Страница 47 из 63
Среди постояльцев отеля числились такие знаменитости, как магараджа Джодпура и религиозный глава исмаилитов Ага-хан. В расцвете колониальной эпохи на террасе отеля, где стоял рояль, за плетеными столиками собирался каирский высший свет. Утверждали, будто бармен-швейцарец по имени Джо знает всех и вся; он оказался немецким шпионом. Другой слух (неподтвержденный) гласит, что в 1942 году, в разгар немецкого наступления, Роммель позвонил в отель и велел забронировать себе лучший номер. Как известно, до Каира фельдмаршал так и не добрался, зато Черчилль останавливался в «Шепердс» и в августе 1942 года, отправившись на базу Королевских ВВС Бург аль-Араб в пустыне, заказал себе обед из отеля: заказ доставили оперативно, и британский премьер-министр смог насладиться изысканной едой в походных условиях.
Одним из тех, кого Черчилль отправил на Ближний Восток, одним из тех, кого приехал поддержать Ноэл Кауард, был Сирил Джоли. Он служил в дивизии «Крысы пустыни» и, будучи в увольнении, гулял по Каиру, обедал в закусочных и посещал теннисные поединки в спортклубе на острове Гезира, который уже давно стал районом колониальных чиновников и высших офицеров британской армии. Джоли также повидал и «темную сторону» присутствия в Каире множества молодых мужчин, рвущихся снять напряжение на улицах экзотического чужеземного города. В своей книге «Вот эти люди» (1955) он вспоминает:
Окраины Каира в полной мере ощутили все прелести военной жизни. Каждый день сотни мужчин — танкисты, пехотинцы, артиллеристы, инженеры и солдаты вспомогательных подразделений — устремлялись в город, рассчитывая повеселиться, напивались и дрались, устраивали дебоши в танцзалах и ночных клубах…
Британцы частенько посещали улицу Бирка, ныне Шария Клот Бет. В годы войны эта улица находилась в центре района, пользовавшегося исключительно дурной славой: женщины здесь прямо с балконов предлагали себя, а уличные зазывалы заманивали в сомнительные кабаре и прочие увеселительные заведения. В романе «Поражение и победа», части «Левантийской трилогии», Оливия Мэннинг описывает женщин, «стоявших в сумраке под итальянского вида арками… В этом квартале никто, казалось, не ложится спать. Женские лица виднелись из-за каждой двери… Стоило такси притормозить на запруженной людьми улочке, как к машине подскакивали мальчишки и начинали вопить наперебой: «Мистер, хочешь мою сестру? Очень хорошая, очень дешево!».
Не удивительно поэтому, особенно если вспомнить буйный солдатский нрав (особенно усердствовали американцы), что многие горожане выказывали недовольство присутствием солдат. Среди жителей Каира крепло убеждение, что солдаты ввергают город в хаос и еще больше подчиняют его европейскому влиянию. Дошло до того, что стало множиться число сторонников стран Оси; этим «грешили» прежде всего беднейшие слои населения. В «Дереве опасностей» Оливии Мэннинг упоминается, что «носильщики на вокзале дружно забавлялись… они громко хохотали и кричали: "Гитлер идет!"» Отношение других горожан к солдатам армии Содружества определялось не столько идеологией, сколько прагматизмом. Прибытие в город сотен чужаков, ничего не знающих и ни в чем не разбирающихся, означало для этих людей возможность быстро разбогатеть. При этом все горожане нередко высказывались в том духе, что, мол, они сами сюда солдат не звали. Это европейская война; просто так уж сложилось, что ее исход отчасти решается в песках Северной Африки. Гарриет Прингл, героиню Оливии Мэннинг, поначалу поразила нетерпимость множества египтян. Она приехала в Египет, «исполненная веры в ценности, в которых ее воспитывали… веры в то, что Британская империя есть величайшая сила добра, какую только знавал этот мир». Именно поэтому британское общество военного Каира «ожидало от египтян благодарности и было жестоко уязвлено, обнаружив, что их едва терпят».
С Каиром военных лет связана и судьба Лоуренса Даррелла, который до начала войны работал в Британском совете в Афинах. Оттуда его с женой эвакуировали на Крит, затем в Александрию, и в конце концов он поселился в квартире на острове Гезира. Из Каира он написал письмо, позднее воспроизведенное в романе «Дух места» и описывающее город, «полный уродств и увечий… На улицах попадаются лошадиные туши, раздавленные промчавшимся автомобилем, и трупы чернокожих, раны которых густо облеплены мухами…» Позднее Даррелл стал писать передовицы и вести колонку в газете «Иджипшн газетт», а потом его назначили пресс-атташе при британском посольстве. Он стал завсегдатаем каирского литературного клуба «Англо-египетский союз». В «Дереве опасностей» Оливия Мэннинг говорит, что это здание с библиотекой «окружали старые необыкновенно высокие деревья, заслонявшие от солнца столики и стулья снаружи». Именно в этом клубе Даррелл, в компании других английских литераторов, вынужденно оказавшихся в Каире, основал поэтический журнал «Персонал лэндскейп» (с 1942 по 1945 год вышло восемь выпусков). Печатали журнал на типографском станке во Французском институте археологии. В первый год существования журнала Дарреллу вновь пришлось переезжать — обратно в Александрию, на сей раз в связи со служебными обязанностями. Александрия и стала впоследствии тем фоном, на котором разворачиваются события его знаменитой тетралогии «Александрийский квартет», опубликованной после войны.
Английская романистка Пенелопа Лайвли родилась в Каире в 1933 году и выросла в этом городе; лишь в 1945 году, в самом конце войны, ее отправили в пансион в Англии. Действие многих ее романов и рассказов происходит в Египте; это относится и к «Лунному тигру», получившему в 1987 году премию Букера, и «Олеандру, палисандру» — автобиографии, увидевшей свет в 1994 году. Дом семейства Лайвли находился отнюдь не в том районе города, где подобало жить подданным британской короны, но в крохотной деревушке Булак Дхакрур, ныне полностью поглощенной мегаполисом. Название автобиографии отсылает к деревьям, которые росли вдоль дороги от дома до центра города (по этой дороге девочку обычно возили на машине). Жизнь юной Пенелопы была наполнена ритуалами, характерными для британской общины Египта. В центральном Каире она (подобно Роберту Грейвсу и большинству экспатриантов) пила чай с пирожными в кофейне Гроппи, где «сластей было не меньше, чем драгоценных камней в ювелирной лавке, и необходимость выбрать что-то одно частенько приводила меня в отчаяние… Что же предпочесть? Вон тех шоколадных медведей? Или пирожные с кремом и сахарной пудрой? Или эти симпатичные эклеры?» А еще, подобно Уинстону Черчиллю и персонажам Оливии Мэннинг, Пенелопа наслаждалась обстановкой отеля «Мена» недалеко от пирамид. «Здесь подавали лимонад и мороженое… И все было так стильно, что время до чая, очень ароматного и потрясающе вкусного, пролетало незаметно».
Как раз тогда (разумеется, Лайвли не могла этого знать) и именно в отеле «Мена» на секретной встрече в ноябре 1943 года Черчилль и Рузвельт обсуждали планы высадки американцев в Нормандии. Встреча продолжалась несколько дней, и лидеры союзников выкроили время на прогулку к пирамидам. Эти переговоры были окутаны такой завесой секретности, а Рузвельт привез с собой столь многочисленную свиту, что жителей близлежащих домов попросту выселили. В самом отеле установили коммутатор, который обслуживали три оператора, и печь для уничтожения бумаг.
Отелю было суждено сыграть важную роль и позднее, в 1970-х годах, когда в нем было подписано официальное соглашение о перемирии между Египтом и Израилем. Сегодня об исторической значимости здания, впрочем, мало что напоминает. В отличие от отеля «Виндзор», эта гостиница утратила колониальный шарм и превратилась в типичный каирский пятизвездочный отель, помпезный и безликий (если не считать немногих уцелевших деталей раннего архитектурного проекта). Вернувшись в Каир в конце 1980-х годов, Лайвли обнаружила, что отель «поддался давлению XX века… Он представляет собой теперь диковинную помесь мавританского стиля и бюргерской архитектуры эпохи Тюдоров». При этом миссис Лайвли не упомянула, что через дорогу от отеля, в тени кособоких конюшен, где держат верблюдов и лошадей для туристов, желающих посетить пирамиды, раскинулось принадлежащее отелю поле для гольфа, совершенно бесстыдная демонстрация богатства и роскоши, уникальная, пожалуй, даже для Каира.