Страница 52 из 63
Барон Эмпен жил в небольшом дворце, который сегодня считается одним из самых странных каирских зданий. Очертаниями этот дворец сильнее всего напоминает индуистский храм. Гротескные мифические животные поддерживают балконы и веранды, конические башни завершаются круглыми куполами. Едва ли найдется такое место — фрагмент стены или даже часть колонны, — которое не было бы (причем совершенно необоснованно) украшено резьбой. Одна из башен вращается — барон желал всегда находиться на солнце. Архитектор этого проекта — еще один бельгиец Александр Марсель, специализировавшийся на удовлетворении причуд заказчиков. Две его наиболее известные работы выполнены по заказу короля Бельгии Леопольда II: это японский храм и китайская пагода в Брюсселе (обе выглядят абсолютно неуместно, как и дворец Эмпена в Каире).
К сожалению, это здание песочного цвета ныне заброшено, превратилось в своего рода пустую оболочку за колючей проволокой; его заслоняет фасад современного отеля «Барон» (хотя бы такая дань памяти Эмпена). А вот другую постройку Эмпена ожидала лучшая участь. Речь о базилике, также спроектированной Марселем и представляющей собою вчетверо уменьшенное подражание стамбульской мечети Айя-София. Это массивное, довольно неуклюжее здание, построенное в форме креста, с куполом в каждой четверти, псевдовосточное сооружение в псевдоевропейском пригороде. Теперь в нем размещается французская католическая церковь, большинство служб в которой идет на французском языке, а в крипте покоится прах барона Эмпена.
С первых дней заселения в Гелиополе обосновывались, не считая экспатриантов-европейцев, прежде всего местные христиане и иудеи. В 1950-е годы европейцы уехали, и здешнее сообщество в социальном отношении сделалось более космополитичным. На месте ипподрома сейчас огромный парк развлечений, но кофейня Гроппи сохранилась. Подобно многим гелиопольским ресторанам, она обзавелась открытой террасой, что характерно для пригородов и вовсе невозможно в загазованном центре Каира. На улицах выстроились дома в элегантном новоисламском стиле, ночные клубы и кинотеатры, различные «бургер-кинги» и фешенебельные бутики. Этот район теперь называется Маср эль-Гадида, или Новый Каир. Здесь проживают состоятельные люди, среди которых по-прежнему много иностранцев. Впрочем, евреев почти не осталось, они практически все эмигрировали в Израиль вскоре после первой арабо-израильской войны (1948), а немногочисленные оставшиеся доживают свои дни в доме престарелых в квартале Аббассийя, где медленно и неумолимо разваливаются заброшенные синагоги.
Большинство нынешних гостей Каира видят Гелиополь только по дороге из или в аэропорт, находящийся сразу за этим пригородом. В годы войны в числе прочих военных «шишек» в этом аэропорте бывал генерал де Голль. В 1941 году он прилетел сюда на встречу с британскими чиновниками как глава «Свободной Франции»; его встретил оркестр, исполнивший «Марсельезу». В послеколониальный период аэропорт перестроили и расширили, добавили два терминала, а в 2003 году египетское правительство получило от Всемирного банка ссуду в размере 300 миллионов долларов США на строительство третьего терминала.
По соседству с аэропортом в годы войны размещались огромные казармы, где квартировали тысячи британских солдат, причем одни размещались в каменных зданиях, а другие вынуждены были жить в палатках, установленных прямо в пустыне. Офицеры проводили свободное время в эксклюзивных спортивных клубах Гелиополя, некоторые из этих клубов сохранились по сей день и пользуются популярностью у обеспеченных египтян. Сегодня неподалеку от бывших казарм, в квартале Аббассийя, располагается генеральный штаб египетской армии; кроме того, в Гелиополе, как и в Маади, находятся несколько военных госпиталей.
Каир Нагиба Махфуза
Писатели, которых мы цитировали выше в этой части книги, говорили, так сказать, иностранными голосами; если что и связывает Эдуарда Саида и Мэйбл Кайар, Пенелопу Лайвли и Ноэла Кауарда, так это то обстоятельство, что они все были сторонними наблюдателями и не принадлежали к обществу, которое описывали. На их суждения неминуемо оказывала влияние колониальная среда, созданная воспитавшей этих людей культурой: школы, в которых пели английские церковные гимны, тенистые кафе, где подавали изысканные десерты, балы в роскошных отелях, теннисные матчи на кортах, окруженных пальмами… Но нельзя не упомянуть и о человеке, выросшем внутри египетской культуры, среди домов и улиц, которые знакомы нам по его произведениям, о человеке, который был для Каира «своим», в отличие от тех, кто задерживался здесь лишь на некоторое время. Этого человека звали Нагиб Махфуз.
Махфуз — величайший египетский романист и единственный арабский писатель, удостоенный Нобелевской премии по литературе. Его романы, с их эпическим масштабом и вниманием к мельчайшим подробностям, с их состраданием к персонажам и иронией, с их лингвистическим богатством и тщательным вниманием к жизни обычных людей, не имеют себе равных в арабском мире. Это отнюдь не описания города; каирские романы Махфуза предлагают читателю проникнуть в городскую культуру и фиксируют те грандиозные социальные перемены, которые имели место в XX столетии. При чтении произведений Махфуза ощущаешь за каждым предложением, за каждой вымышленной сценой подлинный ритм каирской жизни.
Вероятно, на молодого Махфуза, выросшего в квартале аль-Гамалийя в мусульманской части Каира, наибольшее влияние оказали два обстоятельства. Во-первых, дом его семьи располагался рядом с кофейней, где каждый вечер бродячий рассказчик развлекал публику драматическими представлениями с пересказами классических арабских сочинений, прежде всего «Тысячи и одной ночи». Во-вторых, в возрасте восьми лет Махфуз оказался свидетелем восстания 1919 года, которое было жестоко подавлено британцами. Два этих фактора придали его произведениям эпический размах и заставили всерьез заинтересоваться тем, как обычные люди справляются с политическими переменами в обществе; нагляднее всего влияние этих обстоятельств и его последствия проявились в главном произведении Махфуза, «Каирской трилогии», романы которой признаны шедеврами мировой литературы XX столетия.
Махфуз, младший из шести сыновей, родился в 1911 году в зажиточной арабской семье. Его отец был гражданским чиновником. Будучи студентом Каирского университета, Махфуз примкнул к националистической партии Вафд, которая ратовала за независимость страны. Приблизительно в те же годы он начал читать писателей-европейцев, в частности, Диккенса и Бальзака. Первый роман Махфуза «Новый Каир», написанный в 1939 и опубликованный в 1943 году, рисует город, настолько отличный от Каира Лайвли или Мэннинг, что невольно складывается ощущение, будто эти писательницы рассказывали совсем о другом городе. Махфуз стремился запечатлеть срез социальной жизни, причем глазами простых египтян, а Оливию Мэннинг, к примеру, столь мирские, столь «приземленные» вещи никогда не интересовали.
Три романа «Каирской трилогии» — «Среди дворцов», «Дворец желаний» и «Сахарный дом» — образуют сагу о жизни одного египетского семейства с 1917 по 1944 год. Это первая семейная сага в арабском литературном мире, и на ее автора, безусловно, произвели сильное впечатление такие произведения, как «Сага о Форсайтах» Голсуорси и «Будденброки» Томаса Манна. Когда Махфуз впервые привез в издательство рукопись толщиной в тысячу рукописных страниц, ее отвергли на основании чрезмерного объема (надо отметить, что у Махфуза, видимо, был очень мелкий почерк — английское печатное издание трилогии насчитывает свыше 1300 страниц). Позже трилогию все-таки приняли к публикации в журнале, а при книжном издании разделили на три тома (сам Махфуз предполагал, что это будет единый роман).
С точки зрения описания Каира — виды, запахи, звуки — в трилогии удивительно мало «осязаемых» подробностей. По очевидным причинам подобное больше интересовало авторов-иностранцев, нежели человека местного. Махфуза куда больше привлекала участь семейства его героев, нежели внутреннее устройство пирамид; он был зачарован социальными изменениями, а не балами и представлениями на лужайках посольства Великобритании. Вдобавок его интересовала не столько религиозная, сколько мирская динамика повседневной жизни, и этот интерес навлек на него критику консервативного исламского истеблишмента. (В 1994 году на Махфуза было совершено покушение — фанатик ударил писателя ножом в спину, — и он едва выжил).