Страница 3 из 63
В этих церквях и часовнях некогда собирались члены первых коптских общин, сложившихся вскоре после разрыва между египетской и римской церквями в середине V столетия. Впрочем многие церкви возвели уже после ухода римлян, в первые века исламской эпохи. Египет подпал под власть мусульман всего через девять лет после смерти Мухаммада, покорившись войску, истово и отчаянно распространявшему новую веру. Среди ранних исламских правителей было немало тех, кто терпимо относился к коптам и позволял последним совершать свои обряды. Но постепенно мечети и дворцы исламского Каира подмяли город под себя, а Вавилон замкнулся в собственных стенах, укрывших христианские молельни.
Ресторан на вершине Каирской башни продолжает медленно вращаться, взгляд перемещается с юга на восток, и в поле зрения неторопливо вплывают минареты и мечети исламского Каира. Над восточной окраиной города высится на скале мечеть Мухаммада Али с ее шпилями и куполами — второй «градообразующий» элемент Каира после пирамид. Эта мечеть, возведенная в XIX столетии неким правителем, которому она пригрезилась во сне (можно сказать, построенная из прихоти), представляет собой кульминацию достижений исламских архитекторов, чьи усилия воплотились в сотнях дворцов, зданий религиозных школ (медресе), мечетей и кладбищ. К тому времени, когда эта мечеть была построена, Каир уже считался местом нахождения нескольких монументальных шедевров исламской архитектуры. У мечети Мухаммада Али останавливаются все экскурсионные автобусы, однако многие другие религиозные сооружения Каира превосходят эту мечеть если не размерами, то величественностью и изяществом линий. От мечети Амра веет покоем, мечеть Ибн Тулуна подавляет великолепием, в Городе мертвых могилы тянутся вдаль, насколько хватает глаз… Ислам радикально изменил облик Каира; его наследие включает в себя не только мечети и кладбища, но и дворцы, и богато украшенные жилые дома.
В исламском Каире путешественников ожидают характерные виды и запахи ближневосточного города: на узких улочках, где витает аромат пряностей, продают все, что угодно, — от ковров до стирального порошка и футболок; сигналят автомобильные клаксоны. Причем машины вынуждены делить дорогу с осликами, влекущими за собой тележки с поклажей; уличные торговцы и зазывалы стараются перекричать друг друга; и над всей этой суматохой вонзаются в небо строгие минареты, увенчанные острыми шпилями или куполами-луковицами. Именно в этом районе родился и вырос Нагиб Махфуз, наиболее значимый египетский писатель XX столетия; извилистые улочки и колоритные местные жители запечатлены во многих его романах. В сердце района находятся две мечети — аль-Азхар и Сайидна Хуссейн. В последней хранится голова самого почитаемого каирского святого, а священнослужители первой мечети суть религиозные лидеры мусульман-суннитов всего мира. На просторной площади между двумя мечетями собирается народ, когда происходят мулиды, праздники в честь городских святых: на эти празднества собирается и каирская молодежь, с утра до вечера болтающая по мобильным телефонам, и бедные крестьяне из окрестностей города. Прогулка по переулкам, расходящимся от площади, позволяет отыскать десяток других мечетей; вдоль наружных стен тянутся прилавки, а внутренние дворы и молельные залы — благословенное укрытие от городского шума и суеты. Некоторые из этих мечетей построены в X веке, другим еще не минуло и столетия; и все они подчеркивают значимость Каира как центра ислама.
Повторюсь: с вершины Каирской башни следы эпохи фараонов, римского владычества и господства ислама едва различимы. Зато колониальное прошлое — завершающий элемент мозаики, которую представляет собой история Каира, — видится вполне отчетливо. В 1870-х годах хедив Исмаил истратил целое состояние, перестраивая центр Каира по образу и подобию османовского Парижа. К несчастью, прокладка широких, усаженных деревьями бульваров и разбивка парков обернулась банкротством, и хедив был вынужден обратиться за финансовой помощью к британскому правительству. Лондон же, мечтавший завладеть Суэцким каналом, который открывал жизненно необходимый свободный доступ в Индию, не замедлил откликнуться на просьбу, и вскоре Каир наводнили гражданские служащие и военные чины империи. Они поселились в новых кварталах, подозрительно напоминающих наиболее фешенебельные районы Лондона, основали на острове Гезира спортивный клуб, «скопированный» с лондонского клуба в Херлингеме. Сегодня Каирская башня возвышается прямо над теннисными кортами и ипподромными дорожками, на которых колониальная элита некогда наслаждалась отдыхом от забот повседневного управления городом.
Рискну предположить, что крах колониального режима произошел в феврале 1942 года, когда британские танки проломили ворота королевского дворца. Сотрудники британского посольства направились прямиком в покои короля Фарука Абдина, намереваясь заставить его назначить премьер-министра пробританской ориентации. За их действиями с тревогой наблюдал молодой офицер египетской армии полковник Насер; через семь лет после окончания войны он возглавил заговор, свергнувший монархию и вынудивший англичан покинуть Египет. Значение Насера для Египта неоспоримо: он не только управлял страной в бурные годы после обретения независимости, но и сделался одним из лидеров арабского мира в целом, а в Каире на память о себе оставил ряд архитектурных памятников — вполне заслуживающих внимания, что бы ни утверждали бывшие колонизаторы. Прежде всего, он построил Каирскую башню, внеся, так сказать, личный вклад в облик города. А с башни Насера отчетливо видны другие постройки периода правления полковника. В центре города снесли старые армейские казармы и возвели жуткого вида правительственное здание (Мугамма), выходящее фасадом на площадь Тахрир. Англиканский собор через реку от острова Гезира также разрушили, а на его месте возникла монструозная автомобильная развязка. Сам же город разросся вдаль и вширь; к моменту смерти Насера протяженность Каира с запада на восток составляла свыше тридцати миль.
Обширный, объемный, всеохватный — эти эпитеты были применимы к Каиру всегда. На протяжении столетий историки и писатели заочно состязались между собой в подборе превосходных степеней для описания города. Ибн Хальдун, великий арабский историк, пересказывает слова некоего путешественника, поведавшего ему в 1348 году, что «воображение обычно превосходит увиденное воочию, ибо воображение безгранично, вот только Каир превосходит всякое воображение». Позднее Ибн Хальдун сам посетил город и выяснил, что его собеседник ничуть не преувеличивал. Каир, записал историк, — «величайший из городов, сад мира… озаряемый светом лун и звезд знания». Семь столетий спустя Каир не только не утратил своего величия, но и усугубил оное. Писательница Джен Моррис назвала город «одной из полудюжины сверхстолиц — столиц, которые больше, чем столицы, больше, чем их страны, фокус целой культуры, идеологии и истории». Впрочем, порой впечатления о Каире оказывались не столь лестными. Уильям Далримпл в книге «С высокой горы» (1998) отозвался о городе как о «кошмарном видении ада на земле». Его Каир «кишит отребьем, начиная с торговцев и нищих и заканчивая карманниками и прочим жульем».
По отношению к Каиру невозможно оставаться безразличным: это город крупнейший, прекраснейший, оживленнейший, самый густонаселенный и самый грязный… Глядя вокруг со смотровых галерей Каирской башни, трудно не поддаться неизъяснимому очарованию этого урбанистического монстра, расползшегося во всех направлениях к затянутому дымкой горизонту. Средневековые арабы называли его Умм ал-Дунья, то есть «мать мира». Немногим удалось хотя бы приблизиться к постижению этого колосса, простоявшего тысячи лет в устье великой Дельты. Откуда же начать нам? Быть может, с монумента, который возвышается над водами неторопливой серой реки…