Страница 46 из 215
– Свидетель ждет! – торжественно объявил Артур и тут же обернулся к Ко, словно только что заметил ее. Незаметно от профессора подмигнув, он спросил официально: – Как вы спали, Вероника?
– Без вас мне всегда одиноко спать, – нагло ответила Ко, Артур зашелся в кашле и покраснел, а профессор поморщился.
– Не терплю глупых шуток! – заявил он.
Ко чуть было не сказала, что это не шутка, но Артур резко потянул профессора к толстой колонне, уходящей под потолок зала. Ко пришлось торопиться за ними, волоча портфель, который кирпичной ношей рвался к полу.
Так что из-за портфеля Ко чуть опоздала и подняла глаза в тот момент, когда профессор уже кланялся госпоже Аалтонен, директрисе Детского острова, столпу педагогики и верному помощнику комиссара Милодара. Так что первым чувством Ко было облегчение от того, что свидетель – это свой человек, и лишь встретившись взглядом с госпожой Аалтонен и увидев в этих глазах откровенную панику, Ко встревожилась: а все ли проходит так гладко, как обещал комиссар?
– Здравствуйте, – сказала Ко робким голосом, как положено приветствовать директрису детского дома.
– Ах, – произнесла директорша. – Это вы тут…
– Что такое? – вдруг спросил профессор. – В чем дело? Я чувствую неладное.
– Разрешите представить вам, – вмешался смущенный Артур, который, видно, не понял значения этой сцены, – директрису детского дома на острове Кууси, я правильно говорю?
– Правильно…
– Доктора педагогики госпожу Розу Аалтонен.
– Оу, – сказал профессор с неким завыванием, которое он приберегал для разговоров с персонами высокого ранга. Почему-то он отнес госпожу Аалтонен именно к ним. Возможно, на него произвели впечатление размеры мадам, ее сходство с гигантским пингвином, чему способствовал строгий черный костюм и белая манишка госпожи Аалтонен. – Вы прилетели с Земли?
– Вот именно, – сказала Аалтонен, и взгляд ее нервно метался между профессором, Ко и Артуром. Порой ее глаза мутнели, будто она старалась прислушаться к внутреннему голосу. Правда, внутренний голос, как вскоре сообразила Ко, находился точно сзади Аалтонен, метрах в десяти, и представлял собой двух силачей князя, которые даже не старались казаться похожими на филателистов.
– Тогда попрошу ваш паспорт, диплом и удостоверение – все документы, которые вы удосужились захватить с собой. – Профессор уже преодолел первую реакцию почтения, и его сварливость взяла верх. – Я хотел бы убедиться в том, что вы – это вы.
– О да, – сказала директриса и, открыв старомодную сумочку, принялась рыться в ней, а Ко поняла, что Аалтонен, не выдав ее в первое мгновение, тем более не выдаст ее сейчас. Может, все же мадам состоит в агентах комиссара?
– Папа, – Ко потянула профессора за рукав. – Это в самом деле наша директриса. Она очень строгая, но мы ее уважаем.
– Помолчи! – приказал профессор и выхватил из пальцев Аалтонен ее галактический паспорт. – Верю, – сказал он, коротко скользнув взглядом по первой странице, и вернул документ. Затем через плечо тоскливо посмотрел на растущую толпу коллекционеров, которые стягивались к окошку, за которым должно было происходить гашение. Профессор беспокоился, что штемпель могут поставить без него. У этого человека отсутствовали критерии того, что хорошо, а что плохо, что важно, а что – пустяк. Он был рабом своей коллекции, и, как назло, она была слишком дорогой, а потому люди становились игрушкой в борьбе за нее.
– Говорите! – приказал профессор. – Кто эта девица?
– Это, – госпожа Аалтонен проглотила слюну. Ее большой кадык неуверенно дернулся. Ко похолодела. А вдруг она не агент Милодара? И через несколько секунд здесь прозвучат выстрелы – силачи расстреляют самозванку. – Это Вероника… – Сказав так, директриса осмелела и повторила уже уверенней: – Вероника!
– Откуда вам известно ее имя? – спросил профессор.
– Мы называем детей… порой по случайным, совсем случайным деталям. Но в случае с Вероникой мы были почти уверены в ее имени.
– Почему? – профессор вцепился в директрису взглядом.
– На шее у девочки был золотой медальон. В нем находилась старая почтовая марка с надписью «Вероника». Мы определили, что так называлась маленькая английская колония в Карибском море, рядом с островом Тринидад. Марка относилась к выпуску 1886 года…
– Красная? Три пенса? – Голос филателиста сорвался.
Он закрыл лицо руками.
Он плакал.
Все вокруг замолчали. Было неловко видеть, как трясутся узкие плечи этого короля почтовых марок.
– Простите… – профессор вытер глаза рукавом, шмыгнул носом и спросил: – А что случилось с этим медальоном?
– О! – воскликнула госпожа Аалтонен. – Вероника бежала из детского дома так быстро, что не оделась и забыла свой медальон.
– Вы привезли его? – догадалась Ко.
– Простите, Ко… Вероника! Я думала, что помогу тебе отыскать твоего отца.
Директриса раскрыла свою сумочку и долго, мучительно долго копалась в ней, пока наконец не извлекла бумажный пакетик. Из него вытащила толстыми пальцами плоский золотой овал на тонкой цепочке.
– Это он! – закричал профессор. Он выхватил медальон из пальцев директрисы и открыл его. Выпавшую марку колонии Вероника он положил на ладонь и не дыша начал ее рассматривать.
Наконец, вспомнив, что он здесь не один, профессор произнес:
– Это очень редкая марка. Ее нельзя подделать, потому что я помню расположение штемпеля. Все эти годы я страдал от того, что она потеряна для моей коллекции. Спасибо вам, мадам, за то, что вы возвратили эту ценность домой…
– Вы имеете в виду марку? – Директриса была потрясена душевной извращенностью профессора. – Марку или дочку?
– С дочкой теперь все ясно, – отмахнулся профессор. – Кстати, это вы забрались в сейф детского дома и достали оттуда секретные генетические карты?
– Да, – упавшим голосом произнесла директриса.
– И много вам за это заплатили?
– Клянусь вам, что ни гроша…
– Неважно. Даже если это так, то, значит, вам заплатили не деньгами, а молчанием. На свете есть только корысть и шантаж.
– Как вам не стыдно…
– А я не лучше вас, госпожа Аалтонен. Но я, по крайней мере, не делаю вида, что люди мне дороже марок. Марка – это совершенное создание природы. Человек – скопище недостатков. Почему я должен любить людей больше, чем марки? Почему?
Госпожа Аалтонен молчала. Она с трудом сдерживала слезы.
– Теперь вы, папа, удовлетворены? – спросила Ко.
– Теперь я удовлетворен, моя доченька, – ответил профессор.
Он достал из верхнего кармана своего потертого, блестящего на локтях пиджака маленький пластиковый пакетик и вложил в него марку. Его пальцы дрожали от возбуждения. Затем он спрятал конвертик, а медальон собственноручно повесил на шею Ко.
– Носи, – сказал он. – Все в порядке. Ты – моя потерянная и возвращенная дочь.
Профессор обернулся к Ко. Глаза его сияли. Это было немыслимо – увидеть сияющие глаза этой бумажной крысы. Он поднялся на цыпочки и поцеловал Ко в щеку.
– Какое счастье! – воскликнул он. – Спасибо вам, госпожа Аалтонен, у меня больше нет сомнений. Вы все можете идти. А ты, дочка, подожди меня здесь. Береги портфель.
И с превеликим облегчением, словно выкинув из головы собеседников и саму проблему поисков дочери, он кинулся к толпе филателистов, которые двинулись на штурм окошечка, где начиналось гашение. Оттуда отдельными выстрелами звучали удары почтового штемпеля.
Ко осталась лицом к лицу с Артуром и директрисой.
– Спасибо, – сказала Ко, – что вы прилетели.
– Не беспокойся, – ответила директриса, часто мигая белыми ресницами. – Не беспокойся, Вероника. Все будет в порядке.
– Теперь, девочки, – обратился к директрисе и ее ученице Артур, – ваша задача – поскорее отвезти этого крысенка в Совет, пускай оформит отцовство, как положено.
– Это уж он сам будет решать, – возразила Ко. – Как я могу ему это сказать?
– Ты что думаешь, «Сан-Суси» вечно здесь будет парковаться? – спросил молодой муж.