Страница 3 из 245
— Роджерс, ты никогда не видел этого человека? — спросил Бандула. — Ты же бывал в английском лагере с моими письмами.
Роджерс несмело приблизился к Уинфри. Тонкий, продранный на локтях халат не спасал от ночной прохлады. Роджерс дрожал и всеми силами пытался скрыть дрожь, чтобы кто-нибудь не подумал, что он боится.
— Нет, — сказал он наконец, — я никогда не видел этого человека.
2. Награда
Когда часа через два окончилось так неожиданно прерванное совещание, Бандула приказал Ивану остаться.
— Ты храбрый солдат, — сказал генерал, приглашая Ивана сесть. — Если бы не ты, он бы убежал и полковник Кемпбелл узнал кое-что, чего знать ему не положено. Ты не боялся, что он подстережет тебя и убьет? У него мог оказаться второй пистолет.
— Нет, не боялся, господин генерал, — сказал Иван. — Некогда было.
— В вашей русской армии храбрых солдат награждают медалями?
— Так точно, — ответил Иван. — Или крест дают на грудь.
— Я тебя тоже хочу наградить, — сказал Бандула.
Он поднялся с циновки и подошел к стене, где висел его меч — длинный, чуть изогнутый, в чеканных серебряных ножнах. Бандула снял меч и протянул Ивану:
— Возьми, эта награда лучше медали. Не правда ли?
Иван никак не мог вспомнить, как положено говорить в таких случаях по-бирмански. Вообще-то он за три года научился свободно говорить, но иногда слов не хватало. Так и не вспомнив, он сказал: «Рад стараться!» — и вытянулся во фрунт.
Генерал улыбнулся:
— Садись, разговор еще не закончен.
Он хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему ординарцу принести чаю. Ординарец тут же вернулся с подносом. Он давно служил у генерала и знал, что уж если Бандула остался с кем-то поговорить, то чай обязательно понадобится.
— Как твои пушки? — спросил Бандула, отпивая черный чай из тонкой китайской фарфоровой чашечки. — Завтра не взорвутся?
— Не должны, — сказал Иван. — Хотя пушки у нас старые.
Бандула замолчал надолго, думая о чем-то, нахмурился. Иван пил чай и старался не двигаться, чтобы не помешать генералу.
— Да, — сказал наконец Бандула. — Если завтра их батальоны не успеют вернуться из Пегу, тогда, может, мы и победим. Ружья у нас плохие. И пушки. Англичане — солдаты хорошие… Ну ладно. Не бежать же нам от них… Тебе у нас нравится?
На такой вопрос, да еще только что получив награду от самого генерала, надо бы ответить «нравится», но Иван давно хотел поговорить по душам с кем-нибудь из большого бирманского начальства.
— Все-таки домой тянет, — сказал он. — Никак не привыкну к здешней жизни. Народ бирманский хороший и обижать меня не обижают, и все-таки я вроде пленника у вас.
— Это неправда, — сказал генерал. — Ты командуешь отрядом пушек. Тебя приглашают на военный совет, тебя сам генерал мечом наградил, а ты так говоришь. Нехорошо.
— Разве я отказываюсь у вас служить? Я не понимаю, что ли? — возразил Иван. — И англичане покорить хотят, и артиллеристов не хватает. Я понимаю — пока война идет, я должен с вами оставаться. Я про то, что потом будет, после войны, — об этом говорю. Вот кончится война…
— А может, женишься у нас, молодой ведь еще? Будут дети. Станешь ты большим генералом, сам король тебя приблизит…
Усы Бандулы топорщились, и непонятно было, то ли он посмеивается, то ли рассердился на русского артиллериста.
— Так у меня свой дом есть, — сказал Иван. — Отец и мать ждут. Ведь пять лет уже дома не был. Как отплыли мы из Санкт-Петербурга в кругосветное плавание, с тех пор от меня ни слуху ни духу. Были бы вы на моем месте…
— С генералом так говорить нельзя, — перебил его Бандула. — Генерал на твоем месте быть не может.
И опять стало непонятно Ивану, сердится Бандула или шутит.
— Может быть, Иван, — сказал он, — ты попадешь домой даже скорее, чем полагаешь. Ты мне будешь нужен для важного дела. А сейчас иди спи. Завтра бой.
Когда Иван проходил мимо часового у двери, тот увидел в руках у русского артиллериста меч и цокнул языком: он узнал меч генерала.
А Иван шел к своей палатке и ломал голову, что же хотел сказать бирманский генерал. Иван уже три года жил среди бирманцев, привык к ним, но домой все равно тянуло, и он знал: нет такой силы, что его навсегда бы задержала в Бирме.
Три года назад он, один из матросов фрегата «Крейсер», которым командовал лейтенант Лазарев, стоял у борта и смотрел в последний раз на серые тени кронштадтских фортов, путаницу вант и суетню шлюпок, на туманную панораму Петербурга на горизонте… Где теперь его товарищи? Наверно, вернулись уж домой и позабыли про Ивана Исаева, который в бурю был смыт волной за борт в Индийском океане и три дня, пока не подобрала его лодка бирманских рыбаков, носился по морю, держась за обломок доски.
Потом была рыбацкая деревня и долгие недели тихой жизни, пока возвращались силы. Через месяц приехал чиновник из Мергуи, прознавший про спасенного матроса, и увезли Исаева в город, где расспрашивали долго про его страну и не верили сперва, что он не англичанин и не француз, — о других европейских народах чиновники в бирманском порту Мергуи знали мало. Тем временем депеша о русском матросе достигла бирманской столицы, и приказано было привезти его туда и взять в армию, в артиллерию, — пушек у бирманцев было мало, а пушкарей и того меньше. А надвигалась опасность — Англия, которая завоевала соседнюю Индию, шла на Бирму войной, хотела и ее покорить.
Иван понравился бирманским офицерам. Сначала ему доверили пушку, потом назначили батареей командовать. Был он умелым канониром, и сам генерал Бандула еще до этого памятного вечера заметил и выделил Ивана.
А вот сегодня, после совета и всех событий, даже наградил.
3. Когда слоны опасны
Иван долго не мог заснуть в ту ночь. Уже начало светать, когда сон сморил его, и все виделась длинная дорога, в конце которой город Петербург и своя деревня, но почему-то Иван не шел по этой дороге и даже не ехал, а плыл в лодке и никак не мог побороть течение. Тут его разбудил солдат.
— Господин Иван, вставайте, — шепотом говорил он, тряся Ивана за плечо. — Пора. Сейчас начнем.
Иван вскочил, сел на циновке и с минуту никак не мог в себя прийти, понять, где он, что с ним происходит. Потом услышал за стенкой палатки перезвон оружия, приглушенные голоса солдат и тяжелую поступь боевых слонов — понял, что начинается бой.
Он надел через плечо перевязь меча, взял пистолет английского лазутчика, ополоснул лицо из таза в углу и вышел наружу.
Пушки уже стояли на холме, у белой маленькой пагодки, похожей в тумане на свечку. У пушек суетились канониры. Иван сразу очутился в знакомом и привычном мире ядер, порохового дыма и гладких, блестящих от росы, холодных еще стволов.
Мимо скакали ординарцы, нестройно проходили солдаты в железных шлемах с копьями и старыми ружьями в руках, проходили и таяли в тумане, в низине, откуда и должна была начаться атака.
Иван остановился у ядер, сложенных аккуратными пирамидками. Некоторые из ядер были чугунными, другие — каменными. Посмотрели бы наши, из каких пушек бьем, вот бы подивились на Исаева, подумал он. Как при царе Иване Васильевиче Грозном. Вслух же Иван сказал:
— Заряжай!
И пошел вдоль ряда разномастных монстров, захваченных еще у португальцев лет двести назад, купленных в Сиаме или отлитых в литейных мастерских Авы.
Туман над долиной неожиданно поднялся, как занавес в театре, и стало видно все поле, бирманские полки, разворачивающиеся для наступления, и вдали, за валами и тростниковыми фашинами, мелкие и суетливые фигурки в красных мундирах. Англичане не спали. Они были готовы к бою. Они были кем-то предупреждены.
Еще не прошло трех минут с тех пор, как внезапно растаял туман, и грохнули слаженно и сердито английские батареи, образовав перед фронтом бирманских отрядов быстро возникшую грозную стену рвущейся во взрывах земли, осколков и дыма.