Шарада (ЛП)

Он нарушил мои планы на сказку. На то, чтобы притворяться девочкой, которой я не была, живущей с мамой.

Кольт стонет.

— Давай просто разберемся. Мне нужно знать, чего ты ждешь от меня, и сколько я получу за это.

Я предлагаю ему несколько сотен долларов, на которые он соглашается. Я удивлена, что он не попросил больше. Мы решаем, как часто нужно, чтобы его видели со мной, и вся-кие другие вещи, которые я жду от него (только открытые проявления чувств, цветы и про-чие мелочи).

— Мы же не хотим, чтобы эти отношения длились слишком долго, потому что я, на-верно, сойду с ума. Думаю, три недели, и я брошу тебя.

Я подмигиваю ему.

— Тебя волнует, что люди посчитают «слишком долгим». Мне наплевать, кто кого бросит, поэтому две недели максимум.

— Отлично, — я стискиваю зубы. Я начинаю удивляться, а стоит ли эта затея того. — И дело не в том, что меня волнует, что люди подумают, будто…

— Будто что? Не сможешь выдержать пятен на своей репутации? Привыкла быть на вершине мира в средней школе, а сейчас понимаешь, что ничего из этого не имеет значе-ния? Не сможешь выдержать того, что твоя жизнь может быть не идеальной? Думаешь, ты слишком хороша…

Внезапно его слова становятся невыносимыми. Не знаю, то ли потому что в моей жизни беспорядок, то ли из-за алкоголя или чего-то еще, но я не могу держать рот закры-тым:

— Ты ничего обо мне не знаешь, поэтому перестань делать вид, что это так! Я не иде-альная и никогда ею не была! Я была обычной маленькой девочкой с вечно отсутствующей матерью, которая предпочитала ходить на вечеринки, чем заботиться обо мне. А потом од-нажды она бросила меня у моих дяди с тетей и больше не возвращалась. Думай, что хочешь обо мне, но теперь ты знаешь, что для меня ничего идеального не было. Это все большая ложь!

У меня начинает сдавливать грудь. Трудно дышать. В голове стучит, меня снова на-крывает головокружение, за исключением того, что это больше, чем просто опьянение. Пальцы сжимаются в кулаки, и я не могу это остановить. Блин. У меня не может произойти паническая атака прямо перед ним. Я не могу быть настолько слабой. Не после того, как ме-ня буквально словесно вырвало на него. Зачем я все это сказала?

Я вылетаю из машины и захлопываю за собой дверцу. Я слышу, как хлопает вторая, но звук почти похож на эхо. Пожалуйста, не позволяй ему следовать за мной. Пожалуйста, не позволяй, чтобы кто-нибудь еще вышел.

Почему я не могу взять себя в руки?

— Шайен, — кричит он мне вслед, но я продолжаю идти. Я направляюсь прямо по улице, не разбирая, куда иду, но мне нужно убираться отсюда, пока я не потеряла над собой контроль.

— Шайен. Притормози.

— Оставь меня в покое, — умудряюсь я сказать, но все еще иду. Я не позволю ему уви-деть меня такой.

— Хорошо, тогда я скажу, пока мы идем… Ну и что? Ну и что с того, что твоя мама бросила тебя?

Эти слова заставляют меня остановиться как вкопанную. Внезапно мне становится все равно, могу ли я дышать. Я резко поворачиваюсь к нему лицом.

— Ну и что? Ты — настоящий придурок! — Я кладу ему руки на грудь и толкаю. Силь-но. — Я передумала. Я не буду этого делать с тобой.

Я слышу, как он бормочет «черт», но мне все равно. Хватит этих игр с ним. Я отсту-паю на два шага назад, когда он снова говорит:

— У меня умирает мама. Я наблюдаю за этим каждый чертов день. Я вижу, как она все больше и больше увядает, зная, что очень скоро ее не станет.

Я хочу двигаться… продолжить идти дальше, но не могу. Он будто открылся передо мной. Весь гнев и дерзость из его голоса вытеснила боль.

Я не могу заставить себя повернуться к нему лицом, но все же говорю:

— И ты разбираешься с этим, становясь засранцем. Я же делаю это по-своему. Одно не лучше другого.

— А ты что делаешь? Разбираешься, пытаясь доказать, что никто не может бросить тебя? Что ты всегда будешь двигаться дальше и что ты лучше их?

Какая-то часть меня хочет закрыться. Отрицать все, что он говорит, потому что он так быстро и точно видит, какая я на самом деле. И я не знаю, как к этому относиться.

Наконец, я заставляю себя обернуться. Мы стоим на улице близко друг к другу, в са-мом дальнем конце парковки. Над нами горит свет, но ночь по-прежнему темная. Ощуще-ние, будто алкоголь испарился из всего моего тела. И беспокойство тоже. Сейчас я не особо ощущаю его внутри.

— Как и ты, который пытается не показывать эмоций. Ты ничего не чувствуешь. Будто ненавидишь весь мир.

Так странно говорить с ним о внешних проявлениях. С парнем, которого я не знаю… и, на самом деле, который мне не нравится, но все же я позволяю ему увидеть себя безза-щитной — все те темные скрытые уголки внутри меня, которые я никогда никому не пока-зывала раньше.

— Ты расскажешь?

Я стараюсь смотреть ему в глаза.

— Нет. Это твое дело, а не мое, — вздыхает Кольт. — Со мной нелегко поладить. Ты просишь о чертовски долгих двух неделях, Принцесса.

— Со мной тоже не просто поладить, и я сказала тебе, что я не твоя принцесса.

— Мне нужны деньги.

— А мне нужно… это.

Нужно сохранить лицо. Показать, что я могу двигаться дальше.

Он качает головой и трет левую руку другой рукой. Ту, которая в татуировках.

А потом он делает нечто странное. Кольт широко улыбается. Я уверена, что улыбка фальшивая, и, возможно, именно ее он использует, чтобы затащить девчонок в постель, но она настолько здесь неуместна, что я ничего не могу поделать, как рассматривать ее.

— Тогда пошли, милая. Каким парнем я буду, если не удостоверюсь, что моя девушка добралась до своей комнаты в целости и сохранности?

Глава 8

Кольт

Я чувствую себя таким придурком, хотя обычно не беспокоюсь о таком. Есть вещи по-важнее, о которых стоит подумать, чем оскорбить чьи—то нежные чувства. Но когда эта девчонка призналась, с чем она столкнулась из-за мамы, я почувствовал себя дерьмом, как, в прочем, и всегда.

И до сих пор чувствую себя дерьмом.

Но я все еще не могу поверить, что делаю это. И меня это злит. Что после того, как мама всю жизнь пыталась заботиться обо всех, она должна умереть и все еще беспокоиться о том, как ей оплатить аренду.

И вот я практически продаю себя, заключив временное перемирие с этой девчонкой и притворяясь ее парнем. Я издаю смешок.

— Что? — спрашивает она.

— Я просто подумал об этой чертовой игре в шарады, которую мы затеваем.

Она игнорирует мой ответ и спрашивает:

— Кто такая Деена? Я не могу этого сделать, если у тебя кто-то есть.

— У меня никого нет. На тот случай, если ты не заметила, то я не отношусь к тому ти-пу парней, с которыми строят отношения. Мы встречались. И встречаемся, когда хотим, но ни один из нас не хочет ничего серьезного. Никаких привязанностей.

— С ней будут проблемы?

Я мотаю головой, хотя она и не смотрит на меня.

— Нет, но я расскажу ей всю ситуацию…

— Нет! Ты не можешь никому рассказывать…

— Что я продаю себя тебе?

— Уф. Нет. Это все не по-настоящему. Между нами, на самом деле, ничего не про-изойдет, — она говорит это с усмешкой.

— Поверь мне. Я тебя тоже не хочу. Ты требуешь слишком тщательного ухода.

— Это не так!

— И я не пойду с тобой туда. Я вымотан, зол и устал от ссор. Давай я просто заведу те-бя внутрь и уйду.

Это будут две чертовски длинные недели.

— Хорошо. Как скажешь.

Мы поднимаемся в здание, и я открываю ей дверь. Она вскидывает голову в мою сто-рону, но потом встряхивает ею.

— Что? Думаешь, что я чертов неандерталец, который не знает, как вести себя с де-вушкой?

— Нет. У неандертальца рот получше, чем у тебя.

У меня с губ срывается смех, удивляя меня самого. Я даже не помню, когда в послед-ний раз смеялся, и это меня настораживает. Внезапно мне хочется сделать то же самое с ней. Посмотрим, что она почувствует, стоя на краю этого обрыва.

Я поворачиваюсь к ней лицом, делаю несколько шагов по направлению к Шайен, а не к двери. Она отходит назад, а я двигаюсь вперед. Когда она упирается в стену, я продолжаю идти. Обе мои руки оказываются на стене, с каждой стороны от ее головы. Она быстро взды-хает, и я немного колеблюсь прежде, чем взять себя в руки. Ближе… Я наклоняюсь ближе, пока мои губы не оказываются прямо возле ее уха. От нее пахнет алкоголем, но в то же вре-мя какими—то духами.