Страница 176 из 184
Политический союз православных с протестантами
Итак, православный русский народ в Литве был поставлен «его панами-владыками» пред совершившимся фактом — сдачи его родной церкви во власть Рима. Брошенные своими пастырями и лишенные правительственного покровительства, православные попытались найти опору в своих же соотечественниках, боровшихся конституционно за свободу веры — в протестантах. У кн. Острожского дочь была замужем за Виленским воеводой, главой литовских протестантов, кн. Христофором Радзивиллом. К этому X. Радзивиллу и обратились в первую же минуту и граждане виленцы и братства. Кн. Христофор списался с другим протестантом, минским воеводой Яном Абрамовичем, женатым на православной русской — Анне Дорофеевне Волович. За ее обрядовое благочестие муж шутливо называл свою жену: «моя русская просфорница — prоskurniсa mоja ruska». Радзивилл спрашивал Абрамовича: как им быть с замешательством, происходящим у «панов русаков»? Ян Абрамович дал совет связать воедино свою очередную протестантскую защиту прав с защитой православных русских на предстоящем Торуньском сейме. Кн. Острожский, раздраженный отказом короля — разрешить православным собор, не мог для дальнейшей борьбы не вступить в деловой союз с протестантским фронтом на сеймах. Он отправил в Торн своего личного делегата, Каспера Лушковского, и дал ему на письме, но секретную инструкцию. Инструкция была написана очень эмоционально, в волнительном тоне. Князь интимно писал своим союзникам: «Ведь не только христианские, но даже и языческие государи обязаны исполнять данную присягу. За клятвопреступление король может поплатиться и престолом. Когда он был наследным королевичем в Швеции, он ничего не мог достичь ни давлением, ни насилием. И корону на него надел не ксендз, а пастор. Он — кн. Острожский, как был прежде благорасположен к протестантам, так остается и теперь. И обиды протестантам принимает за общие обиды и себе. Князь приглашал протестантов формально соединиться с православными для защиты церковной свободы. Князь не останавливался пред перспективой даже гражданской войны. Он сообщал, что к нему примкнет, если не 20, то уже наверное 10 тысяч войска. Жаловался на владык, что они втайне от пасомых перешли «от Христа к антихристу». Это был язык, приятный протестантам. В предвидении своего неизбежного оппозиционного православного собора, кн. К. Острожский заранее просит протестантов прислать на этот собор своих делегатов.
Одновременно кн. Острожский отправил к Литовскому канцлеру Льву Сапеге письмо, чтобы тот ходатайствовал пред королем — не торопиться с унией, но собрать синод или съезд с согласия всех православных панов. Но ответ Сапеги был горьким. Интимная и слишком откровенная инструкция князя, врученная Касперу Лушковскому для протестантов, была польской полицией перехвачена. A между тем, на основании этой инструкции, протестанты со съезда направили королю свое ходатайство с общей ссылкой на жалобы и православной стороны. Лев Сапега ядовито отвечал кн. Острожскому, что после тайной «инструкции» последнего, о соборе не может быть и речи. Для короля ясно, что собором Острожский воспользовался бы во вред унии. Король сказал Сапеге, что он никогда не ожидал такой неблагодарности от кн. Острожского, видевшего от короля Сигизмунда столько милостей к себе, к его семье, к друзьям и к его подчиненным. Об инструкции король сказал, что она написана неразумно, дышит возмущением, недостойна самого последнего мужика, тем более — сенатора. «Niе сhсе tеgо Wiеlka Mоsс сiеrpiес», Сапега от себя прибавляет опасение, как бы князю Острожскому не пришлось пожалеть о таком его поступке. Сапега советовал не угрожать епископу Луцкому и Владимирскому, ибо они взяты под великомощную защиту короля. Сапега советовал не доводить дела до открытого столкновения с королем.
Ликовский (Unija Brzеska) нашел в Ватиканском архиве данные о бывших в ту минуту опасениях в Кракове, что Острожский в самом деле подымет восстание. В половине сентября 1595 г. король созвал совещание министров, нескольких польских и литовских сенаторов с соучастием папского нунция Маласпины. Поставлен вопрос: доводить ли дело унии в том виде, как оно двинуто, теперь же до конца, или еще отложить пока поездку епископов в Рим? И вынесено осторожное решение — временно задержать поездку Ипатия и Кирилла, пока князь Острожский несколько поостынет и свыкнется с неизбежностью унии. Были немедленно написаны в этом смысле и письма к Ипатию и Кириллу. Но не успели письма дойти до них, как они оба явились в Краков. 22-го сентября собралось заново тоже верховное секретное совещание. Мнения на нем разделились. Одни голоса были против спешки и даже пока против самого предприятия унии во имя гражданского мира. Указывали: 1) на возросшее после утверждения патриархом Иеремией влияние Виленского братства; 2) на большое возбуждение народа; 3) на то, что по осведомлению русских патриарх в случае унии, низложит весь епископат и лишит его нужного авторитета в глазах народа; 4) передавали сведения, будто кн. Острожский организовал отряд конницы в 150 человек, который поедет вдогонку за Ипатием и Кириллом, и они будут убиты; 5) что осторожнее провести дело через собор и даже откровенно через совещательный собор из православного духовенства совместно с латинским.
Другая партия призывала к решительному действию. 1) Кн. Острожский не в силах поднять серьезное восстание. Авторитет королевской власти стоит достаточно твердо. 2) Неуместно поднимать шум о насилии совести, потому что сам епископат единогласно ходатайствует об унии. 3) Дожидаться широкого собора с участием всей восточной церкви, т. е. собора формально вселенского, это — чрезвычайно долгая история, которая может быть осуществлена лишь за пределами жизни настоящего короля. A тогда может перемениться и вся обстановка, и цель не будет достигнута.
Нунций Маласпина был скорее на стороне осторожных скептиков. Вызвали самих «героев» унии, Потея и Кирилла. Анкета была такова. Собрание уверено в твердости данных делегатов. Но что они думают о твердости митрополита и др. епископов? И смогут ли они покорить большинство духовенства и православных шляхтичей и народ? В покорности епископов и народа делегаты не сомневались. Характерен их шляхетский презрительный взгляд на так называемую волю народа. Труднее по их мнению справиться с духовенством. Но за свои епархии они и в этом смысле ручаются. Что касается православной шляхты, то она легко пойдет по дороге правительства и теперь не подписывается под унией открыто, чтобы только не оглашались преждевременно их имена.
Если теперь же не поехать в Рим, то позиция инициаторов будет самая невыгодная. Скажут, что латинская сторона сама их отвергла за неосновательность. а патриарх лишит их сана. Ссылаться на неудачу унии митр. Исидора нельзя. Тогда Исидор приносил сюда унию извне и был одинок. A теперь весь епископат сговорился, и многие авторитетные представители народа жаждут унии, а сам король, как ревнитель веры, поощряет ее. Роль короля в этом деле решающая. Если он возьмет и епископат и духовенство под свое особое покровительство и успокоит народ, что уния не есть отступление от восточной веры и исконных обрядов, и решительно уравняет в правах духовенство русское с латинским, то нет сомнения, что плоды унии будут совсем другие, чем были при Исидоре. Времена изменились. Допрошенные Ипатий и Кирилл удалились из залы совещания, и общее решение собрания склонилось к необходимости действовать безотлагательно. Делегатам русского епископата было приказано ехать в Рим, а король немедленно 24-го сентября издал универсал на польском языке ко всему населению королевства. В универсале король писал: «Считая за величайшее счастье, если бы нам со всеми верными и любезными нашими подданными находиться в одной католической церкви, под властью одного верховного пастыря, римского папы, и вместе с ними славить Бога едиными устами и единым сердцем. И признавая такое соединение наших подданных по вере весьма полезным и необходимым для целости и прочности самой Речи Посполитой, мы старались и не перестаем стараться, чтобы и тех из наших любезных подданных, которые уклонились от единства католической церкви, отечески привести к этому единству ради их собственного блага.