Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 64

Но Хуан Энрике больше смотрел на чернокожего проводника, которого он нанял для конвоя. Они уже второй день скитались по пустыне — и не видели ни одного индейца. После того, как он в течение двух дней слушал хныканье Марии и остроты своей тетушки, Хуан Энрике решился на последней остановке нанять чернокожего. Проводник был одет по-индейски: в кожаные леггинсы, высокие мокасины и безобразно грязную кожаную рубаху с бахромой. Он уверял, что знаком с апачами. Хуан Энрике, метнув быстрый взгляд на Марию Антонию, которая уже поджала губы, чтобы вновь забрюзжать и захныкать, не стал торговаться и нанял добровольца.

Хуан Энрике еще раз отер пот со лба. Он заметил, что красная повязка, которой был обернут лоб чернокожего, впитывает пот. Хуан Энрике немедленно перенял приспособление, но за неимением повязки завязал вокруг лба рукава своей белой рубашки. Рубашка оказалась превосходной защитой от солнца и охладила взопревшую лысину Хуана Энрике.

— Поехали, — скомандовал Хуан Энрике, ударяя сапогами под бока своего громадного мула, которого Мария Антония назвала Вороной.

Но мул отказался повиноваться и застыл, как вкопанный. Хуан Энрике еще раз ударил его, а потом хлестнул хлыстом. Мул дернулся, сделал шаг и вновь встал. «Н-но!» — крикнул Хуан Энрике, натягивая поводья. Мул переступил ногами и пошел было трусцой, но при очередном понукании снова остановился.

Хуана Энрике страшно раздражал недвижный, холодный взгляд черных глаз солдата.

— Ты обещал, что мы их быстро отыщем, — прорычал он в направлении солдата.

Солдат молча пристально посмотрел на него. Смотрит, как чурбан, подумал Хуан Энрике. Ему захотелось протянуть чернокожего хлыстом, но он не осмеливался: тот вел себя независимо, совсем не как те африканские рабы, которыми торговал Хуан Энрике по приезде в Новую Испанию. И не как те, которые работали на плантаторов в Санта Фе. Дельгадо подозревал, что этот чернокожий не допустит жестокого обращения с собой. Он может и ускакать — и где тогда и в каком положении окажется Дельгадо со своим «рубинчиком» и этой чертовой старухой? Потерянным в безжалостной, горячей пустыне.

— Я сказал, что мы отыщем их. Я не обещал, что скоро. — Черный подумал, что ошибся, нанявшись проводником к этому дураку-испанцу.

Стефано и в самом деле был рабом в Испании, но был послан своим хозяином в Санта Фе, чтобы основать там магазин по продаже серебряных изделий. Смекалка и деловые качества помогли Стефано купить за три года в Новом Свете свободу. Получив ее, Стефано поклялся себе, что никогда больше не станет рабом. Он женился на женщине из племени апачей-хикарилья и хорошо знал индейцев. Когда его горячо любимая жена умерла в родах, он остался с этим народом: ему больше нравилось жить среди индейцев, чем среди испанцев. Но он не забыл ни язык, ни традиции испанцев. Иногда он бывал в Санта Фе. Тут он и встретил Дельгадо, на пути из Санта Фе. Теперь Стефано обдумывал, стоят ли пять аркебуз и пять пик, обещанных ему Дельгадо, того, чтобы иметь с ним дело.

Мария Антония хихикнула: ей нравился чернокожий проводник.

— Он так забавно говорит по-испански, ты не находишь? — спросила она Дельгадо. Ей бы хотелось увидеть страсть в этих жгуче-черных глазах. Она бесцеремонно рассматривала проводника. Он ее полностью игнорировал. — Давай назовем его Вороной-два.

Все трое повернулись к ней. Она слегка смутилась:

— Ну хорошо, я подумаю о другом имени.

Матильда Хосефа презрительно фыркнула.

Внезапно проводник что-то увидел на ближайшем склоне и сказал скупо:

— Вот они.

— Где?! — закричали все трое, ничего не видя.

— Я никого не вижу, — капризно проговорила Мария.

Проводник пустил свою лошадь вскачь. Хуан Энрике долго хлестал и понукал мула, прежде чем тот соблаговолил пуститься трусцой вслед за лошадью черного. Мария едва поспевала следом на своей ослице, Изабелле, которую она назвала в честь испанской королевы, правившей двести лет тому назад.

Матильда Хосефа отказалась как-либо назвать своего осла, поэтому теперь трусила на безымянном животном. Прямо и неподвижно сидя на осле, тетушка Дельгадо повернула за ними вслед, но ее ослик был менее резв, чем Изабелла, и остановился пощипать сухую траву. К тому времени, когда она наконец уговорила осла продолжить путь, ее спутники уже собрались на вершине холма. Подъехав, она нашла их разговаривающими с группой весьма устрашающе выглядевших индейцев.

Хуан Энрике был испуган и бледен. Даже Мария Антония выглядела струсившей. Приглядевшись, тетушка ахнула: предводитель индейцев был тот самый мерзавец, который похитил ее и Кармен из каравана!

Ей хотелось предупредить Хуана Энрике, но тот не обращал на ее знаки никакого внимания. Чернокожий, такой немногословный прежде, что-то оживленно говорил индейцам. Матильде Хосефе не хотелось привлекать внимания индейцев к своей особе. Что, если они узнают ее? И что они сделали с доньей Кармен?

Она выправила свои волосы, надеясь, что они не узнают в ней ту женщину, которую бросили умирать на дне ущелья. Что тогда было на ней из одежды? Она закрыла глаза, пытаясь припомнить. Ее седые волосы тогда были подняты наверх и уложены в пучок. Но ведь тогда она была одета в черное — как и сейчас! Теперь она точно вспомнила. А что, если они сейчас узнают ее?

Лихорадочно копаясь в ящике, привязанном на спину ослу, она наконец достала ненавистные очки, о которых вспомнила — и которые оказались так кстати. Она пробормотала благодарственную молитву, что они не разбились в дороге, и водрузила их на нос. Ей бы хотелось раствориться здесь, слиться со спиной своего осла. Ее желудок свело от страха. Из-за кривых стекол очков все перед ее глазами поплыло: и пустыня, и кактусы, и индейцы, и Хуан Энрике, и Мария Антония. Как только Мария носит их? Но что было делать — надо было маскироваться. Быть узнанной индейцами… нет уж! Лучше она пойдет в казематы Инквизиции и признается в том, что она — ведьма!

И вдруг вожак этих отступников-индейцев указал прямо на нее и что-то проговорил чернокожему. Все захохотали. Чернокожий тоже улыбнулся. Донья Матильда вцепилась в седло, и снова все окружающее поплыло у нее перед глазами. Неужели мерзавец узнал ее?

— Что он сказал? — кокетливо спросила Мария Антония. Она в ожидании уставилась на черного круглыми зелеными глазами.

Черный хмыкнул и метнул взгляд в сторону доньи Матильды.

Некоторое время он молчал, а потом перевел:

— Он говорит, где вы раздобыли эту странную женщину с совиными глазами?

Мария Антония захихикала, и даже узкие губы Хуана Энрике расплылись в улыбке. Донья Матильда еще крепче вцепилась в седло; ее пальцы стали скользкими от холодного пота. Значит, они не узнали ее!

Предводитель индейцев говорил что-то еще. Тут даже немногословный чернокожий расхохотался. Он перевел, и по мере перевода желудок Матильды Хосефы все больше сводило.

— Он хочет знать, не продадим ли мы ему странную женщину, если он принесет ваши драгоценности.

Лицо Хуана Энрике просияло:

— Скажи ему, он получит все, что захочет.

Мария надула губки.

Матильда Хосефа побледнела и наклонилась на бок; ее вот-вот грозило стошнить со страха. Она и так плохо контролировала свое равновесие из-за этих очков. А теперь того не легче! Какой ужас! Индейцы торгуются из-за нее! Ведь это она выдумала план спасения Кармен, она подговорила Хуана, это ее хитрость — и теперь она оборачивается против нее!

Чернокожий заметил ее страх и как ее клонит на сторону.

— Это шутка, — холодно пояснил он.

Матильда Хосефа с плохо скрываемым облегчением обмякла в седле.

Мария Антония воспряла духом:

— Можно взамен нее предложить меня, — кокетливо проговорила она.

— Молчать! — выкрикнул Хуан Энрике. — Это невозможно!

Мария надулась.

— А как насчет драгоценностей? — спросила слабо, пересиливая страх, Матильда Хосефа. Ей хотелось увести разговор от своей персоны.

— Да, что насчет драгоценностей? — Приманка сработала; Хуан Энрике перешел к любимой теме. — Выясни, когда они нам их привезут! — приказал он чернокожему.