Страница 149 из 279
К счастью, мы ходим по отделению в гражданской одежде – в джинсах и различного вида куртках. Помимо нас в Институте работают или пребывают, очевидно, несколько сотен человек. И врачей среди них меньшинство. Впрочем, за пределами лабораторий и кабинетов многие предпочитают цивильный наряд.
Так что мне и притворяться не нужно. Идет по коридору техник или лаборант…
Я был прав.
Дверь из нашего отделения я открыл – не в первый раз. Время от времени кто-то из нас бегает в киоск на первом этаже или к автомату с кока-колой. Так что дверь между нами и боксами открывать мы умеем. Но в боксы не суемся. Это опасно, могут наказать. Если, конечно, в боксе кто-то есть.
Так что я прошел по коридорам быстро, не смотря по сторонам, на случай, если за мной наблюдают телекамеры.
У последнего бокса я чуть было не задержался.
Но устоял, поборол соблазн.
К матовой двери бокса была прикреплена стандартная табличка с надписью «А.А.Параскудейкин».
Нет, я не буду сейчас рисковать. А вот на обратном пути обязательно загляну в бокс. Я ощущал себя причастным к его спасению. Леша связан со мной теснее, чем просто брат, мы с ним идентичны. И если он отдал жизнь за человека, то и я частично отдал, ну если не жизнь, то что-то дорогое.
В одной из операционных горел свет, оттуда доносились женские голоса. Я решил, что там идет уборка – ведь операционные всегда должны быть стерильно чистыми. Мне не хотелось бы попасть в грязную операционную. Это не значит, что я надеюсь выйти оттуда, в конце концов это меня уже не будет касаться, но все же должны соблюдаться некие важные принципы. Не сочтите меня занудой, я дитя системы воспитания и образа жизни. Как говорится, какой режим, под тем и лежим.
Ободранная белая дверь открылась нехотя, будто знала, что мы с ней совершаем нечто нехорошее.
За ней находилась лестничная площадка, переход наверх был забран решеткой с висячим замком амбарного вида. Маршем ниже я оказался у стеклянной двери, за которой была больничная кухня. Одно из стекол в двери было выбито, и сквозь него тянуло запахом столовских щей, хотя вроде бы щами нас давно не кормили.
На кухне мне делать было нечего, а ниже был подвал.
Я вернулся на этаж хирургии, но сразу двинуться дальше мне не удалось, потому что санитарки, которые шли из операционной, устроили по пути горячий спор из-за салфеток. Я не вслушивался в спор, только досчитал до шестисот, прежде чем они вдоволь наговорились.
Затем я быстро прошел мимо пустых палат и палат, в которых должен начаться ремонт. Миновал площадку главной лестницы и пошел дальше широким коридором мимо старинных палат по двенадцать коек в каждой. По коридору бродили ходячие больные, пробегали сестры, я даже не знаю, что это за отделение. Главное было – не потерять кардинальное направление…
6
Через полчаса я добрался до бассейна. В бассейне как раз купались девушки из клона. Дашу я узнал не сразу, потому что они плавали в шапочках, и все казались совершенно одинаковыми. Она меня сама узнала. И не удивилась. Она подняла тонкую длинную руку и помахала мне.
– Ныряй к нам! – крикнула она.
В бассейне гулко перекликались голоса, и поэтому ее голос не выделялся из прочих.
Весь зал высотой в два этажа с чередой окон под потолком был гулким и обширным, казалось, что такой громадине никак не поместиться внутри нашего скромного здания.
Никто не обратил на меня внимания.
Я сел на бортик и свесил ноги, носки моих кроссовок чуть не касались воды.
Она подплыла и сказала:
– Привет, я рада тебя видеть.
В глазах ее была настоящая радость. Даже такой тупой мужик, как я, ее заметил.
– Я тебя весь день искал, – сказал я.
– Я ночью стихи про тебя придумала.
– Расскажешь?
– Я забыла. Но это были хорошие стихи.
– Про любовь?
– Нет, про шпиончиков, дурак!
Нам было весело. Как будто больше ничего не угрожало. Вот, встретились, а теперь будем гулять сколько хочется.
– Ныряй, – предложила она.
– У меня плавок нет. Лучше ты вылезай.
– У нас скоро ужин начнется.
– Я тебя ждать буду за раздевалкой.
– У Раисы спрашиваться?
– Тогда тебя не пустят.
– Я совершеннолетняя!
Но она понимала, что не пустят.
– Уходи незаметно, – сказала она.
Там, на выходе из раздевалки, стояли деревянные скамейки. Я довольно долго ждал Дашу. Весь зад себе отсидел.
К счастью, никто раньше нее не вышел.
Даша вышла из раздевалки с сумкой в руке, одета, как вчера, только блузка другая, светло-коричневая.
И темные от воды волосы распущены по плечам. Очень красиво.
– Заждался? – спросила Даша.
– Не успел.
– Ты молодец, – ободрила она. – Не психуешь. Я бы на твоем месте умерла от ожидания. Куда пойдем?
– Ты лучше знаешь эти места, – сказал я.
– Нет, если ты пришел со своего крыла, значит, ты все посмотрел. А я что: отсюда на лифт – и в нашем отделении. Как ты думаешь, нельзя в сад пойти погулять?
За нашим Институтом есть старый парк, называется он садом, так принято. Нас туда водили несколько раз работать на приусадебном участке, но по одному ходить не разрешают, и Григорий Сергеевич доступно объяснил: из сада легко выйти на улицу. Мы же не привыкли к жизни в городе и можем погибнуть. Надо учитывать, что Москва – жестокое место, в котором есть опасное предубеждение против клонов. В прошлом, когда люди из самых первых клонов выходили в город и гуляли поодиночке, были случаи нападения и даже убийства. Об этом трудно говорить без волнения, но человечество еще не готово к встрече с людьми будущего. Так что для нашего же блага лучше, чтобы мы не встречались со случайными прохожими, особенно со скинхедами – это современные фашисты.
– Нас не выпустят, – сказал я. – У нас был один парень, Леша, он пытался выбраться в сад – у него был непослушный характер. Он выпрыгнул в сад из окна второго этажа, но его скоро взяли. Там спускают сторожевых собак, чтобы снаружи не пролезли бандиты.
– А где твой Леша? – спросила Даша. Почему ей вдруг захотелось о нем спросить?
– Он улетел, – сказал я. – В другую страну.
– Ты врешь, – сказала Даша. Одна бровь у нее была выше другой.
– Чего мы тут стоим? – спросил я. – Ждем, пока кто-нибудь придет и разлучит?
– Разлучит?
– Нам не рекомендовано общаться, – сказал я. – Механик тобой недоволен.
– Какой механик?
– Это из песни.
– Я ее не знаю.
– Когда ее учили, ты болела. Даша насупилась.
– Ты опять шутишь?
– Да не шучу я! Была такая старая песня!
– Куда мы пойдем? – спросила Даша.
– В хирургическое отделение, – сказал я. – Там есть пустые комнаты, туда никто не ходит.
– Почему?
– Хотели ремонт сделать, но, видно, нет денег.
– Пойдем, – согласилась Даша. – Это далеко отсюда?
Мы пошли туда и вовремя, потому что как раз в тот момент из раздевалки стали выходить девушки из ее клона, и одна из них успела нас заметить и крикнула вслед:
– Дашка, ты с ума сошла! Скоро ужин. Я потянул ее за руку.
– Ой, как нехорошо получилось! – проговорила она на бегу. – Варвара обязательно расскажет Раисе. Она у нее в клевретках.
Я не стал выяснять, кто такая клевретка. Слово, правда, было неприятное.
Я уже изучил дорогу верхним этажом, где ход на чердак и дальше – бухгалтерия. Рабочий день кончился, бухгалтерия опустела, двери по обе стороны коридора были заперты, но оставаться здесь не следовало, наверняка есть какие-нибудь сторожа.
Даша шла, вертя головкой – она никогда здесь не была, да вообще не бродила по нашему Институту. Женщины меньше склонны к путешествиям. Обратите внимание – все открытия сделаны мужчинами, которые мечтают покинуть дом и просыпаться черт знает в какой палатке. Мне даже порой жалко, что судьба не подарила мне возможности путешествовать. Я бы попросил Григория Сергеевича: разрешите мне один год попутешествовать, где захочется, а потом я вернусь и выполню свой долг. Нечто подобное как-то при мне сказал Марик. На что Григорий Сергеевич ответил примерно так: