Бегом к алтарю

— Да, один-два раза говорили, — буркнул Рейф. Ему говорила об этом Сюзан, уже смертельно больная. Она тогда очень спокойно сказала, что он не должен винить себя в ее болезни. Ты не можешь нести ответственность за то, что у меня лейкемия, сказала тогда Сюзан. Но он решил, что она его просто утешает. Впрочем, Дженни не похожа на Сюзан. Дженни никогда не пыталась говорить ему только приятное. Она всегда говорила правду. Напрямик, без обиняков.

Дженни, положив ладони на стол, как это, она помнила, однажды сделал он, наклонилась и заглянула ему в глаза.

— Никто, кроме самого Хьюго, не виноват в случившемся, — четко произнесла она. — Ну, может, еще его друг из Южного Бронкса — тот, что помог ему отключить сигнализацию. Но ты тут точно ни при чем. С таким же успехом ты мог бы сказать, что вина полностью лежит на мне. Если бы я согласилась продать тебе амбар, ты расширил бы ресторан, а Хьюго остался бы при тебе.

— Не говори глупостей.

— Только если и ты не будешь…

Он поднял на нее глаза, и Дженни окунулась в их синеву, жалея, что не в силах проникнуть в его чувства.

Неожиданный стук в дверь отвлек их.

— Прошу прощения за беспокойство, — сказал Чак, — но Синди ждет вас обоих с поцелуем на сон грядущий.

Дженни увела Синди наверх сразу после истерического припадка Хьюго, и малышка не видела, как того забирали в участок. Поскольку Хьюго и раньше плакал в присутствии Синди, например, над испорченным суфле, то вид заливающегося слезами шеф-повара не очень удивил ее.

Синди поджидала их на этот раз без привычной «Спящей красавицы» в руках.

— Знаете, откуда берутся дети? — воскликнула она. — Я знаю! Дедушка сегодня взял для меня книжку в билетеке. — Она с восторгом продемонстрировала им книгу. — И я на день рождения хочу сестричку, понятно?

Рейф и Дженни неуверенно переглянулись.

— Вы что, не знаете, как сделать лялю? — выпалила Синди. — Папочка, ну ты же не забыл, правда? Ведь я когда-то тоже была лялей, помнишь?

— Ага, и в те времена была куда спокойнее, — буркнул Рейф, заливаясь темным румянцем.

— Мамочка и папочка для этого должны любить друг друга. Вы ведь любите друг друга, а? — Тактика допроса Синди, как и в день знакомства, заставила Дженни снова вспомнить об испанской инквизиции. — Ну так любите?

Рейф кивнул.

Дженни последовала его примеру, хоть и подозревала, что из них двоих искренна была лишь она.

— Вот и отлично, — удовлетворенно сказала Синди. — Так не забудьте. Маленькую лялю. Сестричку. А если будет мальчик, отдадите обратно, — радостно предупредила Синди.

Когда они наконец уложили малышку спать и перешли из ее спальни в гостиную, Дженни остановила Рейфа:

— Я понимаю, ты с ней согласился, только чтобы не расстраивать…

— Я люблю тебя, — хрипло признался Рейф. — Я хочу, чтобы у нас был настоящий брак.

Если бы у него неожиданно выросли крылья и он бы взмыл под небеса — и тогда Дженни не была бы поражена сильнее.

— Нам нужно наконец распрощаться с прошлым, — продолжал Рейф. — Самым трудным будет научиться снова надеяться и верить, но, на мой взгляд, это будут не напрасные усилия. И ты, и я — мы с тобой натерпелись в жизни. Но это не значит, что нам осталось только плакать в подушку. Наверное, стоит взглянуть на все иначе.

— То есть?

— Скажем так — свою долю страданий мы уже получили, и теперь настало время для радости. Мы заслуживаем счастья. И мы не повинны в том, что с нами случилось в прошлом. Никто из нас, Дженни.

— Я всегда считала, что из-за меня… — слабым шепотом призналась Дженни, — что отец бросил нас из-за меня.

— А я считал, что Сюзан умерла из-за меня.

— Но ведь она умерла от лейкемии, Рейф. Ты ничего не мог поделать.

— А ты ничего не могла поделать, чтобы заставить твоего отца остаться. Он был эгоистом до мозга костей. В противном случае он никогда бы не бросил тебя. Дело было не в тебе, ты понимаешь? Все дело было в нем. И только в нем.

По щекам Дженни струились слезы, и она лишь в этот миг поняла, как нужно ей было услышать то, что сейчас сказал Рейф. Что ее вины здесь не было. А значит, она все-таки достойна любви.

Рейф, вытирая слезы с ее лица, сказал:

— Вместо того чтобы прятать голову под крыло только потому, что жизнь обошлась с нами круто, мы могли бы решить раз и навсегда, что получили свое с лихвой и худшее позади. А впереди нас ждет только прекрасное. Что скажешь?

— Скажу, что люблю тебя, Рейф Мерфи.

— Я так рад, миссис Мерфи. Его улыбке нет равных в мире, подумала Дженни, как завороженная глядя на него.

Он взял ее за руку и скомандовал:

— Теперь пойдем!

— Куда?

— Медовый месяц начинается. С некоторым опозданием, тебе не кажется?

Дженни молча кивнула в знак согласия. На третьем этаже Рейф подхватил ее на руки, но, слава Богу, не перекинул через плечо, как уже сделал однажды.

— Что ты делаешь? — воскликнула она.

— Переношу тебя через порог. Все должно быть по правилам, — объяснил он, осторожно опуская ее на кровать.

— Так-таки и все? — расцвела она улыбкой. — Собираешься следовать всем традициям медового месяца?

— Всем до единой. Но сначала мы избавимся вот от этого… — он скинул свернутую перину на пол. — А потом избавимся от этого… — он принялся расстегивать кнопки ее рубашки, нарочито медленно, продлевая и усиливая предвкушение и сладкое ожидание.

— Тогда уж и от этого тоже нужно избавиться, — пробормотала она, старательно расстегивая пуговицы на его рубашке.

Руки их переплелись, запутались, и вся процедура закончилась хохотом. А потом Рейф склонился, чтобы поцеловать ее, и Дженни, уже падая на кровать, потянула его за собой.

Его поцелуй был полон страсти, как всегда, только на этот раз смешанной с глубочайшей нежностью. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй говорили о его любви к ней. Для Дженни его ласки казались шоколадным лакомством, которое она попробовала после долгих лет воздержания. Только лучше. Нет, ей не с чем было сравнить это наслаждение. Раньше ей казалось, что ничего не может быть лучше на свете, чем их поцелуи в ее мастерской. Но она ошибалась. Теперь, когда она могла не скрывать свою любовь, когда она верила, что он всегда останется рядом, что он тоже любит ее, их близость стала для нее неизмеримо прекраснее.

Он прошептал ее имя, признаваясь в пылкой любви, соблазняя ее тысячами восхитительных обещаний. Сбросил с нее расстегнутую рубашку. Щелкнул застежкой бюстгальтера, покрывая бесчисленными поцелуями шею, ключицы, плечи.

— Ты прекрасна, — хрипло сказал он. — Когда я увидел тебя в первый раз, то подумал…

— Что я слегка спятившая особа с плюшевым мишкой в руках вместо оружия, — вставила она с кривоватой усмешкой.

— Нет. — В наказание Рейф оставил на ее губах поцелуй. — Я подумал, что ты — Венера в голубых джинсах.

— Правда? Он кивнул.

— Но зачем рассказывать, что я чувствую, если я могу показать… — Склонившись над ней, он осыпал поцелуями ее грудь, затопил ее ласками.

На этот раз в его страсти не было поспешной горячности, как будто он наконец понял, что впереди у них целая жизнь и он успеет насладиться и плавными линиями плеч, и изгибом губ или мочки уха… И Дженни, купаясь в чувственном удовольствии, не оставляла без ответа ни одну из его ласк.

Она сама не заметила, как нега прелюдии перешла в острую жажду близости. Оставшаяся одежда так же незаметно для нее исчезла. Каждым прикосновением Рейф поднимал ее на новую ступеньку вожделения, так что, когда он наконец проник в нее, она не сдержала удовлетворенного крика. Его толчки переполняли ее счастьем, и горячая волна, зарождаясь глубоко внутри, неотвратимо захлестывала с головой, добираясь до каждой клеточки, до каждого нервного окончания. Она льнула к нему, как будто пытаясь раствориться в нем полностью, пока эта все нарастающая волна не унесла ее в пределы по ту сторону сознания…

Дженни зарылась лицом в шею Рейфа, размякнув от наслаждения, греясь в лучах истомы. Блаженствуя, она прижалась губами к жилке на его шее, отмечая постепенно успокаивающийся пульс. Лихорадочное биение страсти переходило в ровный ритм удовлетворения.