Страница 146 из 245
Пока он снимал мокрые ботинки и надевал шлепанцы – не нужно было, но ему так захотелось, – Верка поставила чайник. Только поесть ничего вкусного не нашлось.
Но тут гость положил на стол кекс «Столичный». И в каком только кармане его донес?
Они сидели, пили чай. Было очень уютно. Разбойник Котяра, который раньше прятался неизвестно где, прыгнул Олегу на колени и, когда тот стал почесывать его за ухом, замурлыкал так, словно храпела рота саперов.
– Что с той женщиной? – спросила Верка, раз уж Олег сам не начал этого разговора.
– Ее увезла «Скорая», – ответил сосед. – Нога сломана. И общее состояние...
– Но почему она на вас набросилась?
Олег прямо не ответил. Он сказал:
– Я давно хотел тебя предупредить, чтобы ты была осторожной.
– Кому я нужна? – засмеялась Верка, но у самой вспотела спина – так ей стало страшно.
– Я тоже так думал, – сказал Олег. – А вот, оказывается, интересуются. – Он грустно улыбнулся.
– А вы в милицию позвонили?
– Зачем? Что милиция может сделать?
– Если бомжихи на людей нападают...
– Бомжихи, говоришь? Любопытно...
Олег попросил еще чашечку. Похвалил, как Верка заварила, хотя чай был обыкновенный и заварила она как всегда. Потом сосед вздохнул и спросил, будто давно готовился к такому вопросу:
– Ты здесь одна живешь?
– Вы же знаете, – ответила Верка. – Я в больницу езжу, к бабе Элле.
– То есть ты ведешь хозяйство, пока бабушка лежит в больнице?
– Ну конечно!
– И больше некому ей помочь?
Верка стала раздражаться. Пустой разговор.
– Вы пейте, – сказала она. – Пока горячий.
– И сколько она еще пролежит?
– А кто знает? Если уколы не сделают, то может до смерти пролежать.
– Какие уколы?
– Есть новые уколы по двадцать баксов за штуку. Помогает. А курс – десять уколов.
Олег задумчиво кивнул.
– Придется рассказать подробнее, – попросил он. – И уверяю, что я прошу об этом не из пустого любопытства. Весьма возможно, что я смогу вам помочь. Если буду знать больше.
– А что еще я могу рассказать?
Верке показалось, что за стеклом белеет рожа ребеночка.
– Смотрите! – крикнула она, метнулась к окну и распахнула его.
Никого.
– Ты чего испугалась? – не понял Олег.
– Там есть ребеночек, у той женщины, которая мне зонтик дала...
Олег подошел к открытому окну, высунул голову, повертел в разные стороны. Потом закрыл окно, запер на шпингалет и остался стоять у окна, спиной к нему, будто закрывал собой комнату от чужих глаз. Лучше бы закрыть окно занавеской, но занавески не было. Ее Верка еще на той неделе сняла, ей понадобилась чистая тряпка.
– Расскажи мне все с самого начала, – сказал Олег. – Прежде всего меня интересует судьба твоей мамы. Когда она пропала, где, при каких обстоятельствах...
– Милиция уже спрашивала.
– Я знаю. Но это было пять лет назад, и милицию интересовало не то, что интересует меня.
– Не хочу я о маме говорить!
– Надо, Вера. Я никогда не лезу в чужую жизнь. Но полагаю, что на всей Земле я – единственный человек, который может тебе помочь.
– Как же это, интересно? Вы ее оживите, что ли?
– А ты уверена, что твоя мать умерла?
– Она не могла просто так уехать и меня бросить. Не могла, понимаете?
– Я не говорю, что она тебя бросила. Расскажи.
– Что говорить, я же тогда маленькая была.
– Это случилось в августе?
– Да, в конце лета. Наверное, в августе.
– На даче?
– Здесь, на даче.
Верка подумала: «И что я ему так послушно рассказываю?» И сама же заспорила с собой: «А почему нельзя? Я хочу кому-нибудь рассказать, кто слушать будет».
– Она была одна?
– Вы же знаете! – Верка была уверена, что Олег Владиславович знает гораздо больше, чем хочет показать. – Конечно, мама была одна. Тогда она хотела бабу Эллу в Москву перевезти, а дачу на зиму закрыть...
– А хозяйства у бабушки не было?
– Козы не было, а остальное продать недолго.
Сосед кивнул, соглашаясь. Он очень внимательно и сочувственно слушал Верку, как умеют слушать старые женщины.
– Баба Элла в Москву переехала, а мама осталась на даче, собирала всякие нужные вещи, чтобы в воскресенье машину вызвать. В субботу она не вернулась, и мы все подумали, что она осталась ночевать... Не думайте, я уже большая была, семь с лишним лет, я все помню. Но никто не волновался.
– И что вы сделали?
– Днем отец поехал на дачу. Почему-то он все же заволновался. Приехал, дача не заперта, все на месте, а мамы нет. Представляете, ничего не взяли!
– Значит, вы подумали, что мама куда-то ушла?
– Сразу не подумали, хотя отец испугался, – сказала Верка. – Ведь все мамины вещи были на месте. В чем приехала. Как будто она легла спать, а во сне улетела.
– Или что-то случилось?
– Или ее украли. Пока спала.
– Окно было открыто?
– Нет, закрыто.
Верке показалось, что сосед смотрит на нее с недоверием.
– Да поймите же! – почти закричала она. – Это столько раз повторяли. И милиция, и мы сами, и даже родственники наши – все повторяли!
– Я понимаю, – спокойно сказал Олег Владиславович. – Я отлично понимаю. Продолжай, Верочка.
– Ну не нашли ее! – выкрикнула Верка. – Искали все, и милиция искала. Даже собаку привозили. Пусто!
– Какие-нибудь теории, версии у следствия были? – Сосед говорил с Веркой, как со взрослой.
– Что ее похитили – какие еще версии?!
– Кто, зачем?
– Они даже одного дагестанца поймали, он комнату снимал в Челюскинской, а его в субботу вечером в нашем поселке видели. Но ничего доказать не смогли. Избили его и выслали.
– Что на маме было?
– Футболка, – уверенно ответила Верка. – Мы с бабой Эллой все проверили. Большая такая футболка, черная, отцу кто-то подарил, мама любила в ней спать.
Верке очень не хотелось говорить о маме. После маминого исчезновения ее тогда лечили от шока, в детском отделении лежала, в больнице. Ей мама снилась, мама звала ее, по горло в воде или на костре – страшные картины. И еще казалось, что какие-то мужчины тащат маму по палым листьям, а она как будто неживая – только ноги подскакивают на бугорках...
– Хорошо. – Олег Владиславович словно почувствовал Веркино состояние. – Я больше не буду спрашивать. Но могли же быть шлепанцы, тапочки какие-нибудь, о которых все забыли. Ведь в каждом доме много старой обуви...
– Так следователь же говорил...
– Ясно, – сказал сосед. – И никто не звонил, не писал писем?
– В милиции говорят, звонили. Они же мамину фотографию на щиты клеили. Из паспорта, совсем непохожую. Но ничего полезного. Так следователь говорил.
– А теперь ты сны видишь?
– Никаких я снов не вижу!
– Ладно, – сказал Олег. – Тогда я пойду. Ты не боишься одна оставаться?
Он все время очки протирал. Наверное, стекла скоро сотрутся.
– Я уже две недели одна ночую.
– Времена меняются. На меня ведь тоже раньше не нападали.
– А почему напали?
– Я подозреваю, но не могу пока сказать вслух.
– Боитесь, что ли?
– Нет, я их не боюсь, – сказал Олег.
Сосед произнес эти слова спокойно. Он в самом деле никого не боялся. На нем было написано, что он никого не боится. Хоть и маленького роста, и толстенький, и близорукий. И даже ходит в шляпе, хотя кто в наше время ходит в шляпе?
Верка проводила его до дверей.
Уже выходя, Олег обернулся и сказал:
– К сожалению, я не могу оставить тебе мобильник. У меня он один и может понадобиться. Но если что-то случится, сразу беги ко мне. Пойдем покажу.
Они вышли в сад. Уже стемнело. Свет фонаря с улицы казался театральным, очень желтым и очень теплым. Олег пошел не к калитке, а в другую сторону, за дом.
Туда Верка никогда не ходила. Это была зона запустения. Произошла она тоже от бедности. Лет двадцать назад за домом сажали картошку. На пропитание. Потом, когда уже не стало в том надобности, ходить на грядки перестали. Вместо картошки выросла крапива в человеческий рост и какие-то кусты неопределенного названия. И тоже колючие. Не говоря уж о чертополохе.