Песнь крови

– А вы другого мнения?

Макрил поставил башмаки сушиться к огню.

– Я охотник. Следы и знаки, запахи и звуки, и огонь в крови, что вспыхивает, когда убиваешь добычу. Вот моя Вера. А твоя какая, а, парень?

Ваэлин пожал плечами. Он подозревал, что в нарочитой откровенности Макрила таится ловушка, что охотник заманивает его в сети, вынуждая признаться в том, о чем лучше бы помолчать.

– Я следую Вере, – ответил он, стараясь говорить как можно убедительнее. – Я брат Шестого ордена.

– В ордене братьев много, и все они разные, и все ищут свой путь в Вере. Не обманывай себя тем, будто орден состоит из праведников, которые каждую свободную минуту только и делают, что пресмыкаются перед Ушедшими. Мы солдаты, малый. Солдатская жизнь тяжела, удовольствий в ней немного, а страданий предостаточно.

– Аспект говорит, что есть разница между солдатом и воином. Солдат сражается за деньги или из преданности. А мы сражаемся за Веру, и война – наш способ оказывать почести Ушедшим.

Лицо Макрила помрачнело, в желтом свете пламени оно выглядело угловатой, волосатой маской, и взгляд его был отстраненным, погруженным в невеселые воспоминания.

– Война? Война – это кровь, дерьмо и люди, обезумевшие от боли, которые зовут маму, истекая кровью. Никаких почестей в том нет, малый.

Он перевел взгляд, посмотрел в глаза Ваэлину.

– Вот увидишь, злосчастный щенок. Ты увидишь это все своими глазами.

Ваэлину вдруг сделалось не по себе. Он подбросил в огонь еще одно полено.

– Почему вы охотились за той девушкой?

– Она отрицательница. И к тому же из самых гнусных отрицателей, ибо ей дана сила искажать души праведников.

Он коротко, иронически хохотнул.

– Так что, думаю, если она повстречается со мной, мне-то ничего не грозит.

– Что же это за сила такая?

Макрил пощупал мясо пальцами и принялся есть, откусывая небольшие кусочки и старательно их разжевывая прежде, чем проглотить. Это были отработанные и механические действия человека, который не вкушает пищу, а просто поглощает ее, как топливо.

– Это мрачная история, малый, – сказал он между двумя кусками. – Как бы тебе кошмары сниться не начали.

– Кошмары мне уже снятся.

Макрил приподнял лохматую бровь, но ничего по этому поводу не сказал. Вместо этого он доел мясо, порылся в мешке и выудил маленькую кожаную фляжку.

– «Братний друг», – пояснил он, отхлебнув глоток. – Кумбраэльское бренди, смешанное с красноцветом. Не дает потухнуть пламени у тебя в животе, пока ты дежуришь на стене на северной границе, ожидая, когда дикари-лонаки перережут тебе глотку.

Он протянул фляжку Ваэлину. Тот покачал головой. Спиртное братьям не воспрещалось, но наиболее Верные мастера смотрели на это косо. Некоторые утверждали, что все, что затмевает разум, стоит на пути Веры, что чем меньше человек помнит о своей жизни, тем меньше он сможет взять с собой Вовне. Очевидно, брат Макрил этого мнения не разделял.

– Так ты, значит, хочешь знать про ведьму.

Он расслабился, привалился спиной к скале, время от времени прихлебывая из фляжки.

– Ну так вот, рассказывают, что ее арестовали по приказу совета, по доносу о деяниях Неверных. Обычно подобные людишки несут полную чушь. О том, что они, якобы, слышали голоса Извне, не принадлежащие Ушедшим, о том, что они будто бы умеют исцелять болящих, говорить со зверями и так далее. В основном это просто перепуганные крестьяне, которые обвиняют друг друга в своих бедах. Но иной раз попадаются и такие, как она.

У них в деревне вышла нехорошая история. Они с отцом были чужаками, из Ренфаэля. Держались особняком, он зарабатывал на пропитание писцом. Местный землевладелец потребовал от него подделать какие-то бумаги, что-то по поводу прав наследства на какое-то там пастбище. Писец отказался. Несколько дней спустя его нашли с топором в спине. Землевладелец был родственником местного судьи, так что дело замяли. А два дня спустя он пришел в местный трактир, покаялся в совершенном преступлении и перерезал себе глотку от уха до уха.

– И в этом обвинили ее?

– Судя по всему, их видели вместе в тот же день, и это выглядело странно, потому что они друг друга терпеть не могли еще до того, как этот ублюдок прикончил ее отца. Говорят, она к нему прикоснулась, этак хлопнула по руке. То, что она немая, да еще и из пришлых, усугубило дело. Ну и то, что она чересчур хорошенькая и больно умная, ей тоже на пользу не пошло. В деревне всегда говорили, что с ней что-то нечисто, какая-то она не такая. Но в деревне всегда так говорят.

– И вы ее арестовали?

– О нет! Мы с Тендрисом охотимся только на тех, которые убегают. Братья из Второго ордена обыскали дом и нашли доказательства отрицательской деятельности. Запретные книги, изображения богов, травы, свечки, ну, все как обычно. Оказалось, они с отцом были приверженцами Солнца и Луны – мелкой секты. Секта довольно безобидная, они не пытаются обращать в свою ересь посторонних, и все же отрицатель есть отрицатель. Ее забрали в Черную Твердыню. На следующую ночь она бежала.

– Бежала? Из Черной Твердыни?

Ваэлин заподозрил, что Макрил над ним издевается. Черная Твердыня была приземистая, уродливая крепость в центре столицы. Ее камни были пропитаны сажей расположенных по соседству плавилен. Она славилась как место, куда люди уходят и не возвращаются – разве только затем, чтобы взойти на эшафот. Если человек вдруг пропадал и соседям становилось известно, что его забрали в Черную Твердыню, они переставали обсуждать, когда он вернется, – на самом деле о нем просто переставали говорить. Бежать оттуда никогда никому не удавалось.

– Да как же такое может быть? – удивился Ваэлин.

Макрил как следует отхлебнул из фляжки, прежде чем продолжил:

– Ты никогда не слышал о брате Шасте?

Ваэлин припомнил несколько наиболее жутких историй про войну, рассказанных мальчишками постарше.

– Шаста-Топор?

– Он самый. Легенда ордена, здоровенный громила, ручищи как стволы, кулачищи как окорока, говорят, он убил больше сотни человек, прежде чем его отправили служить в Черную Твердыню. Вот уж был герой так герой… и самый тупой мудак, какого я видел в своей жизни. И злобный вдобавок, особенно как напьется. Вот его-то и приставили к ней тюремщиком.

– А я слышал, что он был великий воин, который много сделал для ордена, – заметил Ваэлин.

Макрил фыркнул.

– Орден держит в Черной Твердыне свои реликвии, малый. Тех, кто сумел выжить в течение пятнадцати лет, но при этом слишком глуп или чересчур безумен, чтобы сделаться мастером или командором, посылают в крепость, стеречь еретиков, даже если они для этого совершенно не годятся. Я навидался подобных Шаст: здоровенных, уродливых, грубых идиотов, у которых в голове нет ни единой мысли, кроме как о следующей битве или следующей кружке эля. Обычно они на свете долго не заживаются, так что возиться с ними не приходится, но, если они достаточно большие и сильные, они зависают в воздухе, как дурной запах. Вот и Шаста завис достаточно долго, чтобы его отправили в Черную Твердыню, помоги нам Вера.

– И что, – осторожно поинтересовался Ваэлин, – этот олух забыл запереть ее камеру, она взяла и ушла?

Макрил расхохотался. Смех у него был резкий и неприятный.

– Да нет, не совсем так. Он вручил ей ключи от главных ворот, снял свой топор со стены своей каморки и принялся убивать прочих братьев, что стояли на карауле. Успел зарубить десятерых, прежде чем один из лучников всадил в него достаточно стрел, чтобы умерить его прыть. И даже после этого он убил еще двоих, прежде чем ему выпустили кишки. Странно то, что умер он с улыбкой на устах, и перед смертью сказал нечто вроде: «Она ко мне прикоснулась!»

Ваэлин осознал, что его пальцы теребят тонкую ткань Селлиного платка.

– Она прикоснулась к нему? – переспросил он. Перед глазами у него стояли каштановые кудри и тонкое личико.

Макрил снова как следует отхлебнул из фляжки.

– Так говорят. Не знал природы ее Темного наваждения, ясно? Если она коснется тебя – ты ее навеки.