Он убивает ночью

На второй день пошли свидетели защиты. По первому эпизоду у адвоката имелись письменные показания двадцати трех человек, но на суд он вызвал всего шестерых. Как только начался их опрос, в зале суда стала воссоздаваться — это почувствовали все — атмосфера той душной афганской ночи, которая настолько прочно врезалась в память каждого свидетеля, что ответ «Я не помню» не прозвучал ни разу.

Подробному исследованию подверглись пятнадцать минут той ночи, пять минут до момента «ноль» — момента начала криков пострадавшего, и десять минут — после. Для каждого человека был составлен график его передвижений, наблюдений и действий в эти пятнадцать минут. Сопоставление графиков разных людей дало превосходный результат. Все события получили точную привязку во времени. Показания в зале суда должны были лишь подтвердить точность предъявленных графиков.

Адвокат вел допрос жестко, вынуждая свидетелей говорить о подробностях, иногда и неловких. Солдаты потели, краснели, но отвечали. Например, одна пара курила косяк на двоих, и они уже собирались «снять пятку», когда услышали далекую автоматную очередь, а последние затяжки сделали, когда послышались крики, то есть в момент «ноль». Затем они увидели, как с вышки спускается человек. Этим подтверждались показания часового, что Серов начал спуск с вышки в момент «плюс пять секунд». Другой солдат справлял малую нужду и слышал доносившиеся со склона горы тявканье и плач шакалов, а застегивал штаны уже наспех, потому что услышал автоматную очередь и думал: сейчас будет боевая тревога. Но часовой и Серов на вышке тоже слышали плач шакалов и обменялись по этому поводу репликами, чем устанавливалось, что в момент «минус сорок» сержант находился на вышке. Так образовалась прочная сетка событий, не оставлявшая места для произвольных предположений. Теперь алиби Серова подтверждалось не только показаниями часового, которого, по намекам прокурора, сержант мог запугать, но и еще по меньшей мере трех человек. Предположение прокурора о том, что Серов, изувечив несчастного узбека, мог успеть вымыть руки до прихода остальных, тоже никуда не влезало, ибо сержант был у своего барака в момент «плюс двенадцать», а первая группа из четырех солдат прибежала туда же в «плюс четырнадцать». Даже если бы Серов был чародеем и за две секунды мог слетать в умывальную, то на этот счет были показания солдата, который стирал там свои носки — и делал это с завидным хладнокровием на протяжении всего эпизода.

Одним словом, у Серова было теперь алиби не простое, а многократное, можно сказать двухсотпроцентное. О недостаточности улик говорить не приходилось, речь шла о полном доказательстве невиновности по первому эпизоду. Концепция обвинения разваливалась.

Прокурору предстояло дать задний ход. Будучи опытным юристом, он, конечно, выкрутится из неловкого положения, это адвокат понимал, но достигнуто было главное: суду стало ясно, что хорошо проработанной версии у обвинения нет. Это значило, что последние фразы обвинительного заключения судья уже не будет рассматривать как полуфабрикат приговора, а станет внимательно оценивать каждое слово, в основном с позиций, не повредит ли оно его, судьи, репутации и служебному авторитету.

Обвинитель начал обходной маневр. У последнего свидетеля защиты, афганца, он спросил:

— Как вы думаете, что же случилось с погибшим солдатом? Я имею в виду… с тем самым?

— Думаю, что он двинулся. Мы тогда так и решили.

— От чего это могло случиться?

— От чего? От всего. От жары, от страха… там такое иногда примерещится. Или от ветра — как задует, так кажется, в мозгах песка насыпано.

— Вы можете себе представить, чтобы с вами случилось то же, что с ним?

Солдат мрачно усмехнулся:

— Не хотел бы я этого.

— Я тоже. Но вы можете это представить?

Последовала довольно долгая пауза.

— Могу, наверное… В Афгане бывало всякое.

Александру Петровичу не хотелось, чтобы заседание завершилось именно этими словами. Он решил не упускать инициативу:

— Как вы думаете, мог ли Серов совершить то, в чем его обвиняют? Уже здесь, в городе?

— Нет, не мог.

— Почему вы так считаете?

— Это было бы крупной ошибкой. А Серый ошибок не делал.

— У меня все. — Адвокат удовлетворенно потер руки: лучшей реплики для финала заседания нельзя было придумать.

Третий день слушания был во всех отношениях необычный. В коридорах суда толпились люди, которым не нашлось места в зале. Такого обилия фоторепортеров и съемочных групп это мрачное серое здание еще не видало.

Почти весь день был посвящен камню. По сути дела, шел суд над подозреваемым в убийстве рубином, причем в роли защитника выступал прокурор, а обвинителя — адвокат Самойлов со товарищи.

Александр Петрович начал с допроса подсудимого, его жены и директора ювелирного магазина, которому Серов показывал камень.

Затем был вызван военный переводчик, успевший с тех пор демобилизоваться. Он дословно воспроизвел тогдашний разговор с сержантом и нелепую фразу на пушту — «он убивает ночью».

Адвокат уже привык к тому, что афганцы до сих пор помнят каждую мелочь тех времен, но на всякий случай спросил:

— Почему вы так хорошо запомнили все это?

— Потому что он спрашивал не просто от скуки или там из любознательности. У него был серьезный интерес.

— Откуда вы могли это знать? — вмешался прокурор.

— Такие вещи чувствуешь сразу. — Переводчик на секунду задумался. — Дело было в пути, по дороге в Шахджуй. В бэ-тэ-эре. Сержант сидел впереди, на месте стрелка. Я был со всеми, внизу. Там и пыли больше, жара, духотища. А он вдруг, вроде случайно, подсел ко мне. Значит, был интерес.

Затем Александр Петрович вывел на поле боя тяжелую артиллерию. В качестве свидетеля и эксперта выступил профессор Горн, и сразу за ним — физиолог, соавтор Горна по экспертизе.

Судье льстило присутствие знаменитостей. Он приосанился, перестал горбиться и даже оставил привычку, слушая говорящего, непрерывно жевать губами.

Ученых почтительно выслушали, задали корректные вопросы, и заключение экспертизы было приобщено к делу.

Далее суду был предъявлен рубин, подозреваемый в убийстве. Публика млела от восторга: мало того что этот камень сиял ярче всего сущего, мало того что он стоил немыслимо дорого и приехал в суд на специальном броневике — он явился в ореоле зловещей таинственной репутации. Начиная с этого момента все видеокамеры работали без передышки.

Едва аудитория успела оправиться от впечатления, вызванного рубином, ее ждало новое потрясение. Профессор Горн обещал сюрприз и сдержал свое слово. Когда адвокат заявил, что в качестве свидетеля приглашает господина Косамби, в зале явственно послышался чей-то стон. Из комнаты свидетелей вышел индус — элегантный, с вежливой холодноватой улыбкой, в европейском костюме и галстуке, но с национальным белоснежным тюрбаном на голове, — ну прямо вылитый раджа из приключенческого фильма. Он говорил по-английски, и Горн выступал в роли переводчика.

— Назовите пожалуйста ваше имя и род занятий, — попросил адвокат.

— Доктор Косамби, хранитель Национального музея в Мадрасе.

— Что вам известно о камнях-убийцах?

— Достаточно много. Они появились в Индии в шестнадцатом веке. Это крупные камни красного цвета, рубины и некоторые разновидности граната. Способы подготовки камней-убийц держались в строгой тайне и давно забыты. Одним из элементов этой подготовки была достаточно сложная тончайшая асимметрия огранки.

— Известны ли вам конкретные случаи убийства камнями людей?

— Известны. В моем городе Мадрасе примерно сто лет назад с помощью такого камня был убит английский полковник. Камень ему принес вечером бой-посыльный якобы из ювелирного магазина.

Прокурор демонстративно отвернулся и сделал пренебрежительный жест рукой: вот, мол, еще и колониальные россказни.

— Случалось ли вам лично быть свидетелем подобных трагедий?

Все присутствующие, включая обвинителя, непроизвольно подались вперед.