Страница 151 из 279
И вдруг Даша стала другой.
Она так испугалась, словно я пронзил ее раскаленным железным прутом. Она забилась, стала выскальзывать из-под меня, а так как я не был к этому готов, то она скользнула к краю койки, вырвалась и съехала на пол.
Я грохнулся сверху, но инерция во мне была столь велика, что я был готов домогаться ее.
А она совершенно трезво сказала:
– Ты мне делаешь больно.
– Даша, – взмолился я. Она вылезла из-под меня.
Все наши действия и движения с этой секунды стали неловкими и некрасивыми. Два человека возились на пыльном полу, один из них старался вырваться и подняться, а второй не пускал…
Даша победила и оттолкнула меня так, что стало не по себе.
И встала.
И не сразу сообразила, что у нее до самого пояса расстегнута блузка, а лифчик разорван, поэтому тугая округлая грудь без стыда видна, как некий плод, сладкий и чистый.
Потом она поймала мой взгляд и стала быстрыми, но неверными пальцами застегивать блузку.
Я сидел на полу.
Потом поднялся, и с каждой секундой мне становилось все стыднее.
– Прости, – сказал я.
– Разве это любовь? – сказала Даша с укоризной. – Разве такая любовь у людей бывает? Ты мне понравился, и я думала, что у нас с тобой все будет очень красиво.
– Честное слово – прости! Я не хотел так.
Все. Она была застегнута, недоступна, она поправила волосы и спросила:
– У тебя зеркала нет?
А сама уже рылась в своей сумке. Это была спортивная сумка, с которой она ходила в бассейн. Из нее, как из матрешки, появилась маленькая черная сумочка, из нее – зеркальце.
– Мне пора идти, – сказала Даша. – Ты меня проводишь? Когда мы вышли в коридор, она добавила:
– В отделение не провожай. Только выведи из вашей хирургии.
Мы медленно шли по коридору.
К Даше возвращалось хорошее настроение. Видно, теперь она меня не боялась и готова была простить.
– В конце концов, – вдруг заявила она, – ты не успел сделать ничего дурного.
– А я и не собирался делать ничего дурного.
– У девушки есть принципы, – возразила Дашенька. – Один из них – сохранение себя для продолжения рода. Именно для этого создан наш клон. Мы должны стать женами оптимальных мужчин. А я не знаю, прошел бы ты конкурс.
– Конкурс на жениха?
– Не смейся. Это очень серьезно.
– Ты уверена, что вас держат как консервы для женихов?
– А ты можешь предложить другую версию?
Я задумался. Конечно, соблазн был велик. Но я понимал, что Григорий Сергеевич прав. Для меня величие и смысл подвига заключались в жертвенности. Наш клон можно было назвать, будь нам свойственно чувство черного юмора, клоном имени Александра Матросова (был такой герой во время Отечественной войны, который закрыл собой амбразуру). Клон Даши существовал и объединялся на принципе жизни. Наше внутреннее противоречие заключалось в конфликте индивидуального стремления к жизни и социальной значимости смерти. Конфликт Даши был между определением спутника жизни, которого ей выдаст Мария Тихоновна, и желанием ее глаз и тела самой выбрать себе партнера. Вот и сейчас она толком не знает, можно ли поддаться голосу плоти или надо ждать распоряжения свыше?
Вам иногда может показаться, что я размышляю слишком умно и сложно. Но это ведь не только мои мысли, это и мысли моих генетических родителей, унаследованные мною в неполной и порой уродливой форме. Я сам не знаю, откуда вдруг во мне возникают слова, фразы и обрывки мыслей, которых, по здравом размышлении, во мне и быть не может.
– Я ловлю себя на том, что я – узурпатор. Даже мысли краденые.
Наверное, поэтому я не имею права на долгую жизнь.
– Ты о чем задумался? – спросила Дашенька.
Глаза у нее горели – мы вышли в коридор, под потолком которого тянулись рядком маленькие яркие лампочки. Вот глаза и отражали их.
Когда мы проходили мимо кабинетов бухгалтерии, Дашенька вдруг спросила:
– А мы еще встретимся?
Вместо ответа я поцеловал ее. Так обрадовался. Не ожидал этих слов. Но этот поцелуй был скорее нежным, чем страстным. Вы понимаете разницу?
– Погоди, – сказала Даша. – Кто-нибудь обязательно пойдет мимо.
– Ну и пускай! – Мне в тот момент и в самом деле было все равно. Я бы не испугался и самого Григория Сергеевича.
– Я скажу Марии Тихоновне, что выбрала тебя в свои мужья, хорошо?
– Погоди, – попросил я.
– Ты не хочешь?
– Я очень хочу. Но я ведь тоже не совсем себе принадлежу. И нам могут запретить встречаться.
– Я очень сильно попрошу!
– Твоя Мария Тихоновна моему доктору – не указ.
– Ты уверен?
Она даже остановилась посреди коридора.
– Боюсь, что так.
– Значит, я не смогу выбрать тебя? Тогда мы убежим отсюда.
– Куда?
– Туда, где можно быть со своим любимым человеком.
– Я не знаю такого места.
– Ваня, дорогой. – Она стала сразу куда старше и мудрее меня. – Мир не заканчивается этой клиникой. А мне кажется, что ты всю жизнь прожил здесь, не выходя на улицу. Люди летают на Луну, кидают бомбы, изобретают компьютеры, а ты сидишь здесь и чего-то ждешь. Ты ведь даже не рассказал, для чего готовили твой клон. Неужели просто так? Никто не живет просто так. У каждого человека есть цель. Даже если ему кажется, что цели нет. Но от тебя зависит очень многое, правда?
У нее была такая милая для меня манера, совсем как у англичан, задавать одним словом вопрос в конце фразы. «Правда?» – говорила она.
– Мне хочется, чтобы ты меня целовал. Видишь, какая я искренняя? Я тебе честно скажу, только не смейся, мне очень хотелось там, на кровати, чтобы ты все сделал, что хотел сделать… Да не красней ты, умоляю! Но я не могла тебе позволить потому, что сама еще не решила, и еще потому, что я очень обязана всем, даже жизнью, Марии Тихоновне. Я не могу обмануть ее доверия. Но я смогу переубедить ее, если она приготовила для меня другую участь.
Мне хотелось сказать: «Голубушка, девочка, твоя участь куда хуже, чем тебе кажется. И это не выбор мужчины, а выбор жизни или смерти».
– Сколько вас в клоне? – спросил я.
– Десять, – сказала Даша. – А почему ты спрашиваешь?
– И всегда было десять?
– Нет, сначала было пятнадцать. Пятеро уже устроили свою судьбу.
– Ты их видела после этого?
– Это же невозможно! Они в других городах и даже странах. Давай говорить о нас, а не о других.
– Я просто думал, где тебя искать, если тебя отдадут замуж в Австралию?
– Это шутка?
– Шутка.
– Ты слишком часто шутишь. Иногда я даже не представляю, верить тебе или нет. Ну, что ты придумал?
– Скажи, когда вы будете в следующий раз в бассейне?
– Сегодня среда? Значит, в субботу.
– Я не дотерплю!
– Еще как дотерпишь, – возразила Дашенька. – Но попрошу ни с кем больше на свидания не ходить.
– Слушаюсь, мой женераль!
– Я могу быть ужасна.
– Я чувствую.
– Можешь меня поцеловать.
– А обнять можно?
– Ваня, ну кончай свои шутки!
И мы целовались еще минут десять или двадцать, хорошо еще, что все ушли из бухгалтерии.
7
Когда я проходил мимо хирургии, мне захотелось снова взглянуть на того человека, но я не успел этого сделать, потому что в коридоре меня поймал доктор Блох.
– Ну, ты молодец! – сказал он с улыбчивой угрозой. – Все с ног сбились – куда делся наш активист?
– Почему сбились?
– Кто-то не явился на ужин, при условии, что наши апартаменты куда как уступают Тауэру, никуда в них не скроешься. А вот ты скрылся.
Блох засмеялся.
Я боялся его куда больше, чем Григория Сергеевича. Вернее, главного врача я не боялся, а уважал. А Блох был недобрым.
– Ты хочешь, чтобы к тебе приняли меры? – спросил Блох. – И жить торопимся, и чувствовать спешим.
– Я в бассейн ходил, – сказал я. – В бассейн.
– Купался? Без плавок?
– Я смотрел. На девушек смотрел.
– И чего увидел? Вернее, кого увидел?