ко мне.
— К сожалению, здесь не было ни одного русского, — сказал Наронг.
Он протянул ей банку пива. Банка была теплой.
— Спасибо, — сказала Лена. — Так что же с ним случилось?
— Его больше нет. С ним случился… несчастный случай.
— Ну и хорошо, — сказала Лена. Ей не было жалко Аскольда. Она так и не поверила тому, что он боролся с наркотиками. Он был одним из них.
— Ты не полетишь со мной? — спросила Лена.
— Я прилечу к тебе вечером.
— Куда?
— В госпиталь в Чиангаре.
— Спасибо, — сказала Лена.
— Я не хотел оставлять тебя здесь, — сказал Наронг. — Я тебя люблю.
И подошел к люку, там обернулся и помахал ей, словно стеснялся слов, которые вырвались у него, отважного черного полковника.
Когда вертолет поднялся, она села на носилках. Два солдата и медсестра, что летели с ней, не мешали.
Лена стала смотреть в круглое окошко вертолета. Ей хотелось убедиться в том, что и в самом деле ей что-то удалось.
Внизу были горы, зеленые массивы леса, бурые и зеленые проплешины полей. Правда, красных заплат она не заметила.
В госпитале ей сказали, что она истощена, и физически и морально. Ей надо отдохнуть. В санатории.
Она легла в постель и задремала. Было чудесно, она была чистой-чистой, отмытой, продезинфицированной, даже волосы, хоть их и остригли бобриком, были сказочны чисты. Вы не поймете, повторяла Лена, что значит для женщины стать чистой после долгих-долгих дней в темнице с тараканами и крысами. Я могу понять графа Монте-Кристо, который так беспощадно мстил своим тюремщикам. Но ее-то тюремщики уже уничтожены. Нет Аскольда, нет генерала Лю.
Ее разбудили два офицера, полицейские. Они принесли ей джинсы, белье — целую сумку, словно кто-то ходил в магазин и выбирал по ее размеру. Она обрадовалась тому, что Наронг продолжает заботиться о ней.
Офицеры попросили ее одеться и подождали в коридоре.
Пришел доктор и вежливо попрощался с Леной. На дорогу он дал ей с собой таблетки в баночке. Велел принимать через четыре часа. Таблетки назывались «валиум», наверное, вроде валерьянки.
Сандалии немного жали, с белья и джинсов она сорвала этикетки и наклейки.
Один офицер шел впереди, второй сбоку, они не разговаривали с ней, и Лена решила, что она сейчас увидит Наронга.
Серая машина, «тойота», ждала у входа в госпиталь.
Они доехали до аэродрома. Все было рассчитано точно. Ей вручили билет до Москвы. И сто долларов.
— А где Наронг? — спрашивала она. — Где полковник Наронг?
Ей никто не ответил.
Лена поняла, что так, наверное, лучше всего — она сравнила фотографию в паспорте с собой в зеркальце.
В Шереметьеве пограничница тоже долго сравнивала ее с фотографией, и Лена ее понимала.
Ее так и не пропустили на Родину. Пришел лысый майор и отвел ее в белую комнату.
Два часа Лену допрашивали, где она пробыла все это время, не видела ли она там наших граждан и прочую чепуху. Она отвечала, что была больна и лежала в деревне. Так случается — заблудилась и заболела.
Ничего они от нее не добились.
Потом майор и второй, в штатском, вышли, но дверь закрыли неплотно, и Лена услышала, как майор сказал:
— Пока пускай едет, ничего не добьемся.
— Может, изолировать?
— За что?
— Героин?
— Ты ей подсовывать будешь? Да? А санкции ты получил?
— А если он вернется?
— Вот вернется, и решим… А пока…
Что «пока», Лена не узнала, потому что штатский заметил щель и прикрыл дверь.
Может, они не знают, что случилось с Аскольдом? Места там глухие, базу уничтожили полностью…
Майор ей сочувствовал: Неизвестно почему. Прощаясь, передал ей скоросшиватель с ксероксами статей из газет.
— Ознакомьтесь в поезде, гражданка Сидорова, — сказал он.
Лена подумала, что слово «госпожа» произносить неловко, не прививается оно в России.
В поезде Лена начала читать. И удивилась — в суматошном ускоренном движении последних дней она не замечала нарастающего гула лавины, которую сама же столкнула.
Она читала заметки по порядку, с того дня, как она попала на участок опиумного мака, и до последних новостей.
Сначала шли сообщения туманные и не всем понятные. «По сведениям западных агентств, в известном центре наркобизнеса, так называемом Золотом треугольнике, появилась неизвестная ранее болезнь, поражающая плантации мака…», «Вирус, поразивший посевы опиумного мака в Юго-Восточной Азии, продолжает распространяться. Ученые не торопятся с выводами», «Азиатские наркобароны не могут выполнить обязательства перед рынком. Обострение положения в Золотом треугольнике…», «Передел собственности в мире наркотиков. Бои в районе Сальвина. Гибель диктатора джунглей — генерала Лю», «Бешеный скачок цен на мировых рынках героина. Перестрелка на Шереметьевской таможне. Активизация афганских боевиков на Памире».
Лена, конечно, понимала, что это все — ее месть. Но когда ты сидишь в недотопленной электричке, по проходу спешит продавец газет с криком: «Бои в районе Ходжента. Боевики оппозиции захватили горный перевал», а за ним другой продавец, стараясь перекричать первого, взывает к любителям шоколада с фруктовой начинкой, когда на твоих туфлях лежит чья-то собака, а сверху норовит упасть лопата, в такой момент нельзя, невозможно воспринимать себя спасительницей или губительницей мира.
Лена не смогла дочитать заметки в скоросшивателе, хоть путешествие до Веревкина неблизкое. Но она откладывала их, потом начинала читать снова — ей не было страшно. Это чужое. Даже когда в одной из последних заметок было сообщено, что вирус мака уже перекинулся на посевы риса, что ставит под угрозу урожай в Юго-Восточной Азии, она не встревожилась. Она стала думать, как ей объяснить отсутствие директору школы, а потом вспомнила, что надо сделать камень на могиле Бори… и на могиле Николая, ведь свекровь не поможет… Что же ты, кета? — спохватилась она уже на платформе в Веревкине, выметала икру и собираешься жить дальше?
Не знаю, ответила она себе.
И беспокоюсь — как там полковник Наронг.
Пошел первый снег. Он падал на грязные лужи, дул пронизывающий ветер — сразу запершило в носу. Организм привык к тропикам.
Ожидая на площади перед вокзалом автобус, она увидела, как Оксана, бывшая подруга Бори, садится в белые «жигули», а ее там ждет черноволосый парень. Может, брат, может, жених. Окликнуть ее? Захочет ли Оксана вспомнить Борю?
Пока Лена стояла в нерешительности под мокрым снегом, Оксана увидела ее. Она захлопнула дверцу машины, опустила стекло и, когда проезжала мимо, помахала из машины Лене.
— С приездом! — крикнула она.
Это хорошо, что такая плохая погода. Лена никого не встретила ни на улице, ни во дворе. Прошла к себе. Из почтового ящика торчали газеты, те, что не поместились, лежали на полу, под ящиком, аккуратно сложенные в стопку кем-то из соседей.